ПРОЛОГ

Грудную клетку сильно сдавливает от того, что тяжелая мужская нога прижимает меня к полу. Гадко. Больно. Унизительно.¹

Даже дышать не могу. Тело скукожилось до состояния чернослива. И душа – точная копия: смятая, замызганная.

– Что здесь происходит? – слышу сверху повелительный голос на чистейшем английском. Мужчина, который на нем говорит, прекрасно знает язык, но он для него не родной.

А еще я до дрожи в коленках, до сбитого сердцебиения знаю этот тембр. Тон. Властно-угрожающие нотки.

Этот голос я узнаю даже на том свете – плевать, в аду или раю.

Потому что с этим мужчиной я уже прошла и рай, и ад.

– Эта шлюха посмела поднять руку на родственника наследника престола! – отвечает свирепый араб, вдавливая меня в пол своим проклятым ботинком еще сильнее.

Хриплю от боли и унижения.

Рывком запрокидываю голову, чувствуя, как мышцы шеи сводит резкой судорогой. Торопливо скольжу взглядом, пытаясь выхватить взглядом мощную фигуру…

Он тоже на меня смотрит.

Сверху вниз.

Брезгливо. Равнодушно. Свирепо. Отчужденно.

В этом взгляде все…

Во взгляде, который когда-то смотрел на меня с таким восторгом и обожанием, который горел когда-то от одного моего прикосновения и улыбки.

Красивые кавказские черты сейчас неподвижны – застыли, будто высечены из мрамора, – не человек передо мной, а статуя божества какого-нибудь, бесстрашного, свирепого бога войны.

– Что она сделала? – переспрашивает он удивленно.

Араб тяжело выдыхает.

– Русская шлюха ударила ножом Его превосходительство Мамдуха бен Кабуса! А когда мы схватили ее, начала орать, как истеричка, что сделала это в целях самообороны! Потому что она принадлежит Вам. Сказала, что Вы ее хозяин.

Мы смотрим друг на друга. Преодолеваю дикий, жгучий стыд. Можно ли было предположить, что я окажусь в таком положении?

Пожалуйста, подыграй мне…

Ты – одно мое спасение.

Я слишком хорошо изучила законы Эмиратов, чтобы питать иллюзии. Моя участь предрешена – только смертная казнь. Никто не будет разбираться в том, что я попала на это проклятое мероприятие по ошибке.

Никто не станет слушать, никому неинтересно, что я просто предпринимательница небольшого бизнеса в этом новом Вавилоне, пытающаяся удержаться на плаву, забыв о прошлом, оставшемся на родине. Я не эскортница и не дешевая шлюха. Боже, да я даже не помню, когда в последний раз мужчина целовал меня в щеку.

Для всех присутствующих сейчас здесь я очередная русская дура в откровенном платье, которая приехала в Дубай и приперлась на фуршет в поисках легких денег. Ниже некуда. По собственной шкале ценностей – так точно.

Смешно, Рада.

Жизнь взахлеб над тобой смеется.

Наверно, кто-то из твоих предков, чью карму ты сейчас отрабатываешь, занимался черной магией, раз судьба снова и снова пропускает тебя через мясорубку, не щадя.

Мужчина из моего прошлого продолжает смотреть на меня.

Пристально. Откровенно, до боли. Сканируя изнутри.

Не скрывая своего презрения.

Пожалуйста…

Помоги.

Ведь Бернард Шоу однажды сказал, что мужчина, когда-то любивший женщину, сделает для нее все.

А я точно знаю, что ты любил.

Потом постараюсь объясниться. Попытаюсь обелить свою ничтожность, которая читается в его непроницаемом взгляде.

Преодолеть стыд.

Перешагнуть через гордость.

Но ведь судьба не просто так тебя послала на это же мероприятие, Анзор Гаджиев? Не просто же так снова свела нас на другом конце планеты спустя эти годы.

Не для того же, чтобы мое падение было еще более грязным в собственных глазах.

