© Hallgrímur Helgason, 2011

Title of the original Icelandic edition: Konan við 1000°

Published in the Russian language by arrangement with

Reykjavik Literary Agency, Iceland, www.rla.is

© Ольга Маркелова, перевод с исландского, 2025

© ИД «Городец», издание на русском языке, оформление, 2025

«Женщина при 1000 °C» – художественное произведение. В той или иной степени в нем затрагиваются реально происходившие события и реально жившие люди. Однако сама эта история – художественный вымысел. Персонажи: Ханс Хенрик, Гвюдрун Марсибиль и Хербьёрг Марья – не реальные лица, они – герои романа. Автор просит читателей проявить уважение к их прототипам и не смешивать их реальную биографию с той судьбой, которую придумал им он.

Рассказ про то, как все было на самом деле, – это историография. Художественная литература – это выдуманный рассказ.

Хатльгрим Хельгасон

1
1929 год выпуска

2009

Я живу здесь одна: в гараже, оборудованном под жилье, вместе с кочующим ноутбуком и старой ручной гранатой. Здесь уютно. Моя кровать – больничная койка, а в других предметах мебели я не нуждаюсь. Кроме унитаза. Только вот пользоваться им – сущая мука. До него слишком далеко добираться: сперва вперед на длину кровати, а потом на такое же расстояние в угол. Я называю этот путь Via Dolorosa^[1], и его мне приходится проделывать по меньшей мере трижды в день: я ковыляю по нему, как страдающее ревматизмом привидение. Я мечтаю, что мне пришлют сюда «судно», но моя заявка застряла где-то в бюрократической трясине. Сейчас везде какой-то затык.

Окон здесь маловато, но на экране ноутбука мне виден весь мир. Приходят и отправляются сообщения, а «Фейсбук»^[2] тянется, словно сама жизнь. Тают ледники, очерняются президенты, люди оплакивают свои машины и дома. А будущее ждет нас возле багажной ленты – у него раскосые глаза и улыбка до ушей. О да, я смотрю на все это с белой койки. Я лежу тут, как ненужный труп, и жду: то ли смерти, то ли того, что она принесет мне порцию еды, которая продлит мне жизнь. Они навещают меня дважды в день – эти девчонки из Службы быта г. Рейкьявика. По утрам дежурит красавица, а по вечерам – крокодилица; у нее руки холодные, дыхание несвежее, и пепельницы она вытряхивает машинальным движением.

А если я отложу «окно в мир», выключу лампу над головой и позволю осеннему мраку заполнить собой гараж, то из маленького окошка высоко на стене я увижу знаменитую Колонну мира. Ведь покойный Леннон превратился в столб света в Исландии, подобно лесному богу в поэме Овидия, и долгими ночами освещает темный пролив^[3]. Его вдова была так любезна, что поставила его вертикально у меня перед глазами. Да, у погасшего пламени дремать приятно.

Можно сказать, что в этом гараже я прозябаю, будто старый, отслуживший свое автомобиль. Однажды я поделилась этим наблюдением с Гёйи. (Гёйи и Доура – это супруги, которые сдали мне этот гараж за 65 тысяч крон в месяц.) В ответ милый Гвюдйоун^[4] рассмеялся и обозвал меня «Олдсмобиль». Я – скорее в интернет, нашла там фотографию «Олдсмобиль Викинг» 1929 года выпуска. Сказать по правде, мне и в голову не приходило, что я уже такая старая. Автомобиль был похож на слегка усовершенствованную гужевую повозку.

Я восемь лет пролежала в этом гараже, прикованная к постели из-за отека легких, который мучил меня в три раза дольше. Я едва способна повернуть голову, потому что при малейшем движении у меня перехватывает дыхание и я начинаю задыхаться, а это довольно-таки неприятное ощущение, или, как говорили в старину, «кошмар непогребенных». Это у меня из-за курения. Я только и знала, что сосать сигареты с самой весны 1945 года, когда это роскошество предложил мне один бородавчатый швед. Огонек сигареты до сих пор дарит мне радость. Мне предлагали кислородные очки с трубочками, которые засовываются в нос, но, чтобы начать пользоваться этим баллончиком, мне пришлось бы бросить курить, «из-за пожароопасности». То есть мне приходится выбирать одного из двух господ: либо русского по фамилии Никотин, либо англичанина лорда Оксигена. Выбор очевиден.

Пока что я дышу как паровоз, а походы до унитаза продолжают каждый день доставлять мне муки. Но малютка Лова входит туда с удовольствием – и я радуюсь чистому звуку молодой струи. Лова – моя помощница. У нас на островах Свепнэйар^[5] была небольшая пещерка по прозванию Мальчишечья, ее веками использовали как мужской туалет. А дорога дотуда называется «Ярлов склон», ведь у нас было выражение «ярла возить», означавшее «справлять нужду». Вот такой у наших предков был юмор.

Ой, что-то я перескакиваю с одного на другое – и то одно, то другое заскакивает в меня. Когда у тебя за спиной – целый интернет событий, целый трюм дней, то очень сложно выбирать и рассортировывать воспоминания. Все смешивается в одну кашу. Я либо помню все разом – либо вообще ничего не помню.

Ах да, у них, бедолаг, год назад в стране все обрушилось. Лопнул банк, и один обломок залетел прямо во двор к моему Магги, такая мощная глыба – прямо в новую веранду, а в лобовое стекло – еще осколок. Хотя это, скорее всего, в переносном смысле. Санитарки и Доура говорят мне, что город как стоял, так и стоит. Рейкьявик не пострадал – не то что Берлин после падения, а по этому городу я, едва успевшая повзрослеть, бродила в конце войны. Уж не знаю, что хуже: если лопнет банк или терпение… Но я знаю, что из-за всех этих несчастий из моего Оболтуса вышла вся уверенность в себе, будто воздух из сдутого шарика, а к тому времени, когда его бывшая занялась кое-чем с другим человеком, у него почти никакой уверенности не осталось. Магги работал в «КБ-банке», связывал свой курс на бирже с мерцанием огоньков на экране компьютера, с какой-то красной полоской, которую он однажды с гордостью показал мне. Конечно, она была не лишена яркости, да и красива, как огонь в очаге, – и такая же надежная, как зыбкий язычок пламени.

А для меня самой кризис – сплошное удовольствие. Все хорошие годы я лежала, а жадины вокруг только и знали, что обирать меня. Так что мне было не жалко смотреть, как они погорели, потому что к тому времени деньги наконец перестали меня волновать. Мы всю жизнь гробим на то, чтоб накопить на достойную старость, а когда старость наконец приходит, у нас уже не остается желания тратить деньги ни на что, кроме приспособления, чтоб мочиться лежа. То есть, конечно, было бы неплохо снять немецкого мальчика, чтоб он стоял полуобнаженный при свечах и декламировал старой лежачей развалине стихи Шиллера, да у нас в стране всю торговлю телом уже запретили, так что не стоит и жалеть об этом.

У меня остались всего лишь несколько недель, две коробки «Пэлл

Мэлла», один ноутбук, одна граната – и никогда мне не жилось лучше.