© Филатов И. А., текст, 2024

© «Пробел-2000», оформление, 2024

От автора

Знаете, я хотел не книгу написать – я хотел снять кино. Такой настоящий полнометражный фильм.

Вы скажете: «Да ладно! Это же нереально! На это же денег нужно сто тыщ миллиардов!»

А я что скажу? Скажу, что мы сами выстраиваем себе стены и рисуем границы. На всё можно смотреть под разным углом. Что такое кино? Разве это история, которую нам показывают на экране? А вот и нет – всё происходит у нас в голове. На самом деле мы «видим» эту историю своим мозгом, а глаза и уши – это только варианты информационных каналов.

А разве мы не видим свою историю, когда читаем книгу? Она всё там же, у нас в голове. Там рождаются картинки из нашего кино – кадр за кадром, сцена за сценой.

Вы держите в руках «фильм», а не книгу. Она очень похожа на старую видеокассету. Я думаю, пора вставить её в видик и нажать на Play.

Предлагаю вам посмотреть мой фильм – но каждому свой собственный.

Итак…

Камера!

Мотор!

Когда-то на мосту

Вы видите то, во что верите, или верите в то, что видите?

Сидни Бейкер, доктор медицины

Скоро зима, но день очень тёплый для ноября. В воздухе кружит водяная пыль, такая, от которой не укрыться зонтом. Она везде – и сверху и снизу, разносится ветром, впитывается в одежду и кожу. А может, это и не дождь, а дыхание реки, медленно текущей там внизу, под мостом? Серо-коричневая беспокойная поверхность, дрожащая то мелкой рябью от порывов воздуха, то крупными волнами от проплывающих туда-сюда прогулочных теплоходов.

И холод. От этого ледяного дыхания уже онемели пальцы, вцепившиеся в ограждение. Взгляд тонет в далёкой, мутной, непроглядной глубине – в тёмных, неясных отражениях – в этом перевёрнутом мире. Тонет и тянет тяжёлой незримой гирей. А может, мы действительно, как в той детской сказке, живём среди кривых зеркал, услужливо врущих, что всё вокруг хорошо и красиво, а это единственное зеркало, показывающее правду? Так, может, это здесь всё перевёрнуто с ног на голову? А там… Там взгляд не падает вниз, а устремлён наверх!

Какой он, настоящий мир? Невообразимо тянет узнать! Обессиленные, окоченевшие пальцы проворачиваются, не в силах удержаться за мокрый, обжигающий металл. Неотвратимо – ближе и ближе – подползает эта тьма, заполняя собой мысли. Всё вокруг закрутилось, завертелось, а воздух застыл где-то на полпути к лёгким…

И вдруг тепло под ладонями. Откуда? Как будто кто-то взял их в свои руки и согрел. В пальцы вернулась цепкость, а в мысли – свет.

– Девушка, у вас всё в порядке?

Она убрала руки с ограды, опустилась с мысков на всю стопу и перевела пустой взгляд на проходящего мимо старичка с палочкой, выдавив из себя подобие улыбки:

– Да, всё хорошо. Любуюсь видами Москвы.

– Поаккуратнее. Совсем с парапета свесилась, а падать тут высоко.

– Спасибо, постараюсь. Увлеклась.

Старик пошёл дальше, что-то тихо ворча себе под нос и покачивая головой, а она непроизвольно потянулась пальцами обратно к ограде. Два коротких отрезка – чуть шире её ладоней – продолжали отдавать тепло, как будто подогреваемые откуда-то изнутри. Какое-то… живое, человеческое тепло.

День второй

Аня сидела за столом в своём маленьком уютном кабинете. Ну, ей так казалось, что уютном – потому что без соседей. Хотя любой посторонний человек, заходя сюда, скорее думал, что попал в кладовку. Несколько огромных металлических шкафов по всем свободным стенам, стол, стул для посетителей, офисное кресло самой Сорокиной и тумбочка с электрическим чайником. Но кабинет с окном – и это большой плюс.

На стуле расположилась ровесница хозяйки кабинета – полненькая брюнетка в форме лейтенанта полиции, которая не спеша, но уверенно поедала печенье из неуклонно худеющей пачки. Периодически она запивала трапезу тёмно-коричневой жидкостью с красивой «бензиновой» плёнкой на поверхности, налитой в кружку с надписью: «Дружбу не предлагать – только замуж. О себе: волшебная на всю голову». Свисающая через край кружки нитка с биркой намекала, что жидкость претендует на название «чай».

