Причуда

Небольшая повесть о странностях жизни и любви

В квартире тихо.

А подъезд живет своей жизнью – хлопают двери, по ступенькам цокают каблуки, около лифта пищит чей-то мобильный, кто-то нервно отвечает на звонок… Люди уходят, возвращаются, снова уходят. И снова возвращаются…

По квартире разгуливает толстый рыжий кот. Лениво и не торопясь он пробирается в гостиную и грациозно запрыгивает в свое законное кресло. Опоздал. Там уже обосновалась хозяйка. Кот недовольно мурлычет и с оскорбленным чувством покидает комнату – он любит спать один.

Хозяйка его не останавливает. Она сидит, укутанная пледом из верблюжьей шерсти, в теплой кофте и толстых шерстяных носках. В комнате темно, но ей кажется, что перед глазами прыгают разноцветные точки. Да и голова как-то нехорошо кружится. «Грипп, наверное…» – думает Анечка и, свернувшись калачиком, начинает дремать.

Мужа дома нет, но он скоро придет. Обычно Анечка встречает его во дворе, смотрит, как он паркует машину, и они вместе поднимаются на четвертый этаж пешком, без лифта. А сегодня она ждет его дома. Ей не хочется вставать с кресла, спускаться на улицу. И вообще, она засыпает. Когда муж вернется, он перенесет ее в спальню, уложит на широкую кровать, укроет теплым одеялом, а сам пойдет на кухню. После тяжелого дня ему надо расслабиться, снять с себя груз накопившихся проблем – что-нибудь выпить, покурить, просто посидеть в тишине. Он всегда так делает. Это словно ритуал какой-то. И даже восемь лет назад, когда Анечка появилась в его жизни, она не посмела нарушить это ежевечернее кухонное действо.

* * *

Хотя тогда она вообще ничего не смела требовать – робкая провинциалка, внезапно окунувшаяся в водоворот столичной жизни…

Она приехала из маленького шахтерского городка. Там Анечка жила в малюсенькой двухкомнатной квартире вместе с родителями. Каждое утро она просыпалась в семь часов, делала зарядку и принимала контрастный душ. Потом шла варить кофе и делать бутерброды. Кофе выпивала тут же, на кухне, попутно «рисуя себе глаза», а бутерброды брала с собой на работу.

Работала Анечка продавцом-консультантом в большом книжном магазине. Он так и назывался – «Центральный развал». Находился магазин очень далеко от Анечкиного дома, поэтому обедать приходилось там же, в соседней закусочной. Но Анечка к делу подходила продуманно – заказывала только чай или кофе, а бутерброды или пирожки приносила с собой. В закусочной на это не обращали внимания.

В магазин Анечка старалась одеваться нарядно. От одной только мысли, что туда можно запросто прийти в кружевной юбке или полупрозрачной кофте, ей становилось тепло и радостно. И нисколько не обидно было осознавать, что ты часть интерьера, как, например, прилавок или пальма.

До этого Анечка принимала стеклотару в забегаловке, именуемой магазином, на окраине города. Ей до сих пор иногда снились синие рожи местных бомжей, которые, улыбаясь беззубыми ртами, выставляли на прилавок аккуратно отмытые в соседних лужах пивные бутылки… Там Анечка работала в нитяных перчатках и толстой телогрейке. Голову она повязывала шерстяным платком, а на ноги надевала суконные бурки. Такие уже давно не продавались в магазинах, но уборщица тетя Галя откопала где-то одну пару и отдала их Анечке:

– Застудишь ноги, пиши – пропало. Так что – носи на здоровье.

Холод в магазине был просто неистребимым. Ни батареи, ни электрообогреватели уже не спасали. Сменщица Катя приносила в термосе горячий чай и несколько сворованных в кондитерском отделе шоколадных конфет. Анечка – бутерброды с сыром и стограммовый аптечный пузырек с настойкой боярышника. Они выпивали семидесятиградусную вонючую жидкость, не отходя от прилавка, и занюхивали хлебом.

– Теплеет, – морщилась Катя и шумно выдыхала.

– Теплеет, – соглашалась Анечка.

– Мы-то еще ничего, а вот девки в ларьках и вовсе вымерзают. Там же у них – ни туалетов, ни печки. А куда деваться? Работать-то больше негде…

– Негде, – опять соглашалась Анечка и, вздохнув, начинала скучать. Потому что скучное это дело – жить в маленьком городишке.

