© Объедкова И.

* * *

Пролог

Сентябрь, 1670 год,

в 130 верстах от крепости Самара

Груженая свежим сеном телега медленно вкатилась во двор. Лошадь сделала несколько шагов по направлению к центру обнесенной частоколом площадки, остановилась, и устало вздохнула. За повозкой тут же затворились ворота, отделив возницу, кобылу и их поклажу от остального мира.

Кучер потрепал усталое животное по загривку, аккуратно оглянулся, не наблюдает ли кто и направился к человеку, закрывавшему на тяжелый засов деревянные створки ворот.

Пару минут спустя, не говоря ни слова, они вернулись к телеге. Возница чуть разгреб сено, открыв угол сундука, взглянул на собеседника, провел рукой по жухлой траве, скрывая схрон.

До людей далеко, крупная крепость Самара, и того дальше, но даже у птиц есть глаза, поэтому осторожность не помешает.

– Сена много в этом году, – произнес возница, глядя вдаль.

– Большой урожай, – ответствовал ему второй. – Да не год на год не приходится. Сохранить надо.

– Притомилась моя коняшка, – сазу все уразумев, ответил мужичок, облаченный в лапти, простую рубаху, да порты, под которыми, впрочем, опытный глаз, мог разглядеть закрепленный на икре нож в ножнах. – Долгой дороги не перенесет.

– Поменять не проблема. Путь и впрямь не близкий.

Спустя полчаса из ворот выдвинулась телега, запряженная свежей лошадью. Двое шли по обе стороны от нее, но пройдя с полверсты, один остановился и произнес:

– Дальше одному тебе путь держать, Ромашка.

– Справимся, – кивнул тот.

– На себя возьми то, что в сундуке. Заслужил. Чую, не все гладко впереди. Если что случится, подспорьем тебе станет. Да укрой хорошенько.

– Сделаю.

– Ну, прощай, да в оба смотри. Впрочем, не мне тебя учить.

Собеседники взглянули друг на друга и отправились каждый своей дорогой.

Лошадь с возницей последовала дальше, на восход, увозя с собой сундуки, скрытые от любопытных глаз сеном. Под замками лежали настоящие сокровища – монеты из драгоценных металлов, украшения, по большей части с каменьями, серебряная утварь – все то, что люди могли или пожелали дать, поддерживая армию Степана. Атамана Степана Разина.

Ромашка Тимофеев правильно понял командира: полученное надобно спрятать. Да получше. Впрочем, не впервой. Они оставляли сундуки в тайниках не единожды, соображая, что бывают не только взлеты, но и падения и надобно подготовиться на случай, если деньги понадобятся срочно.

Случись необходимость в новом оружии или людях, тут-то содержимое телеги и пригодится. Спрятать надобно хорошо, чтобы никто не смог найти, а если и нашел намеренно или случайно, взять не смог.

Ромашка решил отправиться к отрогам Уральских гор, к реке, чтобы иметь возможность забрать схрон не только по суше, но и по воде. Место на излучине Волги в Жигулевских горах, недалеко от крепости Самара казалось ему идеальным, но далековато и один тайник там уже есть.

Отведя кобылу чуть дальше, он решил передохнуть, и забрался в телегу сам. Звездная, темная августовская ночь, уступала место солнцу. Впереди замаячил рассвет, окрашивая небо в красный, а потом и в розовый цвет. Небо заголубело и отодвинуло темное покрывало, полное мерцающих точек.

По обе стороны дороги простирались равнины, полные травы, и Ромашка решил дать лошади немного подкрепиться. Выбрав место рядом с озерцом, он остановил телегу и съехал с дороги. Не распрягая, подвел животное напиться, а потом нашел местечко с травой посочнее. Присев рядом, он достал из-за пазухи краюху хлеба, луковицу и с удовольствием поел.

Спустя час телега продолжила путь. Встречных почти не попадалось. Места были глухие, да и не удивляли никого ни телега с сеном, ни их хозяин, одетый в серые суконные штаны и рубаху, с опояской на талии.

Вечерело, равнина сменилась горами, а атаман все никак не решался остановиться. Не спокойна была душа, а он привык ей доверять.

Нужно проехать еще больше. Оставить укрытое под сеном так, чтобы и в случае отступления из Уфы было, где получить поддержку.

Он всматривался в отроги гор, но сердце его молчало. «Нет, не здесь», – говорил он сам себе. И лошадь продолжала путь.

Солнце садилось. Атаман чувствовал, что впереди поселение, а не просто пара домов – встречных стало больше.

Что-то такое он слышал о людях, живущих у места впадения реки Мочегай в реку Бугурусланку. Еще верст двадцать-тридцать, и он окажется у кого-то на пороге, тогда придется придумывать историю и объяснять, кто он и куда направляется с телегой, полной сена.

Но тут на одной из гор блеснул луч, Ромашка кивнул сам себе и свернул с дороги. Горы были не слишком высокими, но это не имело значения. Подойдя ближе, он остановил лошадь и стал ждать. Смеркалось. Подул прохладный ветерок. Вдалеке, с горы спустилось стадо коров, подгоняемое нетерпеливым пастухом, и пропало из виду. Земля успокаивалась и готовилась ко сну.

Атаман ждал. Сверкнув последним лучом, скрылось солнце, затихли звуки вокруг. И даже лошадь задремала, утомленная долгой дорогой.

Ромашка оглядел уснувшую землю, произнес несколько только ему известных слов и достал припасенные травки.