Аня методично лупила пальцами по клавиатуре, не обращая особого внимания на подругу.

– Вот кому надо было душу продать, чтобы заполучить отдельный кабинет? – прервала молчание брюнетка, выбирая очередную жертву в печеньковой популяции. – В моём муравейнике даже чаю спокойно не попить.

– Он не отдельный, – не отвлекаясь от своего занятия, коротко ответила Сорокина, – тут ещё полно народу.

– Какого, блин, народу? Ты переработала, что ли? – удивилась лейтенантша, для верности обернувшись себе за спину.

Аня неохотно подняла глаза и, описывая взглядом полукруг, спросила:

– Что ты видишь?

– Ну, железные шкафы, – ещё раз обернувшись, недоверчиво ответила брюнетка.

– А что в них?

– Насколько мне известно, бесперспективные дела.

Сорокина задумчиво посмотрела на коллегу.

– Легко тебе, наверное, живётся, Тань…

– А что не так-то? Что там у тебя?

Пухляш поставила чашку на стол, встала, открыла один из шкафов и вытащила несколько тонких папок.

– Ну вот, сплошная макулатура, – уверенно заявила она, небрежно бросая дела обратно. – А ты что тут разглядела?

– А я вижу людей – их лица, одежду, в которой они пропали. Помню их имена, истории. Помню глаза их родственников – тех, которые приходили ко мне. Вот они сидят на этом стуле и рассказывают обстоятельства исчезновения, пишут заявление, вспоминают, во что пропавшие были одеты, и особые приметы. У кого-то во взгляде страх и надежда, а у кого-то плохо скрываемая радость. Но и те и другие дают мне силы. Так хочется помочь первым – убить их страх и оправдать надежду. И так хочется стереть эти довольные ухмылки с физиономии вторых, найдя их пропавших родителей, бабушек или дедушек – рано радуетесь, наследство подождёт. А ещё бывают пустые, безразличные глаза – такие глаза меня пугают, – их становится всё больше и больше. Эти люди пришли просто потому, что так надо – соблюсти алгоритм, поставить галочку и поскорее вернуться к своим делам. Я помню их всех… Помню всех…

– Ау-у! Анюта?! Не спать! – Таня несколько раз щёлкнула пальцами перед лицом Сорокиной. – Ты где зависла-то? Что там у тебя, говорю?

– А?.. Ну да, куча папок – полупустых папок по потеряшкам, которых, по сути, никто и не ищет… А я вот хочу понять – куда они все пропали? Почему мы не можем их найти?

– Их никто не ищет, потому что они обычные люди. Пнули бы нас как следует, как тогда по сынку депутата, может, и нашли бы кого-нибудь. А так тупо некогда ими всеми заниматься – те-ку-чка. Не хватает вре-ме-ни, – с видом эксперта прокомментировала брюнетка, макая печенье в кружку. – Ты этими потеряхами всё своё число Данбара забила.

– Чего забила? – удивилась Аня, услышав мудрёные слова от подруги.

– Число Данбара. Я тут где-то вычитала, что у нас может быть ограниченное число социальных связей – ну то есть людей, которых мы в состоянии держать в своей голове. В среднем 150 человек. Вот как при таком скудном выборе мужа себе найти нормального?

– А где вычитала?

– Да я помню, что ли? Где-то выскочила рекомендация – я тыкнула. И ещё подумала – да быть такого не может. У меня только в ВК^[1] шестьсот друзей – я со всеми общаюсь, фотки успеваю смотреть, никого вроде не забываю. Ну либо это я такая уникальная.

Пухлые щёки девушки едва ли не заслонили её собственные глаза в довольной улыбке.

– Понятно… Ты-то да, Тань, волшебная… – добавила Сорокина с сарказмом, который, однако, остался незамеченным.

– Не то слово, – согласилась Татьяна, вставая и отряхиваясь от крошек. – Ну что, махнём на обед? Разминка закончена, пора увеличить нагрузку. Что-то жуть как роллов хочется.

– Ну пойдём, если проголодалась, – запустила Аня очередную порцию сарказма, выключая компьютер и вставая из-за стола, – как раз немного прогуляемся. Иди одевайся, встретимся у выхода.

Таня тоже встала, выбросила в корзину опустевшую пачку из-под печенья, одной рукой взяла свою кружку, а в другой автоматически появился смартфон, и она отправилась к себе, эффективно используя время в пути, расставляя лайки под свежими фотографиями бесконечных друзей в соцсетях.

