Цитаты из книг автора «Ирина Роднина»

Чем выше ты поднимаешься в спортивной карьере, тем больше места в жизни у тебя занимает спорт… Теперь ты уже не просто физически крепкий человек, у тебя отныне и сильный характер.

Дворец Ирины Родниной» Идея строительства Центра фигурного катания и школы Ирины Родниной принадлежит нам с Оксаной. Как возникла эта мысль? Году в девяносто шестом приехала в Лос-Анджелес делегация правительства Москвы. Тогда я в первый раз встретилась с Лужковым и префектом Центрального округа Музыкантским. Неожиданно через два дня часть делегации решила навестить меня в Лейк-Аэрохетт. Звонят, спрашивают: как до тебя добраться? Я объяснила. Водитель у них оказался местный, они сразу и приехали. Музыкантский и еще несколько человек. Приехали, внимательно осмотрели Центр, сказали: «Что, мы такое в Москве построить не можем?» С этого дня и началась многолетняя эпопея. Я всегда понимала, что в Америке жить не собираюсь, но домой хотелось вернуться с каким-нибудь делом. Когда мы с Оксаной познакомились и стали продолжать взаимоотношения, то, поскольку и ей там не особо жилось, мы гадали, считали, мечтали. Она написала массу проектов различных программ, с которыми хотела приехать. У меня в основном зрела идея создания спор

В любой программе есть два мертвых угла. И самое главное – в эти углы не забраться. Если туда попадешь, придется долго выбираться. То есть для зрителя, но прежде всего для судьи, это правый ближний и левый ближний углы. Арбитры не видят эти углы или им надо буквально выкручивать шеи. Причем получается так, что левый угол более или менее видят одни судьи, а правый – другие. Есть такое выражение, особенно по отношению к парному катанию: элемент смотрится, как на сцене. То есть в одну сторону смотрится хорошо, а в другую – в нем можно увидеть ошибки или какие-то некрасивые позы.

Умению дышать во время исполнения программы нас никто и никогда не учил. А это целая наука, и в ней есть свои специалисты. Не сомневаюсь, что большинство наших тренеров об этом не задумывались. Где, под какие шаги как надо дышать, как набирать скорость, как ее экономить, как, наоборот, выдавать по полной? В принципе с нами этим немножко занимался Жук, а дальше мы уже сами все разгадывали, потому что с возрастом приходит опыт.

Начало у Тарасовой. Судьба Жука На первой же тренировке мы в экстазе вдруг начали делать то, что до этого у нас не особенно получалось. А Татьяна сидела, молча смотрела. Рядом с ней сидел Игорь Александрович Кабанов, один из руководителей фигурного катания, отвечающий за танцы. Он пришел на тренировку проверить, как выглядят Моисеева с Миненковым, которые должны были через неделю улетать в Канаду на соревнования «Скейт Кэнэда». Помню, что Татьяна пришла на тренировку с дневником. Она решила по-серьезному относиться к нашим тренировкам и всё записывать, как это всегда делал ее отец. Первое время она очень старательно вела записи. Кстати, и Жук всегда работал только с дневником. Мы были приучены к ежедневным пометкам. То, что Жук писал во время тренировки, мы в обязательном порядке после того, как она заканчивалась, переписывали к себе. Первое время он всегда меня проверял, и мои дневники целы до сих пор. Кто бы видел эти тетрадочки с вырезанными числами, по месяцу, по неделе. Я не просто записывала, что мы делали и сколько мы сделали. Жук требовал, чтобы мы еще отмечали, как в тот момент себя чувствовали. Эти дневники мне невероятно помогли, когда мы стали работать у Тарасовой. Когда основная доля тренировочного процесса – не постановочного, а именно программы нагрузок, – легла прежде всего на наши плечи. Когда мы приехали забирать коньки, то Жука на катке не встретили. Каток ЦСКА для меня – родной дом, где я была «прописана» с шестидесятого года. У нас там были свои раздевалки: у мастеров хоккея – одна, у второго состава – другая, и были раздевалки для команд фигуристов. У каждого из нас, кто входил в команду, был свой ящичек. В раздевалке стояли всего два кресла. Одно считалось персонально моим. Позже, когда достроили маленький каток, достроили и раздевалки. И вот мы туда вошли уже чужими! Мы не уходили чужими, мы вошли чужими. Это, наверное, хуже развода. Прийти, забрать коньки, сложить их в сумку и уйти, как казалось, навсегда. В ЦСКА создали хорошую базу для тренировок фигуристов. Жук не любил ездить ни на какие сборы, да у клуба и лишних денег на поездки не было. А сейчас мы идем по родному дому чужими. Жуткое ощущение. Я впереди иду, позади меня Зайцев. Я же

Говорят, что дважды на одном и том же умные люди не прокалываются. В спорте я дважды никогда одну и ту же ошибку не повторяла. Но в жизни такое со мной происходило не раз.

Думаю, что если бы такой тренер получал зарплату не с группы, а с каждого ученика за каждые пятнадцать-двадцать минут персонального урока, плотность оказалась бы на порядок выше. Лед – дорогое удовольствие. Так как в Америке тренер работает в основном на льду, он не может контролировать, что человек делает в зале до льда. Поэтому вся работа перенесена на каток. Но здесь возникают как положительные, так и отрицательные моменты. Раз я не могу контролировать или мне не оплачивают то, что я с тобой занимаюсь до льда, то, чтобы вывести тебя на результат, приходится всю работу проделывать на катке. Всю скоростную и силовую работу, которую не только Жук – все наши тренеры проводят в зале. Как правило, я всю скоростно-силовую подготовку раскладываю предметно, а не рассматриваю ее как общефизическую. То есть я работаю исключительно на те группы мышц, которые мне необходимы для фигурного катания.

Мы с Зайцевым за год вместе с соревнованиями прокатывали произвольную программу раз десять – нам этого вполне хватало. Мы работали, как правило, с большими или меньшими отрезками программы, дозировали нагрузки. В Америке парники каждый день полностью отрабатывают всю программу. И оттого, что они повторяют ее каждый день, пропадает страх не сделать какой-то элемент. Вероятно, это правильная система. Но у нас, во-первых, льда в таком количестве, чтобы каждый день устраивать прокаты, не было, во-вторых, основным теоретиком парного катания считался Жук, все остальные брали с него пример. В парном катании тяжело катать программу, если не готовы элементы. Резко вырастает травматизм. Поэтому мы больше работаем над элементами.

Зато сколько времени у нас тратилось впустую! Там родители оплатили сорок пять минут льда, появляется ученик, и я с ним начинаю работать с первой минуты. На лед он уже должен выйти размятый. Или мы с ним договариваемся: первые пять минут делаем разминку. Потом у меня второй ученик, и третий, потому что и по двадцать минут может длиться урок. У нас пока ученик разомнется, пока то, пока се. Я однажды стояла в нашем дворце и думала: двадцать минут прошло, никто не готов к работе, а уже сорок долларов накапало…

Жук наделял своих учеников большой физической нагрузкой. За счет «физики» мы всех и побеждали. В парном катании такое возможно. В Америке больше работают над техникой и над самой программой, над качеством прокатов.