Так мы беседуем о главном в жизни: о любви, смерти, боли, безысходности. Если великие писатели об этом писали, то и мы с папой можем об этом поговорить. Решив ничего не рассказывать о Сигурде, я чувствую облегчение: я ведь так благородно поступила. Смеюсь, слушая папины рассуждения, шучу с ним: дa уж, непросто потом выбираться из мрака; вот тогда-то и вспоминают о нас, психологах. Он рассказывает о своей книге; я слушаю, откинувшись на спинку кресла. От камина веет теплом. Я чуть ли не физически ощущаю вкус какао тех времен, когда папа удостаивал меня недолгой аудиенции; закрываю глаза и наслаждаюсь мгновением полного покоя.