Читать книгу «Путина, ВБН… Сборник рассказов» онлайн полностью📖 — Игоря Горева — MyBook.
image
cover

Путина, ВБН…
Сборник рассказов
Игорь Горев

Иллюстратор Елена Григорьевна Колюжная

© Игорь Горев, 2017

© Елена Григорьевна Колюжная, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-0884-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Я всегда был и буду непримиримым борцом с любым проявлением тирании и деспотизма! —

Лихим кавалеристским замахом закончил свою блистательную речь кандидат в Государственную Думу. И, видимо, для пущёй убедительности выпучил свои глаза и надул щёки. Ему захлопали, а он важной надутой рыбой, перебирая плавниками, поплыл сквозь овации. Ни дать ни взять, пучеглазый и светоносный обитатель морского дна: большая голова с высоким лбом, переходящим в залысину до темени, благородные телеса с короткими конечностями и впрямь напоминающими плавники, в купе с семенящей походкой создавали впечатление того, что он плыл над земной юдолью, обозревая суетливое мельтешение вокруг невозмутимым, но любопытным телескопическим взглядом.

Засняв ещё несколько планов, телевизионщики начали сворачивать аппаратуру, стараясь не греметь, после чего безмолвными тенями растворились в полумраке зала, где продолжал громогласно витийствовать восходящая политическая звезда Иосиф Святославович, прозванный в узком кругу закадычных друзей «наш Ёся». Прозвище прижилось и вырвалось на широкие просторы. Истины ради стоит добавить, что приставка «наш» прилипла позже, вначале было короткое «Ёся». На Мясницкой, где прошли незабвенные детские годы нашего борца, часто можно было слышать со двора: «Еська-Славься, выходи!» Детские прозвища из глубин рождаются, своего опыта ещё не хватает по причине малости лет, не успели улицы родимые затоптать, вот и вырывается вдохновенное: «Еська-Славься». Уж очень необычное сочетание ветхозаветного шипения и языческого клича в имени его; житейской премудрости и неудержимой буйности нрава.

Ёська вырос, пройдя горнило комсомольского активиста с опытом командира студенческого отряда, рыскающего по широким колхозным полям в поисках беззаветного трудового подвига. Пока его товарищи бренчали на гитаре у костра, подмигивая сокурсницам и колхозным простушкам, он, с командирским простодушием, обсуждал с председателем вопросы добавочной стоимости, лукаво полагая, что конспектам по марксизму-ленинизму своё место – на полке в студенческой общаге, а тут жизнь, как есть – без прикрас. Председатели, хитро улыбаясь в усы, уважительно сгибали выи, соглашаясь с неопровержимой цифирью молодого комсомольского вожака: «Далеко пойдёт паршивец. Так красиво Маркса с живым рублём примиряет без всякого плана. И, главное, всем хорошо».

Однажды его даже прозвали «Наш святой Ёся». Это когда его разбирали на комсомольском собрании, обвинив в приверженности к западным ценностям. Поводом послужили джинсы «Монтана». Тогда он так увлёкся, защищая своё искреннее служение «советской родине», что заявил: «Одно святое никаким образом не отражается на другом. Что джинсы: снял и вся недолга. А наши советские идеалы они вот тут – в сердце!» Старший товарищ, коммунист, присутствующий на том собрании, только покачал головой, иногда озаряясь улыбкой и, не забыв указать на промахи, всё же подытожил: «Учитывая прежние заслуги и сегодняшнее искреннее раскаянье, думаю, можно обойтись устным предупреждением. – Помолчал и зачем-то ляпнул, – а о святом, это вы верно сказали: оно должно быть в сердце нашем». Что он мог ещё сказать, если эти злополучные джинсы победно завоёвывали шкафы и комоды строителей коммунизма.

Так, в джинсах, и благодаря джинсам с вожделенной лэйбой (имелся за ним такой грешок – фарсовал в тихую модным товаром, найдя для совести либеральное объяснение: «обеспечиваю потребности граждан»), наш герой незаметно перешагнул порог советского ВУЗа и гордо вступил на порог частного банка на правах соучредителя. Тут-то и пригодился весь прежний опыт и наработанные связи среди приверженцев западных демократических ценностей.