Чувственные губы. Порочный изгиб губ, когда-то сводивший меня с ума, теперь кривятся в холодной усмешке. В его взгляде – уже не просто равнодушие, а что-то отчужденно-враждебное.

Не выдерживаю и отворачиваюсь.

Нет.

Он не поможет.

Не простил.

Презирает меня.

Я – ничто в его глазах.

Скатившаяся на самое дно.

Голова обессилено падает на пол.

Слезы беспомощно стреляют из глаз.

Я уже не в силах их держать.

– Да, – вдруг слышу его хриплый голос, – она говорит правду.

Сердце замерло, будто попало в ледяную ловушку. Но в следующее мгновение диафрагма вспыхивает адским пламенем – будто огонь проглотила.

Снова поднимаю на него взгляд – и мое тело простреливает таким разрядом тока, от чего я дергаюсь и болезненно всхлипываю.

Он смотрит в самую мою душу. Выносит приговор, как когда-то.

– Эта женщина принадлежит мне. Позови Господина Мамдуха. Или отведи меня к нему на аудиенцию.

Ловлю воздух, как выброшенная на берег рыба. Щиплю себя неистово. А вдруг мне мерещатся его слова? Может, я сама придумала их, потому что отчаянно хотела верить?

Тогда еще я думала, что эти слова – мое спасение. Наивная.

– Ногу убери. Немедленно, – Анзор даже не повышает тона, но в его глазах – сталь. – Не терплю, когда касаются моих вещей.

Глава 1

Он тянет меня за собой, со всей силы сжимая предплечье. Не церемонится.

Ноги путаются в длинном дурацком красном платье, которое Катька уговорила меня надеть

Хотя еще в начале вечера оно казалось мне изысканным и совсем не вульгарным.

А сейчас… Сейчас я будто стою перед ним обнаженной. Не просто без одежды – без кожи, что сдирают слой за слоем. Его взгляды редки, но каждый – как удар раскаленным железом: точечно, неотвратимо, унизительно.

Тонкий шелк прилипает к потному телу.

Мне кажется, я слишком открыта. Речь не только о физическом моменте. Грудная клетка будто вскрыта и вывернута наизнанку.

Стараюсь пока не давать волю своим чувствам, вызванным присутствием этого мужчины. Неожиданным, нереальным.

Я уже привыкла не думать о нем. Не вспоминать.

Заставила себя.

Выдрала его образ из своей головы и сердца.

Лишь воспаленное сознание, все еще рыдающее по своему единственному избраннику, по ночам предательски распахивало дверь в мир воспоминаний. И они вновь и вновь уносили меня сквозь беспокойный, тяжелый сон туда – в наше счастье.

В его объятия.

В его шепот.

В его жаркие признания и восторженные взгляды.

Туда, где он еще меня любил, восторгался, и. уважал.

Ноги запинаются, когда мы оказываемся на пороге помпезного зала, откуда меня полчаса назад выволокли.

Мерзкий араб солгал. К сожалению, я не успела пырнуть бурдюка фруктовым ножом, схваченным с десертного столика в порыве отчаяния, когда он, не обращая внимания на мои протесты, пытался повалить меня, задирая ткань платья.

Меня оттащили.

Но это не имеет ровно никакого значения.

Я действительно совершила жуткое по местным законам преступление.

И совершенно пока не уверена, сможет ли Анзор меня отмазать.

Знаю, что за эти годы он стал очень богатым человеком и теперь, как это часто бывает, из мира бизнеса подался в политику в своей родной Республике. Знаю, потому что жадно выцепляю информацию о нем в интернете, словно дворняжка, хватающая то, что ей бросают. Это малодушно и нелепо, даже для меня.

Мозг кричит, чтобы я перестала себя истязать, а руки все равно открывают эти проклятые страницы с новостями, жадно находят его редкие фото в соцсетях.

