Версии рождались одна за другой. По одной из них, она сбежала в тайгу от несчастной любви, по другой – от мужа, заставшего ее с любовником, а по третьей – она его застала. Тут «мамки» – дамы, в общем, незловредные – давали волю своей буйной фантазии. Жизнь на свежем деревенском воздухе, небогатая событиями, весьма подхлестывает воображение. Но все, как одна, сходились во мнении, что, несмотря на окутанное мраком прошлое, девушка держалась безупречно: слишком назойливых поклонников отшила сразу и бесповоротно, учителем оказалась толковым, от многочисленных поручений не отказывалась, то есть вела себя так, как и подобает молодой сельской учительнице, а не какой-то прожженной столичной штучке.

За эти годы у Лены сложились добрые отношения с коллективом школы и многими жителями поселка. Одевалась она скромно, и только зоркий глаз Фаины Сергеевны мог определить, что все ее неброские туалеты великолепного качества, стоят приличных денег и подобраны с безукоризненным вкусом.

Недавно Лена купила в лесхозе в рассрочку коттедж, и сразу же возник новый повод для разговоров: откуда у нее деньги и кого она позовет на новоселье, которое, если верить слухам, должно было состояться через неделю.

Не ведая, какие бури сотрясают красный диван, Лена поставила массивный кожаный портфель на край стола, который она делила с учительницей математики – Зоей Викторовной. На столе, как всегда, черт ногу сломит: тетрадки, классные журналы вперемешку с моделями геометрических фигур, линейками, циркулями и коробочками с цветными мелками… Лена отодвинула в сторону стопки тетрадей и обнаружила в завале журнал своего 10-го «Б» класса, открытый на странице с надписью «Математика».

Она взглянула на почти пустую колонку. Так и есть: в графе «Зачет» большинство оценок еще не проставлено, но напротив фамилии Страдымова, ее основной головной боли, в клеточке красуется жирная двойка. Очевидно, что-то послужило последней каплей, переполнившей чашу терпения Зои Викторовны. Математиком она была от бога. За уши никого никогда не тянула, но внушала ученикам прямо-таки фанатичную любовь к своему предмету. Несмотря на полноту, она летала по классу от парты к парте, от стола к доске и успевала за урок сделать столько, сколько молодой учитель вдалбливал своим подопечным за неделю.

При этом Зоя Викторовна никогда не заботилась о том, какое впечатление она производит на окружающих. По школе ходило предание, как она года четыре назад умудрилась не заметить присутствующую на ее уроке высокую комиссию из крайоно. И только когда ученики выполняли самостоятельную работу, она, проходя по рядам и выставляя оценки в раскрытые дневники, очень удивилась, обнаружив на последних партах несколько упитанных чиновниц с сурово поджатыми губами. В недоумении поглядев на них поверх очков, она величественно прошествовала к столу.

– Тетради на стол, домашнее задание на доске! – этими словами она закончила урок и собиралась удалиться в учительскую. Но не тут-то было! Комиссии, отсидевшей зады на неудобных школьных скамейках, не терпелось разогнать кровь. Конечно же, уважаемая Зоя Викторовна совершила уйму ошибок: не комментировала оценки, а просто выставила их в дневники, обозвала ученика олухом, не объявила об окончании урока… Зоя Викторовна молча выслушала замечания, потом взяла со стола пачку тетрадей и смачно хлопнула их о парту перед председателем комиссии.

– Методические упущения, педагогические отклонения… Через пятнадцать минут у меня урок, просмотрите эти работы. Будут замечания – приму к сведению, – сказала она и вышла из кабинета.

Остолбеневшие от такой наглости члены комиссии пытались возмущаться, но председатель своей властью приказал им замолчать и раздал всем тетради класса. Ровно через четверть часа выяснилось, что все ученики справились со сложнейшими заданиями практически без ошибок. Правда, многомудрый директор Киселев тактично умолчал о том, что на уроке, к счастью, отсутствовал ученик Страдымов, который вполне мог эти показатели подпортить. Но Страдымов покуривал в это время за школьным гаражом в компании таких же шалопаев-прогульщиков, и о тайной директорской хитрости так никогда и не узнал…

Илья Страдымов был, пожалуй, единственным учеником за всю долгую учительскую жизнь Зои Викторовны, который математику совершенно игнорировал, а десятый класс воспринимал как тренировочную отсидку перед заключением в места не столь отдаленные.

Его отцу было уже за шестьдесят, работал он плотником в лесхозе и с упорством, достойным лучшего применения, искал истину в вине, так что до младшенького, Ильи, руки у него никак не доходили. Впрочем, в свое время они не дошли и до старшего – Филиппа, отсидевшего не один срок за кражи и разбой…

Вот в эту семейку и предстояло идти Лене на разборки сегодня вечером. Поход был очередной данью завучу, которая всю работу с родителями представляла в виде бесконечного посещения квартир и безрезультатного выяснения отношений.