Однажды, задумавшись, почему эти самые джинсы столь привлекательны для народа, он пришёл к одному неопровержимому выводу: настоящие ценности, как и настоящие алмазы – под толщей пустой руды скрываются. Руда, хоть и требует много труда к себе, рано или поздно всё равно в отвал пойдёт, и только алмаз имеет стоимость, сверкая ярко в тёмной душе, являясь причиной всех ей радостей, а потому он и есть истина неоспоримая. И все великие труды светлейших мыслителей не смогут ни опровергнуть её, ни дать людям других идеалов, способных быть ярче и привлекательней. Придя к таким умозаключениям, вчерашний студент (и комсомолец) Ёська полюбовался своим отражением в зеркале бутика, примеряя дорогой костюм от «Бриони», и решил: «А мне идёт».

И стал ярым апологетом новой веры: либерализм.

Когда старый преподаватель, повстречавшийся ему на улицах родного города, напомнил ему о сказке Салтыкова, тот, презрительно обозрев содержимое, ещё не ставшей забвением, полупустой авоськи, обозвал его «бесперспективной читалкой». Давая понять, что его счастье в авоське вряд ли поместится. Когда преподаватель многозначительно покачал головой и пророчески добавил: «Ну, ну…» Иосиф Святославович аргументировано ответствовал: «Народ устал от ваших моралей – он счастливым хочет быть. Просто счастливым. Не тираньте его вашими догмами и коллективизациями».

Вот краткая предыстория зарождающейся на политическом небосклоне страны звезды. В защиту хочется отметить: всё, что он говорил, обещал и во что верил – было правдой. Его выстраданной и отгранённой правдой. И если сегодня он, выпучивая глаза, заявлял, что он враг любой тирании – так оно и было.

– Свободу каждому, вот, за что я буду бороться, и в чём вижу залог процветания моей страны!

И он не лукавил нисколечко. Рыская по стране в поисках прибылей и фортуны, он без сожаления отбрасывал «пустую породу» и любовался игрой света на гранях «благородных» бриллиантов, и тогда счастливая улыбка озаряла его упитанное лицо. Правда, как-то раз, когда он вояжировал по стране, посещая приватизированные заводы, один запачканный чёрной пылью шахтёр тычком в грудь пытался объяснить ему, что всякая божья тварь на Земле желает быть свободной и счастливой. Ёся, простите, Иосиф Святославович заверещал возмущённым фальцетом, и доводами высшего образования дал тому понять, кто тут порода и кто бриллиант, призвав в свидетели уважаемых представителей власти. Шахтёр вынужден был согласиться, когда судья вынес свой высокий вердикт, ему было предложено отправиться в глухие места, размышлять и осознавать незатейливую правду свободной жизни. Нельзя вставать на горло чьей-то свободе, а тем более давать болезненные тычки.

Итак, выплыв из зала на волнах громких оваций, Иосиф Святославович, окружённый бодрой стайкой помощников и прочих прилипал, мелко перебирая ножками, проследовал мимо вкрадчивой улыбки своей секретарши, бросив на ходу: меня ни для кого нет, – исчез за крепкой дубовой дверью с золотой табличкой.

Наконец-то. Иосиф Святославович скинул пиджак и ослабил галстучный узел. После чего блаженно оглядел свою «норку». Панорамное окно с высоты элитной высотки делового центра высокомерно смотрело на Кутузовский проспект, там кишела мелкая жизнь. Под ногами он ощутил мягкий ворс ковра, почувствовал спиной угодливую приятность кожаного кресла, готового на любые капризы хозяина. Блистательный отлакированный мирок для избранных, в углу покоилась Земля в виде большого глобуса, подаренного ему друзьями. Глобус был с секретом, стоило ему пожелать и северное полушарие с лёгкостью опрокидывалось, внутри прятались бутылки дорого заморского коньяка и хрустальные стаканы, тоже заморские.

Неожиданно дубовая дверь распахнулась. Хозяин кабинета грозно нахмурился, стараясь внушить всем своим видом недовольство нерасторопностью глупой секретарши. Но вместо гибкой талии и заманчивого декольте перед ним предстал Влад. Нахмуренные брови вначале выпрямились подобно крыльям чайки и тут же изобразили усталое удивление.

– А это ты?