– Число Данбара… Надо будет посмотреть, что это за чудо-юдо такое, – пробормотала Сорокина себе под нос, пряча свою стройность и спортивность под небесно-синим удлинённым пуховиком.

Утеплившись, она вышла из кабинета и наткнулась на Хромко – первого заместителя начальника УМВД Красногорска.

– Сорокина, а ты куда намылилась? – услышала Аня от него вместо приветствия.

– На обед, Семён Семёнович. Добрый день.

– Какой ещё обед? Снимай тулуп и беги за мной – работу надо работать.

Где-то в конце коридора показалась Татьяна, но, увидев начальника, резко развернулась, надеясь остаться незамеченной.

Аня быстро вернулась в кабинет, скинула на стул уличную одежду, поправила собранные в хвост длинные русые волосы, схватила ежедневник и поспешила вслед за удаляющимся подполковником. Словно ледокол, он прокладывал путь по коридорам, расчищая их от подчинённых, которые его побаивались и старательно избегали. Сорокину это не касалось – за два с небольшим года работы она уже успела заслужить признание своего таланта и частично неформальное отношение со стороны начальника.

В кабинете Семён Семёнович машинально махнул рукой в сторону стула, предлагая Ане сесть, а сам разместился в своём кресле.

– Передай Васильевой, что у меня нет настроения с ней в прятки играть. Вместо того чтобы от меня по коридорам бегать, пусть лучше делом займётся.

Хромко говорил в принципе беззлобно, одновременно копаясь в ворохе бумаг у себя на столе и не глядя на девушку.

– Хотя ей, конечно, пробежки только на пользу, – добавил он.

– Хорошо, Семён Семёнович – всё передам.

Сорокина не смогла сохранить серьёзное лицо и непроизвольно улыбнулась.

– Блин, где же, где же… А, вот. И хватит лыбиться – вопрос серьёзный, – поднял наконец-то начальник на Сорокину глаза и положил перед собой листок с какими-то записями. – Станешь руководителем, сама поймёшь, какая это проблема, когда твои сотрудники всякой хренью занимаются вместо работы.

– Куда уж мне руководителем-то? Я небось им никогда и не стану.

– Ты-то? – посмотрел Хромко на Аню, наклонив голову, как будто глядя поверх очков, но без очков. – Ты-то станешь… Если нас с тобой не выгонят раньше.

– А есть за что? – не удержалась девушка от риторического вопроса.

– Будет, не переживай. Например, ни за что. Или вот за это – записывай.

Аня сидела с открытым ежедневником, держа ручку наготове.

– Шефу утром звонили из Администрации губернатора, просили повнимательнее отнестись к заявлению по без вести пропавшей Борисовой – вчера было. Ты в курсе, что там?

– В сводке видела, а сам материал – нет, не я заявление принимала, – торопливо ответила Сорокина.

– Забирай дело себе и занимайся. Чем такие «просьбы» чреваты, объяснять тебе вроде не нужно?

– Не нужно. Всё сделаю, Семён Семёнович.

– Ну и всё, шуруй, обедай, если аппетит не пропал, – по-доброму усмехнулся Хромко.

– Не пропал, – улыбнулась в ответ девушка и вышла из кабинета.

Она на ходу набрала номер и услышала в трубке тяжёлое дыхание подруги.

– А ты чего такая запыхавшаяся? На беговой дорожке, что ли? – слегка подколола её Аня.

– Да ну тебя. Вот, к кафе подхожу.

– Смотрю, ничего тебя не может остановить на пути к роллам – ни дождь, ни снег, ни ураган, ни Хромко. А чего меня не подождала?

– Да кто тебя знает, когда ты от него выйдешь. Мне что же, голодной теперь оставаться?

– Ладно, начинай, я сейчас догоню.

Аня быстро заскочила к себе, снова оделась и, выйдя из Управления, в бодром темпе пошагала в сторону кафе – впереди пять минут прогулки на свежем воздухе. Привычная дорога – и ноги идут сами, и мысли тоже блуждают сами по себе, о чём-то, как будто ни о чём.