Но потом у Анечки появилась мечта. Нет, мечтала она и раньше, но всё как-то так, по мелочи – то колготки новые хотела, то в отпуск летом пойти. А тут вдруг поняла, чего ей хочется – ДРУГОГО. Всего ДРУГОГО – и работы, и города, и жизни, и даже себя другой, новой, легкой, без мыслей этих вечных, дурацких – о получке, неоплаченных квитанциях, наступающей зиме… И мечта не пропадала, она жила в ней, даже росла, крепла, набирала силу, пробивалась, как цветок из-под асфальта.

– Не мечта, а причуда какая-то, – говорила сама себе Анечка и грустно улыбалась. Потому что не знала, что с ней делать, с мечтой-то. Как поставить ее на стартовую прямую? Как реализовать ее?..

Под Новый год Анечка загадала желание. Загадала «по-честному», как и полагалось – записала желание на листочке, сожгла его, пепел проглотила и запила бокалом шампанского. Все это надо было сделать быстро, пока бьют куранты. Поэтому желание получилось одно – «чтобы жизнь изменилась». И подписалась – Анна Павл. Перевалова.

И стала ждать.

* * *

А в середине февраля, через полтора месяца после Нового года, к отцу Анечки Переваловой пришел в гости бывший одноклассник. Вернее, встретились они на рынке, где Анечкин отец торговал пирожками, которые стряпала Анечкина мама. Пирожки были с капустой, луком и иногда – с мясом. Лепились они из покупного теста, зато жарились на хорошем подсолнечном масле.

Бывший одноклассник купил у отца два пирожка, тут же их съел, потом решил купить еще и тогда-то узнал в испитом торговце своего бывшего дружка. Одноклассник дождался, пока отец закончит торговлю, усадил его вместе с пустыми уже контейнерами в свою машину и довез до дому. В машине они разговорились, порадовались неожиданной встрече и договорились, что завтра одноклассник придет в гости.

На следующий день Анечкин отец заставил Анечкину мать прибраться в квартире, приготовить праздничный салат «оливье» и купить пол-литру. Когда пришел одноклассник, квартира Переваловых сияла чистотой и новой скатертью. Гость был не с пустыми руками, а с громадной сумкой, набитой продуктами.

В самый разгар дружеской встречи с работы пришла Анечка. У нее болела спина, ноги отекли, а руки были красными и шершавыми от постоянного холода. Она отстояла двенадцать часов за прилавком и хотела нырнуть в горячую ванну. Но Анечке было всего девятнадцать, а в этом возрасте усталость еще не сказывается на внешности. Поэтому гость (которого звали Гарик Костельский) был приятно удивлен, что у его дружка Пашки Перевалова такая взрослая красивая дочь.

– Вы ее, наверное, в карты выиграли, – заржал Гарик и в упор уставился на Анечку.

Был он невысокий, сероглазый, на голове – «площадка». Так тогда стриглись – на макушке ровный ежик волос, словно голова под ним плоская, как блин. Одет в дорогой костюм, на безымянном пальце – крупная золотая «печатка», на ногах – черные лакированные ботинки; в прихожей валялось небрежно брошенное драповое пальто.

Через пару часов он уже знал о Переваловых все – где работают, на что пьют и как живут.

А еще через день явился на работу к Анечке, постучался в окошко, через которое она принимала бутылки, и сказал: «Собирайся». Вообще-то Анечка за словом в карман не полезет, но тут что-то стушевалась, даже растерялась и от неожиданности такой собрала вещички и, ничего не объясняя сменщице Кате, вышла к Гарику Костельскому.

В грязном дворике магазина стояли переливающийся на солнце «мерседес» и два пьяных грузчика с открытыми от удивления ртами. (Тогда Анечка еще не разбиралась в моделях – для нее все импортные машины были «мерседесами».)

– Садись, – Костельский распахнул дверцу и красивым жестом пригласил Анечку.

Она послушно села на переднее сиденье и аккуратно натянула на колени полы дубленки, чтобы не было видно старых, заштопанных гамаш. В салоне пахло дорогим одеколоном. И Анечка с тоской подумала, что такой одеколон стоит, наверное, три ее зарплаты…

– Больше в этом гадюшатнике работать не будешь, – Гарик уверенно вел машину, не обращая внимания на светофоры.

– Так ведь больше негде, – Анечка пожала плечиками. До нее вдруг дошло, что едет она в машине с практически незнакомым человеком, что без спроса ушла с работы, с которой наверняка попрут, и что едут они неизвестно куда и зачем. «Мама дорогая…» – вздохнула Анечка.

Гарик же привез ее домой, высадил у подъезда и на прощанье протянул визитку:

– Чтобы завтра в 9.00 была по этому адресу. Как штык. Усекла?