Влад был из тех, для кого дубовые двери с табличками служили скорее недоразумением на пути, чем препятствием. С одной оговоркой: одни двери он открывал пренебрежительно, другие с должным почитанием, но в любом случае за дверью его ждала достойная встреча. И будь за каждой дверью оркестр, он непременно играл бы что-то жизнеутверждающее мажорное в его честь. Все мировые революции давно доказали: внешнее благородство зависит отнюдь не от качества генов, а всего лишь от удачи родиться под счастливой звездой успешных родителей. Тут качество генов – в смысле человечности – скорее помеха, явный атавизм, мешающий полноценно наслаждаться жизнью. Влад как раз и был этой внучатой аксиомой октябрьской революции: чванливой, нагловатой, самоуверенной, а в определённых ситуациях и хамской. Не в пример отцу и уж тем более деду, свято веровавшего в светлое и справедливое будущее, когда жадно уминал полбу из одного котелка с таким же оборванным мечтателем.

– Чего заскучал, Ёська? Тебя, говорят, искупали в овациях и чуть не на руках вынесли из зала словно небожителя. Тебе ли предаваться мирской тоске, как нам жалким обитателям земных трущоб?

– Тебе ли жаловаться.

– А вот как хочешь, так и понимай. Я уже и завидую тебе, что сам не стал баллотироваться. Тебе все почести отдал.

Влад лукавил.

Среди их «славной тройки мушкетёров» ему досталась честь быть сыном «функционера», а не бедным, но драчливым гасконцем Костей, с которым он сдружился как раз по причине умения держать удар и давать сдачи всякому, без разбору: кто прав, кто виноват? Перефразируя Партоса: я дерусь, потому что всегда прав! Костя был тем молотобойцем, которому доверяют (не особо размышляя) раздробить кости несговорчивому врагу.

Прежние народные корни наградили Влада смекалкой и весёлым характером способным на всякие забавы. Отец был трудоголиком частенько ночующим в кабинете, дед идейным бойцом и крестьянским сыном, да видно, природа, заметив эти щедроты в предках, обделила ими наследника. Влад был просто счастливым потомком тех, кто однажды вкусил власти, и тот сладкий яд передался ему вместе с кровью. Единственное, что оставил себе в наследство Влад, была народная хитринка, позволявшая и крепостным не сгинуть под кнутами несправедливой судьбы и господ. Вот почему здраво поразмыслив с ленцой среди роскоши загородного дама, он решил: пускай Ёська исполняет «семь-сорок» перед толпой, и ветхий завет ему в спину, а мы уж как-нибудь в сторонке, где-нибудь на Карибах.

Иосифу Святославовичу выбирать не приходилось. С предками ему не особенно повезло, как Владу – в прежней стране им не особо давали разгуляться по карьерной лестнице. Кулаками «костедробильщика» Кости он тоже не обладал, да и на жёсткую школу ринга не особо напрашивался – мозги берёг. И правильно делал. Извилины, доставшиеся ему в наследство, помнили всякие времена и славные, и хорошие, и тёмные, ко всем смогли приспособиться, и на каждые вопросы придумали многозначительные ответы, с пунктами и подпунктами, на всякий случай. Влада он не выбирал в друзья, так получилось. Когда садишься в поезд не знаешь, кто будет твоим соседом по купе, если, конечно, намеренно не берёшь билет в СВ, где уже по определению «всякие кататься не будут». С таким расчётом он и вскочил на подножку отходящего в грядущий день вагона.

Когда на совете в закрытом клубе, встал вопрос, кому идти в депутаты ради общего дела, Костя замахал ручищами: «Я нет. И чего я им говорить буду». Ёська стрельнул глазами-телескопами на Влада и решил: вот он шанс, наконец-то, обойти на повороте «выскочку мажора». На том и порешили: каждый остался при своих потаённых соображениях.

В одном Влад не лукавил – он скучал. Праздношатание никогда ещё не способствовало бодрости духа и вдохновенной целеустремлённости. Так, невоздержание вечером приводит утром к одному единственному результату: похмельному синдрому. И так всякий раз, какие бы напитки не испробовал и в любых их сочетаниях, кстати, последнее ещё хуже. Вечерние клубы и всевозможные новомодные «пати», голые девицы и вечерние «покатушки с ветерком», тропические прелести и адреналиновые спуски с заснеженных альпийских вершин – всё набило оскомину. И он с видом жаждущего в пустыне искал «свежака». То есть свежего ветра.