Низкий голос Зои Викторовны заставил Лену поднять голову.

– Господи, деточка, у вас поразительный талант наводить порядок!

Лена с удивлением воззрилась на стол: действительно, в тоске от предстоящих испытаний она незаметно для себя разобрала на столе все завалы.

В мгновение ока Зоя Викторовна водрузилась на самый широкий в учительской стул и свела на нет все усилия девушки. Она вновь разложила на столе классные журналы, а тетради сдвинула на Ленину половину. При этом она не переставала говорить:

– Вы знаете, Леночка, новый директор лесхоза – прямо Фигаро неуловимый. Говорят, очень видный из себя мужчина, но груб, как фельдфебель. – Зоя Викторовна перевела дух. – На днях такое наговорил Зинаиде, главному бухгалтеру, что она два часа проревела у себя в кабинете. Это с ее-то гонором! – И Зоя Викторовна окончательно забыла, зачем села за стол. – А вот Фаина Сергеевна, – она многозначительно кивнула в сторону химички, восседавшей на диване, – видела, как он вышвырнул из кабины Генку-тракториста. Мне, говорит, пьянь за рулем не нужна. Жена его, Татьяна, сегодня бегала за муженька просить, так он и ее отчитал, чтобы не унижалась.

Две молоденькие, маленькие, похожие на взъерошенных галчат учительницы начальных классов, Люба и Лариса, высунулись из-за пальмы и недоверчиво переглянулись.

– Это Генку-то?! Да он самый крутой мужик в поселке, а уж если выпьет, так и вообще с ним сладу нет. Участковый и то с Генкой не связывается!

Зоя Викторовна махнула рукой:

– Сравнили тоже! Новый директор покруче этого верзилы. Я тут видела, как он у конторы из машины выходил – в собственных ногах запутался. В шубе, унтах, настоящий медведь, да и рык у него медвежий… Что теперь будет? – Зоя Викторовна горестно покачала головой. – Василь Петрович, покойный, тоже был не сахар, всех в кулаке держал, а при этом, наверно, вообще век свободы не видать!

– Ну, вы, Зоя Викторовна, прямо на какой-то блатной жаргон переходите, – упрекнул ее Витя-Петя, учитель физкультуры Виктор Петрович Цыганков, подсевший под пальму к «2-Л-2», как он в шутку называл Любу и Ларису. Он обнял их за плечи и понизил голос: – Я вам, девушки-милашки, одно скажу: директор – мужик стоящий, за три недели, что здесь в поселке, все участки на вертолете облетел, некоторым так хвосты накрутил!.. А что? До сих пор винтом держат. – Физрук коротко хохотнул. – Жена у меня на поселковой АТС работает. Всего сказать, как вы понимаете, я не могу, – Витя-Петя многозначительно подмигнул Лене, – но егеря рассказывают: шибко мужик грамотный! Правда, въедливый, не приведи господь. В каждую щель залезет, все насквозь видит. Куда там Василию Петровичу. Тот только и знал, что кулаком по столу громыхать да блажить на весь поселок. – Слегка повозившись в кресле, Витя-Петя принял более удобное положение и продолжил: – А Зинка ревела не оттого, что он на нее рявкнул, а что не разглядел ее красоты, не обомлел и в объятия не бросился. Что вы, Зинаиду не знаете? Любит она хвостом покрутить перед начальством, а тут такой пассаж! – Витя-Петя подставил чашку под краник самовара, взял из вазочки общественную, купленную в складчину сушку и, дожидаясь, пока чашка наполнится кипятком, развалился в кресле.

– Теперь, девоньки, подходите поближе, скажу я вам главную новость, а то мне на вас, на корню засыхающих, смотреть дюже противно и обидно…

– Чем же мы вам так не угодили, Виктор Петрович? – ехидно спросила из своего угла любимая Ленина подруга, англичанка Верка Мухина, по мужу Шнайдер.

– Цыц, Верка, не о тебе речь. Ты у нас баба замужняя, и разговоры наши тебе слушать не положено.

Верка захохотала, но поближе придвинулась к Лене и неразлучным «2-Л-2».