А потом взялся за лопату. Горная порода стала мягкой как пух и работа спорилась. Выкопав через час довольно большую пещеру, он взял сундуки и по одному перетащил внутрь. Как только он закончил, порода засыпала его работу, укрыв сокровища, словно их и не было.

Атаман соорудил небольшой костер, зажег его, и как только тот разгорелся, кинул пучок трав. Над телегой поплыл дурманящий аромат, тут же потерявшийся в ночном тумане.

Ромашка все шептал и шептал слова, призывая природу помочь ему и спрятать драгоценности, открывая только одному человеку, тому, кто сейчас свершал свой мистический ритуал.

И когда последний уголек догорел, трава тут же скрыла все следы огня ровным цветочным ковром.

Взяв лошадь под уздцы, он вывел телегу на дорогу. И только звезды и луна светили ему.

Спустя несколько часов за его спиной замаячил рассвет, но атаман даже не обернулся, следуя своим путем.

Дело было сделано. Отныне, если кто-то подойдет к этому месту он будет одурманен ароматом костра, сам того не понимая и не ощущая никаких посторонних запахов. И не ведая почему, захочет отойти подальше, решив, что ничего интересного поблизости нет.

Заговор сильный, с течением лет его мощь не ослабеет. Может статься, что за кладом получится вернуться не скоро.

А время необходимо. Не получалось взять Симбирск, хоть и засевшие в деревянной крепости люди были немногочисленны, не давался город казакам. Уже сдались Карсун, Инсар, Саранск, Пенза, Нижний и Верхний Ломов, Алатырь, Темников, Курмыш, Ядрин, Василь и Козьмодемьянск. Нижегородцы писали, приглашали атамана, обещая город отдать и государевых людей оттуда выбить. Да уже не один раз, дважды. А Симбирск все стоял.

Степан, после удачного похода не распустил войско, как это делали другие атаманы, а стал набирать голытьбу, расплодившуюся в казачьих станицах зимой. Уже студеной порой слухи ползли по низовским городам, но знания эти не помогли державшим крепости, города переходили к казакам один за другим. Весть о триумфальном шествии Разина обгоняла его армию, и городские низы поднимали восстания прежде, чем под крепостями появлялся атаман.

Так получилось и в Самаре. Тридцать первого мая 1670 года первые отряды появились около поселения. Крепость с обветшалыми деревянными стенами, обнесенная высоким частоколом со сторожевыми башнями по углам, со скудными боеприпасами, не привыкла держать оборону.

Редкие набеги калмыков и башкир отбивались успешно, а о другом и подумать никто не мог.

Воеводой был стольник Иван Алфимов, назначенный шестого сентября 1669 года и сменивший на посту князя Алексея Щербатова, правившего с осени 1668 года и переведенного на повышение в Казань. Городничим – Петр Щеглов, сменивший летом 1670 года самарского дворянина Бориса Порецкого.

Воеводе подчинялись около ста конных и двести пеших стрельцов, а также несколько пушкарей. Под стенами крепости находились посадские и крестьянские дворы, торговые лавки и базар. Захватив слободу, казаки начали штурм крепости. Были сожжены две сторожевые башни, но прорваться внутрь не смогли, и отступили вниз по Волге.

Но ничего, набрали людей и с новыми силами двинулись на укрепление. А тем временем настроения в Самаре переменились и когда отряды подошли к стенам форта и начали штурм, жители крепости подняли восстание, открыли ворота и встретили их как дорогих гостей – хлебом-солью и колокольным звоном.

Самарский воевода Алфимов, несколько дворян и подьячих были схвачены и «посажены в воду» – утоплены. На сторону восставших вместе со своими отрядами перешли также оба стрелецких сотника – Михаил Хомутов и Алексей Торшилов. Уже через день крепостью стал управлять местный посадский житель Игнат Говорухин, а военными силами – выборный атаман Иван Константинов, которые объявили всем вольную и освободили население от податей.

За неделю до Самары пал Саратов. Следующим должен был стать Симбирск. Потом Казань и Нижний Новгород.

Но Симбирск никак не желал сдаваться. А тут и жители завоеванных городов вдруг решение свое под Степана идти переменили. Когда рядом с крепостными самарскими стенами появилось нескольких легких стругов с израненными разинскими казаками и окровавленным, хромающим Степаном Тимофеичем, потерпевшими поражение под Симбирском четвертого октября, горожане закрыли ворота и никого не пустили. Испугались, объяснений не слушали, все ждали, река воевод царских принесет, и не сносить никому голов, кто за казаков встанет.

Не стал Разин уговаривать, казаки люди гордые. Посад разграбили, да ушли вниз по Волге к Сосновому острову.

Ромашка в здешних местах тоже недолго пробыл. После поражения под Симбирском вместе со своими казаками отошел вниз по Волге в Надеинское Усолье – монастырское владение на северо-западе Самарской Луки с крупными соляными промыслами.

Но клады свои забрать не сумел, не до этого было. Ничего. Надежно спрятаны. Потом, когда все утихнет, вернется и все возьмет. Торопиться не следует, жизнь впереди.

А тут и слух прошел, что царские шпионы в крепость Самара собрались, проверить численность бунтовщиков, да настроения людские выведать. Недоволен де царь Алексей Михайлович, что налоги не платят, крепости из-под его начала уходят. А раньше думать надо было, стараться жизнь простому люду улучшить, а не только о себе печалиться, да царские подвалы деньгами набивать. От хорошей жизни да умелого начальника ни один народ не сбежит. Не было недовольных, разве б кто Степану Тимофеевичу поверил?