И вот тогда настоящая Рада вылезает из-под панциря и просто сидит и смотрит. Слез уже нет. Есть пустота. И она хотя бы на мгновение заполняется его образом.

Провожу рукой по экрану, оставляя после пальца неэстетичный след.

Прикрываю глаза.

Вспоминаю его улыбку.

Вспоминаю его голос.

Интересно, на нее он смотрит так же?

На них.

Желтая пресса его любит.

У Анзора две жены.

Одна – Лилит, восточная красавица из состоятельной и влиятельной семьи. По российскому законодательству она его официальная жена. С ней он посещает приемы, светские рауты и делает семейные фотографии.

Вторая – Кристина. Женщина-праздник. Та, кого бы можно было назвать любовницей или содержанкой, но поскольку его религия и традиции позволяют такой формат отношений, то она является «второй женой».

Есть и другие.

Шикарные модели, лукавые волоокие светские львицы, актрисы, телеведущие. Он настолько шикарный мужчина, что каждая хотела бы искупаться в его мужской энергетике и харизме.

Анзор не скрывается, пользуясь своими большими во всех смыслах возможностями. Для таких, как он, полигамия – это не порок. Поэтому он совершенно не прячется от назойливых папарацци, когда те ловят в компании вереницы юных гурий в ресторане, на отдыхе или просто за рулем очередной статусной тачки.

И нет. Он больше не водит гоночные суперкары.

Анзор Гаджиев теперь очень серьезный человек.

И его машины – люкс представительского класса или устрашающего вида джипы-броневики.

Боль снова возвращает меня в реальность.

Я падаю на колени, потому что ноги не держат, да он и не страхует. Бесцеремонно проходит дальше, оставив меня на полу, в согнутом положении.

Идет напрямую к проклятому борову Мамдуху.

– И снова здравствуй, мой друг Анзор, – поднимается тот, бесцеремонно отшвыривая от себя худую светловолосую девушку. Я тоже видела ее на фуршете.

Интересно, это правда, что все девушки там были эскортницами и проститутками? Куда же ты меня засунула, Катя?

Ошибка или подстава?!

– Ас-саляму алейкум, Мамдух, – отвечает Анзор на мусульманский манер. И дело не в том, что он прекрасно говорит на арабском.

Просто так здороваются и у него на родине. На Кавказе.

Мужчины пожимают друг другу руки. Мамдух встает – считает Анзора как минимум равным себе. Хороший знак или плохой?

– Что тебя привело сюда? И почему эта, – презрительно кивает в мою сторону, – все еще тут. Ее место в тюрьме. Эта преступница сегодня нарушила самый страшный закон! Никто не имеет права поднимать руку на члена королевской семьи!

– Ты прекрасно понимаешь, что я здесь по этому вопросу, Мамдух. Произошло недоразумение. Эта женщина моя, а ты на нее покусился.

Женщина? – презрительно усмехается похотливый толстяк. – Эта, как ты говоришь, женщина была на сегодняшнем вечере, Анзор. Ты и сам прекрасно знаешь, что по правилам среди мужчин тут могут находиться только шлюхи. Если она и правда твоя женщина, то… Я сочувствую тебе.

Вижу, как сжимаются кулаки Гаджиева. От него рикошетит яростью. Уязвленностью. Никто и никогда не оспаривал достоинства Анзора.

А сейчас. Из-за меня.

Опять из-за меня.

– Эта. – Анзор делает паузу, подбирая слова, – несмышленная. решила проявить характер и вызвать во мне ревность. Произошло недоразумение. Ты не виноват в случившемся. Она виновата. И я накажу ее по всей строгости, Мамдух. Но это сделаю я. Потому что она моя. Вижу, что твое «увечье» преувеличено. Она не успела причинить реального вреда. То, что она защищала свою честь, говорит о том, что в мозгах курицы осталась хоть капля ума. И потому прошу отпустить ее без последствий – ни для нее, ни для наших деловых отношений.