Перебежать узкую дорогу, шагнуть на тротуар, справа пожарная часть – не попасть бы под внезапно выезжающую машину. Остановка – Танька наверняка проехала до следующей на автобусе, совсем не любит ходить пешком. Направо, по диагонали через сквер – ну красота же! Даже сейчас, когда деревья голые и совсем без листьев. Стало совсем немного, но потише, а мысли забубнили чуть погромче. До конца по скверу и направо – ещё один засаженный деревьями участок города, наверняка на карте он весь закрашен зелёным. Перейти на другую сторону – и вот она, кафешка. Одноэтажная постройка, которую язык не поворачивается назвать зданием, но поесть там вполне можно. Чуть дальше прилепился более стационарный кирпичный теремок с маняще пахнущей выпечкой. Васильева обычно тащит её сюда после обеда и затаривается булками – вряд ли что-то пойдёт по-другому и сегодня. Привычная дорога, привычные действия, всё на автомате, всё как всегда. Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…

– Жуёшь уже? Приятного аппетита.

Сорокина скинула пуховик и положила на свободный стул, садясь напротив подруги.

– Шпашиба, – не поднимая глаз, ответила Татьяна с набитым ртом, продолжая водить пальцем свободной левой руки по экрану смартфона. В правой руке она держала вилку и выверенным движением, опять-таки не глядя, наколола очередной ролл, готовясь отправить его на переработку вслед за предыдущими.

Аня заказала бизнес-ланч и снова попыталась поговорить с Васильевой.

– Ты хоть глянь на меня, а то как-то, как сама с собой сижу.

– Ща-ща, погоди. Тут важная штука. Оказывается, есть программа – нейросеть. Это типа искусственный интеллект. Только она, блин, на английском. Не могу разобраться, есть ли такая на русском.

– А тебе зачем? – искренне удивилась Аня.

– Ну, она сможет вместо меня переписываться с людьми, которые мне нравятся. Мне кажется, у меня не очень получается и я выгляжу как долбанутая. Тут вот пишут, что её уже вовсю используют, в «Тиндере»^[2] например. Копируешь в программу сообщение собеседника, и она предлагает нормальные варианты ответов.

Сорокина на несколько секунд зависла, непроизвольно расслабив нижнюю челюсть, выдав только:

– Охренеть…

– А я о чём! Крутая штука, а я, блин, никак не разберусь, как ей пользоваться!

– Ты же понимаешь, что с тобой такой же долбанутый через эту нейросеть может переписываться? – не обращая внимания на оптимизм подруги, продолжила Аня. – Сидят, блин, два робота, друг друга соблазняют. Вы как потом живьём-то будете общаться?

– Каким живьём? – как будто растерялась Васильева, и её взгляд забегал между гаджетом и лицом Ани.

– Без смартфона, каким. Бывает такое, прикинь. Ну, допустим, встретились, цветы друг другу раздали, а дальше-то что? А поговорить?

– Ты не кипишуй^[3], – вернула себе уверенность Татьяна. – Главное заманить, потом разберёмся, – добавила она, недвусмысленно поправляя руками внушительных размеров бюст. – Никуда не денется с подводной лодки.

– Ну, ещё есть вариант оглушить твёрдым тупым предметом и затащить в нору, – съязвила Сорокина.

– Или так, – согласилась Васильева, привычно не заметив подкола.

– О, кстати, Хромко тут про тебя вспоминал.

На этот раз попытка привлечь внимание прошла более успешно.

– Зачем это? – настороженно спросила Танька, оторвавшись от экрана.

– Сказал передать тебе, чтобы перестала от него по коридорам бегать, а лучше бы делом занялась. Конец цитаты.

– Заметил всё-таки…

– Ага, он глазастый. И раз уж мы отвлеклись от твоего важного дела – это же ты вчера заяву по Борисовой принимала?

– По какой Борисовой?

– Ну, Тань, блин, у тебя вчера что, сто заяв было? Потеряшка Борисова.

– Сто не сто, но какая-то была тётка, да. Может, и Борисова, я не помню фамилию.

– А ты вспомни. Хорошо расскажешь, заберу у тебя материал.

– Серьёзно?

– Заява на контроле у губернатора. Хромко сказал – за прятки в коридоре заставить тебя шуршать по ней как электровеник. Но я в принципе могу и сама заняться, если интересная история.

– Так, сейчас, – оживилась Васильева. – Вспомнила, ща я тебе всё расскажу – жуть какая интересная.

– Давай, интригуй.

– В общем, заявляла соседка.

– Почему соседка? – по привычке сразу начала уточнять Аня.

– Потому что она, одновременно с соседством, у неё работает. То ли няня, то ли домработница – что-то такое, ухаживает за взрослым сыном Борисовой. А сын больной – шизофреник вроде, но не буйный, с её слов, тихий, поэтому не в «дурке». Живёт, между прочим, аж в трёшке, а дом в ЖК «Изумрудные холмы».

– Неплохо…