И вот удача. Нет, что не говори, а искуситель неистощим на всякие там придумки. Тут с его гением не сравнится ничто – он непревзойдённый! Убедившись в этом, Влад вошёл в кабинет компаньона, испытывая приятную дрожь во всём теле, предвкушая нечто. Однако виду не подал, изобразив на лице трагическую маску избалованного вниманием принца.

Пока Ёська, не вполне остывший от ораторского запала, с видом бойца разрушал всяческую деспотию и искренне ненавидимую им тиранию, Влад, печальный, сидел напротив, сплетя пальцы рук и положив на них скуластую голову. Мешки под глазами добавляли его образу особую выразительность, и лишь в глазах – на самом дне чёрных зрачков, неустанно плясали чёртики, корчась от предвкушения очередной жертвы.

– Я рад за тебя – вижу ты в теме.

Влад расплёл пальцы рук и прошёл в сторону глобуса.

– Будешь? – не оборачиваясь, спросил он и, не дожидаясь ответа, буркнул, – а я буду. Так, для бодрости духа. Чувствую, до вечера не дотяну.

Ёська пожал плечами, его вольтерьянский дух не смел читать нотации, он уважал свободу личности и выбора. Гибель ближнего воспринималась им с философским спокойствием: желания покойного – закон для меня. Не лупцевать же по морде, в конце концов, от этого проявления деспотии одни синяки да ссадины.

В отношении Влада и его пристрастий он имел особое мнение: нас троё у кормила. И зная о вкусах товарища, следил за тем, чтобы в глобусе всегда стояла полная бутылка «Балантини» или Скотча, которым отдавал предпочтение его компаньон.

– Ты вечером чем занят?

– Посижу тут у себя. Завтра у меня две встречи с избирателями. Нужно подготовиться.

– Да? Ну что ж, остаётся пожелать тебе творческих успехов в борьбе со всякими там тираниями. Тут ты сел на своего конька. Слушай, – Влад изобразил недоумение на лице, – а чего он тебе лично сделал плохого, этот Сталин? Вроде у тебя никого нет в роду репрессированных? Или я ошибаюсь?

– Или.

– Так-так, ты у нас, к тому же, ещё и идейный. Так. Всё интересней. А на моего деда зла не держишь? Он у меня коммунист со стажем. Жёсткий дед был в вопросах классовой борьбы. Никому спуску не давал и себе тоже, к слову. Думаю, будь он здесь сейчас, ох, и досталось бы нам, оттягал бы за уши.

– И к стенке поставил бы?

Влад отпил, вопросительно поглядывая на Ёську. Помолчал, смакуя, пожал плечами и вздохнул, тяжело так:

– Думаю, никакой жалости – всё честно, как на духу. Не нам с тобой чета.

– Он идейный, так и мы свои идеалы не предаём. Никогда на дух не переносил всякое посягательство на чью-либо волю.

Влад криво ухмыльнулся.

– Воля воле рознь. Одних прёт, другие скромно к стене жмутся. Вот меня прёт. А дед мой между стоял, за справедливость значит. Ох, и всыпал бы он мне. Да помер, не увидал позора.

Уже в дверях Влад бросил через плечо:

– Вот кто не скучал, так это мой дед. Отец бывал нудным. А я… Зачем я заходил к тебе, Ёська? Запамятовал. Ах, да! Я сегодня к отцу заглядывал, на Барвиху. Так он мне шепнул по секрету: ждите перемен. Такие дела дружище. Голова кругом.

Ах, если бы Влад мог проникнуть за чёрную завесу Ёськиных зрачков. Он бы открыл целую энциклопедию посвящённую самому себе и другим, от А до Я. И был бы чрезвычайно удивлён, что в той премудрой книги жизни о самом Ёське мало чего сказано. Какая скромность, – восхитился бы Влад, – аскет духа, боец за справедливость. И укорил бы себя: не то что некоторые спивающиеся деградирующие личности, паразитирующие на достижениях славных предков. И чем дальше он листал бы ту книгу, тем больше преклонялся. Так на коровьей лепёхе восхищаются пробившимся цветком: его силой и красотой среди всеобщего разложения и пошлости. Однако Влад книг не читал, народная смекалка ему подсказывала: книга, как книга – самая обыкновенная, там про всех нас такого начитаешься. Одно плохо: краснобай себя высечь забывает, тельце холённое бережёт.