Да, одним из самых шокирующих открытий сегодняшнего вечера стало то, что на нем был Анзор. Пришел сюда отдохнуть в обществе продажных женщин после успешных переговоров с эмиратчиками? Помню, как наши глаза с ним пересеклись. Я стояла и нелепо мялась с бокалом шампанского в руках, уже понимая, что влезла куда-то не туда. И он. Шикарный, высокий, статный, в деловом костюме, сидящем на нем с иголочки. Полоснул по мне взглядом хозяина жизни и даже не задержался. Спустя четыре года разлуки. Спустя четыре года моих самовнушений, что Анзор – это лишь плод моего воображения.

Каждое его слово снова и снова уничтожает меня и втаптывает в грязь.

Понимаю, что он вынужден сейчас так говорить.

И в то же время, совершенно уверена, что он и правда презрительно думает обо мне.

– Своенравная кобылка? – спрашивает с усмешкой араб, снова притягивая к себе девушку и смачно шлепая ее по попе, от чего та истерично вскрикивает. – Не успел объездить?

– Все впереди. – Анзор усмехается впервые за вечер, отчего по телу почему-то бежит табун мурашек. – Согласись, путь, который впереди, всегда несоизмеримо привлекательнее, чем то, что уже было пройдено и покорено.

Велеречивые фразы Анзора приходятся арабу по вкусу. Это их манера разговора. Гаджиев знает эту культуру. Он изучал арабский язык в институте. Мамдух вновь перевел похотливый взгляд на меня, все еще сидящую на полу в пораженной позе.

– Она красива, пусть и глупа. Думаю, тебя ждет много приятного на твоем пути, – хмыкает араб, – по-мужски могу тебя понять, Анзор, но.

Замираю. Перестаю дышать. Что это за «но»?

Сейчас решится моя судьба.

Что он сейчас скажет? Что заступничество Анзора все равно не избавит меня от тюремного заключения или даже казни?

Здесь и сейчас может быть все, что угодно. Я уже давно вне правового поля. Переступившая грани порядка, неосознанно попав сюда, где с мнением и желаниями таких, как я, попросту не считаются.

– Прости, брат, но вдруг ты просто сжалился над смазливой мордашкой? Она русская, ты из России. Все может быть. Игра есть игра. Для тебя она может быть очень интересной. Только вот я не хочу быть в этой игре пешкой.

Теперь уже араб жонглирует словами. Тянет. Оценивает и калибрует.

Господи, мои нервы сейчас лопнут, как перетянутая струна гитары!

– Докажи мне, что эта женщина твоя.

Сжимаю кулаки.

Что скажет Анзор? Как он будет это доказывать?

– Рада, подойди, – говорит сухо, без промедлений, даже не оглядываясь на меня.

Встаю с затекших коленок, которые гудят от боли падения.

Иду неровно, качаясь.

Мамдух видит это и усмехается, снова нагло оглядывая меня с ног до головы.

Анзор вдруг резко оборачивается.

Наши взгляды пересекаются.

Он резко и раздраженно дергает меня за запястье и ставит перед собой.

– Ее зовут Радмила Тарханова. Ей двадцать один год. Она родилась в российском городе Иваново двадцатого ноября. У нее первая положительная группа крови, и.

Анзор разворачивает меня к себе спиной, касается оголенной кожи горячими пальцами, от чего меня простреливает.

– Над правой ягодицей у нее родимое пятно.

Вздрагиваю, когда пальцы опускаются ниже и подцепляют тонкий шелк.

Ткань жалобно трещит на и без того оголенной пояснице.

Он разрывает ее. Но так, чтобы была видна только ямочка над правой ягодицей.

Громко и порывисто дышу. Закрываю глаза.

Меня трясет от прокатывающих по телу спазмов боли, шока, волнения и жара.

Место, которое он трогал, горит.

Грудь распирает от обилия эмоций.

Они такие полярные, что я боюсь, что потеряю сознание.

Мамдух усмехается.