– Сообщил мне тут один конфиденциальный источник, пожелавший остаться неизвестным, что он, – заговорщицки прошептал физрук, а многозначительный взгляд в небо подтвердил, кого он имел в виду, – в законном разводе, детей не имеет, так что ловите, девоньки, шанс удачи за хвост, да побыстрее! – Щипнув девчонок за бок, отчего они отчаянно взвизгнули и покраснели, веселый физрук скосил глаза в сторону дивана и погрозил учительницам пальцем: – Смотрите, больница к конторе ближе, чем школа, опередят вас врачихи, а то и сама Зинаида приберет его к рукам, она баба ушлая!

– Да он небось совсем старый. – Лариса скривила губы.

– Ничего себе старый! – едва не вскочила с красного дивана Фаина Сергеевна. Химичка хоть и далеко сидела, но события контролировала, а уши привычно держала топориком. – На вид ему не больше тридцати пяти, а может, и того меньше. Сегодня он нас с мужем до школы на своей машине подвез и, представьте, сделал мне комплимент. – Фаина торжествующе оглядела учительскую. Наконец-то она добилась своего: слушали ее все без исключения. Даже секретарша перестала печатать, а очумевшие от дурной писанины студенты подняли головы. С удовольствием отметив всеобщий интерес к своей особе, Фаина продолжала:

– Я, говорит, даже не подозревал, что встречу в поселке такую элегантную даму. – Она кокетливо взбила рукой пышные обесцвеченные волосы. – А потом подал мне руку, помог выйти из машины и проводил до самой школьной калитки.

– Да? – удивилась Любаша. – Ему б на вашем месте Елену Максимовну увидеть, вообще бы дара речи лишился.

Фаина Сергеевна издала какой-то квохчущий звук, побледнела и одарила молоденькую учительницу таким красноречивым взглядом, что всем стало ясно – девчонка по глупой оплошности нажила себе врага. Учителя, тактично пряча глаза, принялись за свои дела, секретарь застучала на машинке, и только Витя-Петя беззвучно трясся от смеха в своем кресле, накрывшись спортивной газетой.

– Ну, Любка, ну и отчебучила, теперь Фаина при удобном случае с потрохами тебя сожрет! – прошептал он.

Любаша только недоуменно пожала плечами и пристроилась к телефону, оттеснив от него Костю.

Зоя Викторовна тем временем захватила со стола конверты с экзаменационным материалом и устремилась в кабинет к завучу, оставив на столе еще больший беспорядок. Снова приниматься за бесполезную уборку у Лены не было никакого желания. Вспомнив, что по дороге в школу почтальон вручил ей письмо от отца, она достала его из портфеля и распечатала конверт…

Родители исправно писали ей по четко определенному графику: мама радовала семейными новостями в начале каждого месяца, а во второй его половине отец сухо информировал дочь о ее упущенных возможностях. За три года эта традиция ни разу не была нарушена, поэтому чтение отцовских писем Лена старалась всегда отложить на потом. Читать о том, к чему приведет ее прозябание в таежной глуши, – не слишком приятное занятие. Нельзя сказать, что она не любила отца и не считалась с его мнением, но ее скоропалительный отъезд разрушил все его надежды, и он до сих пор не мог забыть обиды, поэтому письма его были излишне колкими и язвительными. Только бабушка и младший брат, непутевый, по мнению его телевизионного начальства, авантюрист и экспериментатор Никита, радовали ее веселыми, остроумными и частенько хулиганскими письмами.

Лена повертела в руках конверт, все еще раздумывая – читать или не читать, но тут – о счастье! – прозвенел спасительный звонок, и письмо опять удобно устроилось в портфеле.

Под дикий торжествующий рев нескольких сот детских глоток, возвестивший окончание уроков, Лена выскочила в коридор: под шумок дежурные по классу могли смыться и предоставить ей сомнительное удовольствие вылавливать их по всему поселку.

Выяснив попутно отношения со школьной сторожихой, младшему чаду которой, шестикласснику Сережке, существу весьма противному и ленивому, грозил второй год, Лена вернулась в учительскую и увидела, что там необычно пусто. Елизавета Васильевна уткнулась в какую-то толстую книжку в пестрой обложке и, едва подняв голову, кивнула на дверь:

– На совещании все. Николай Кузьмич чуть не в обмороке прибежал из конторы. Сейчас в кабинете физики совещаются. Даже из дома некоторых вызвал, а вас нигде не нашел, жутко осерчал, так что бегите, Елена Максимовна, со всех ног!

Довольная секретарша откинулась на стуле: меньше двух часов директор совещания не проводил, и в это время она могла вдоволь поболтать по телефону с многочисленными приятельницами, а также почитать очередной любовный роман, которые она глотала, как чайка, не разжевывая…

«Все, теперь раньше пяти не уйдешь, а ведь еще к Страдымовым надо зайти», – с тоской подумала Лена и, захватив из портфеля «Ежедневник», отправилась на учиненное директором аутодафе.