Цитаты из книги «Быть!»

утро, сменив ее, идет навстречу дню, но входит Моцарт – и все кругом светло, и зайчиком зеркальным на стене все заискрилось, как смех его, и взгляд, и шалость. Пришел талант, простой, как хлеб, и добрый, как вино…

Никогда не перестану восхищаться простым и мудрым драматургическим ходом сопоставления таланта Сальери – таланта мощного, осознанного всеми (и более всех владельцем), но лишь поверенного высчетом и нормой, – с минутой вдохновенною Моцарта, несущей вечность в легкости своей. Первый, мучаясь тщетно, ищет в себе гармонию созвучий, не спит всю ночь, поэтому сомнениями и завистью томим, как болью. Второй, борясь с бессонницей своею (и лишь бы как-то скоротать ночное время), родит шедевр. К концу лишь первой сцены мы узнаем: мучения Сальери вершились ночью (поначалу кажется, что утром, ведь Сальери роняет реплику: «Послушай, отобедаем мы вместе в трактире „Золотого Льва“»). Но, погружаясь в первый монолог Сальери, понимаешь, что это – ночь: нелегкой ночью только приходит мысль, чтоб вопрошать и небо и себя, а важное принять решенье лишь поутру. Нигде ни слова, что ночь прошла

совмещение того и другого Козинцев истерически не соглашался. Если бы Бондарчук предложил Пьера – я бы отказался от Гамлета. Я говорил Бондарчуку об этом, но его актерский эгоизм победил… и, как мне кажется, «Война и мир» проиграла

Проба на роль князя Андрея Болконского в фильме «Война и мир». Режиссер Сергей Бондарчук очень хотел снимать меня в этом образе, но именно в это время я должен был начать съемки в «Гамлете». На

Образ мог быть глубже и ярче – много противоборств с режиссером

«Маленькие трагедии» по Пушкину. Режиссер М. Швейцер. Скупой барон

Моцарт и Сальери. Николай Симонов – это был прекрасный, редкий актер

Не знаю, как бы сложилась моя творческая жизнь и вообще моя жизнь, если б меня не столкнуло с наследием Достоевского. Мое истинное познание Достоевского, его властное вторжение в мою взрослую жизнь началось с момента работы над образом князя Мышкина и продолжалось во всех последовавших за Мышкиным работах, сколь бы отличны и далеки они ни были по сути, драматургии, эпохе и социальным воззрениям.

Мы не были бы зачарованными современниками искусства Майи Плисецкой, если б она долго думала, что ответить на этот вопрос. Наверное, она волновалась, и ее вело то увлечение, которому она отдавала время и свои хрупкие девичьи силы в школьном возрасте. Нам повезло, что ею это угадано. А может быть, кто-то, заметив ее неосознанное увлечение, не задавая ненужных вопросов, по-человечески и вовремя потревожился, позаботясь о ней?

Дети почему-то все больше рисуют ракеты, неведомые, вздыбленные миры, и мы уже научились оттуда смотреть на нашу маленькую Землю. Земля отливает голубой позолотой, и от нее исходит такой покой, такая тишина, что хочется поскорее вернуться к себе домой, на Землю, и верить, что она не может быть иной. Если дети рисуют Землю мирной и доброй, манящей и ждущей, мы не вправе обмануть их надежд.