Влад хлопнул дверью. Иосиф восславил своё одиночество, блаженно откинувшись на спинку угодливого кресла. С Владом его связывало одна на двоих улица детства да хриплый голос земляка из магнитофона, чей дом был по соседству как идти в сторону Рижского вокзала. Ни голос, ни, тем более, «блатата» не прельщали его молодое сердце, слушал и восхищался, так, за компанию, из желания сойти за своего. Позже он открыл поэта в полном сборнике, но для друзей певец так и остался «третьим в компании», той самой душой, что способна была своим душераздирающим голосом разбередить сердечные трясины, откуда полезет всякая нечисть и от того ещё гаже и как-то не так всё… Самой крепкой пуповиной связывающей двух друзей был отец Влада, через неё и питалась та дружба. И пока её не разрезали.

Всё чаще, пристально приглядываясь к Владу, Ёська задумывался о будущем, так пассажир решает сойти раньше, с тревогой прислушиваясь к металлическому скрежету саморазрушения колёсных пар. И сейчас, в связи выборами и открывающимися перспективами, Ёська презрительно, глазами, вытолкал друга в дверь. Лишь Святославович в нём, пытался искать оправдание и прощал: «Это не большой грех, так – грешок». Но Иосиф был твёрд: «С малого начинается большое. Хочешь быть успешным – будь последовательным и целеустремлённым».

Он крутанул кресло, и перед ним предстала широкая панорама Москвы. Серые ноябрьские тучи морозно укрывали город, потускневший город кутался верхними этажами и… замерзал. Ёська поёжился, бросив взгляд на Кутузовский, представляя слякоть под ногами и хляби над головой. Что там Влад заикнулся об отце? Перемены? Иосиф отрешённым взглядом обозревал столицу, чьи окраины терялись в мареве. Чтобы этот каменный столп, слепленный и сцементированный из тысячи домов и миллионов судеб, сдвинуть с места – сила нужна, нечеловеческая. Сила дикая, неуправляемая, а у нас, как ни как, и слава Богу, – цивилизация. Вид каменной крепости успокаивал беспокойные мысли, растревоженные беспутным Владом.

Шалопай, – снисходительно и одновременно презрительно подумал о друге Иосиф. – Языком ляпает. Может, он имел в виду перемены в своём здоровье? Как-никак Барвиха, да и возраст?.. Да, видимо. Каменные массивы сталинской эпохи дарили ощущение незыблемости, ублажая древний пещерный инстинкт. Упование на стены.

Иосиф повеселел. И с тем настроем приступил к чтению документов. Японские «Сейко» с безучастной чёткостью отсчитали полтора часа. За окном сумерки начали поглощать беспокойную жизнь города, на помощь ей – жизни – включились тысячи фонарей, размечая проспекты, улицы и даже переулки. И этот факт – огни проспекта – успокаивал и располагал к новым взлётам мечтательной натуры. Иосиф отвлёкся и вспомнил дневные дебаты.

Оказывается, он оседлал верного конька. Прошлое никак не хотело отпускать день сегодняшний. Этот день раздирали страсти, не умеющие и не желающие прощать прежние обиды. Да и как? Именно эти страсти, желание «всё по справедливости», настойчиво подталкивали и подзадоривали, заставляли кричать до хрипоты и брызгать слюной в лицо оппонента. Так дерутся два брата за отцовское наследство: «в кровяку» и «до смерти». Мутузят друг друга, не в силах унять разошедшуюся по жилам кровь. Она теперь верховодит – не до прощения. И здесь главное выбрать сторону. На чьей сила – та и права. Та и возьмёт вверх. А завтрашний день?.. Так то не наши проблемы – им расхлёбывать. Иосиф был на стороне силы, простая житейская мудрость.

Как никогда он поверил в себя. И уже видел не тесный экипаж, несущийся к счастью, когда на ухабах локоть соседа непременно пихнёт в бок, а представлял себе красавца иноходца, и он – его гордый наездник. Чудный галоп по вольным полям родины мнился ему и заставлял расплываться в самодовольной улыбке.

...
5

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Путина, ВБН… Сборник рассказов», автора Игоря Горева. Данная книга имеет возрастное ограничение 18+, относится к жанру «Современная русская литература». Произведение затрагивает такие темы, как «сборник рассказов». Книга «Путина, ВБН… Сборник рассказов» была издана в 2017 году. Приятного чтения!