Цитаты из книги «Дура среднего возраста»

Сегодня никакого свидания не получилось. В офисе группы компаний «Галактика» производился обыск. Вооруженные до зубов господа в камуфляже и черных шапочках на всё лицо нагрянули, как это у них водится, перед концом рабочего дня и велели всем оставаться на местах. Фёдор только-то и успел позвонить Марине, когда у всех сотрудников отобрали телефоны. Теперь неизвестно, когда это всё закончится. Марина знала по опыту общения с клиентами компании «Михайлова и партнеры», что уж кого-кого, а программистов точно до конца обыска не отпустят, а обыск может продолжаться и до самого утра. Здание у «Галактики» немаленькое, целых пять этажей, на каждом этаже куча разных кабинетов, а в каждом кабинете рабочие столы и компьютеры. Пока везде залезешь, пока всё проверишь. Разумеется, обыск производится не столько для того, чтобы чего-то найти, а сколько для устрашения руководства и сотрудников. Устрашать же можно до бесконечности. Пока все не упадут, включая устрашальщиков. Опять же производственный процесс сорван. Пустячок, а органам почему-то приятно.

Ты, это, разбирайся, давай с этим говном быстрее, а то нам придется к тебе и вовсе переехать. Для твоей безопасности. – Так и переезжайте, давно ж зову, места всем хватит, – Любаша тяжело вздохнула. – Правда, если он нас в три шеи всех отсюда не выгонит.– Тогда ко мне на дачу переедем, – успокоил Сергей Сергеевич. – Там, конечно, места гораздо меньше, но в тесноте, да не в обиде.– Ага! Туда, если не полиция, так ваша жена всенепременно явится, и может получиться совсем некрасивая картина. Доказывай опять, кто кому кем приходится. Жена ж у вас не без вести пропавшая. – Нет, не пропавшая, но я решил разводиться, – сообщил Сергей Сергеевич и радостно улыбнулся. – Вернее это жена предложила, не хочет ничего общего иметь с уголовником, а я обрадовался. Так обрадовался, что забыл даже, что у меня полиция на хвосте.

Валентина тут же подхватила его куртку и строго сказала: – Стойте тут, сейчас тапки принесу.– У меня свои, – сообщил ей Комаров.– О-о-о! Вот это я понимаю! – Валентина улыбнулась еще шире и исчезла за дверями, скорее всего гардеробной комнаты, а Комаров достал из сумки тапки, надел их и последовал за Валентиной, держа в руках ботинки. Этим он, кажется, окончательно покорил сердце домработницы, или менеджера по дому, как её назвала Тарасова.Затем Валентина повела его, как она выразилась, в гостевое крыло, где они совместными усилиями выбрали ему подходящую комнату, смахивающую на уютный гостиничный номер. Далее Валентина показала ему тренажерный зал, сауну и бассейн, строго настрого велев выключать за собой свет и даром не жечь электричество. Комаров успокоил Валентину, выразив готовность, хоть сейчас внести предоплату и за электричество, и за питание, и за проживание. – Ну, это уж вы с хозяйкой, – сказала Валентина, потупившись, но Комаров понял, что его предложение пришлось ей по душе. Видать, если Любовь Владимировна Тарасова и грабила по ночам банки, то это получалось у нее не каждую ночь.

– Девушки, – сказала она, – вы хотели с нашим главным бухгалтером познакомиться. Она вас ждет. Поднимайтесь на лифте в приемную, я вас провожу. – Похоже, накаркала, – сказала Любаша, когда Марина изложила ей разговор. – Ну что ж, пойдем. Предчувствия явно не обманули старшего аудитора компании «Михайлова и партнеры». Это Марина поняла, как только зашла в кабинет главного бухгалтера группы компаний «Галактика». Перед ними с Любашей на фоне такой же стеклянной стены, как и в кабинете у директора, стояла настоящая мымра. Наверное, мымра – это всё-таки было слишком мягко сказано. Названия фурия или гарпия как-то больше подходили к хозяйке кабинета. Правда фурия в представлении Марины должна бы быть всё равно красивой. Красота свирепости не помеха. У этой же фурии вместо лица была практически козья морда. Но довольно свирепая, как и положено быть у фурии.

Ну, не Анне же домашним хозяйством заниматься! Она и без того устает, еле ноги с работы волочет. Анна работала искусствоведом в Русском музее. Комаров, разумеется, плохо понимал, каким таким особо тяжелым трудом там может заниматься искусствовед, который не водит экскурсии по залам, а сидит где-то в музейных запасниках. Не мумии же они там с места на место переносят?! Хотя, какие мумии в Русском музее?

Алик сообщил, что ему необходимо съездить кое-куда по делам и исчез вместе с машиной. Именно исчез, потому что к вечеру он не вернулся. Не вернулся он и к следующему утру. Перепуганная Любаша поставила на уши администрацию отеля и местную полицию. Финская полиция, в отличие от российской милиции, не стала отмахиваться от заявления о пропаже чьего-то мужа, ржать, многозначительно подмигивать и говорить, что товарищ проспится и появится. Финская полиция тяжело вздохнула и стала тревожно переговариваться по рации на своем, на финском, совершенно Любаше непонятном языке, а потом и вовсе включила мигалку и умчалась на розыски пропавшего. Не исключено, конечно, что на финском по рации как раз и обсуждалась вероятность именно того самого, мол товарищ загулял, проспится и сам объявится. Просто финские полицейские, в отличие от наших, морды имеют непроницаемые и эмоциям не подвержены. И с мигалкой они умчались в сторону обеденного перерыва, а не на поиски Алика Тарасова.

передвигались по планете словно ртуть

целовать её, скучать без неё. Выходит, это и есть любовь. Когда хорошо. Чего и тебе, деточка моя, от всей души желаю. Ищи свою любовь, не соглашайся на меньшее.»

не любовь и была, раз закончилась. По идее любовь не должна заканчиваться никогда. Потом я встретил Регину, и мне с ней было так удобно, так удобно, что ни в сказке сказать, ни пером описать. При этом я продолжал жить с твоей матерью, потому что это тоже было удобно. Она меня не беспокоила. И вот, наконец, я встретил Любашу. И мне стало неудобно жить с твоей матерью и встречаться с Региной. Мне стало хорошо вместе с Любашей. Только с ней. Видеть её каждый день, разговаривать с ней, спасть с ней вместе, держать за руку, обнимать

«Видишь ли, Лерочка, – Комаров представил, как честно объясняет дочери, происходящее, – жизнь штука сложная. На твоей матери я женился из большой и чистой любви, потому что был дурак и думал, что это она и есть – большая любовь. Потом большая любовь куда-то делась. Куда? Утонула в глупости твоей матери. Разве я не видел, что мать глупая? Нет, не видел, любовь меня ослепила. Тогда почему потом увидел? А черт его знает! Значит