Поверь в свою Звезду!

 В основе сюжета авторская версия событий.

Книга первая

ББК 84 (2р)6

С14

16+

ISBN 978-5-86889-853-2

«Поверь в свою Звезду!» – это захватывающая по своему содержанию повесть, написанная в необычном автобиографическом стиле косвенного диалога автора с читателем, где тесно переплетаются трагические события

с комическими историями и приключениями.

Здесь отображен путь и становление человека, как личности, через тяжелые годы испытаний. Выживание, несмотря ни на какие преграды, веря только в свои принципы, идти твердою дорогой вперед!

Содержание основано на реальных событиях.

Посвящается моему сыну

«Мама, а ведь у тебя такая интересная

и яркая жизнь, напиши об этом книгу!»

Руслан

Глава первая

ПОМНИТЬ, ВЕРИТЬ, ПОБЕЖДАТЬ!

…А пуще всяких благ свобода мне мила.

Уснувший дух людей свобода пробуждает,

Она в них мужество и твердость возрождает,

Она толкает их на славные дела.

Альфред де Мюссе. Поэма «Уста и чаша»

В мире много возможностей, выбери лучшее для себя, пой, танцуй, веселись, смейся, радуйся, верь в успех!

1

…Весенним вечерком я засиделась у экрана телевизора в ожидании сына с работы. Вернувшись как всегда поздно, он завел разговор, так, между прочим:

– Сегодня болтали с ребятами, я рассказывал им о тебе…

– И что?

– Они восхищались тобой, сказали – у тебя классная мать! Да ей при жизни надо памятник ставить! Слушай, мам, а ведь у тебя такая интересная и яркая жизнь, а напиши об этом книгу…

– Хм… Думаешь, это кому-то будет интересно?

– Еще ка-а-а-к!

– Да не вопрос!

– Что, слабо?!

– Легко…

*   *   *

…Совсем маленькой я помню себя смутно. Как и все дети, очень любила сладости, которые, впрочем, перепадали мне нечасто. Может, в шутку сказано – «трудное детство», но это не совсем так, в этом есть свои плюсы и минусы.

*   *   *

…Моя милая, добрая мамочка, но, увы, далеко не счастливая. Как сильно мы, твои детки, перед тобой виноваты. Как много хлопот, неприятностей, бед и обид досталось на твою долю и от самой жизни, и от непутевых деток. Как жаль, что ошибки осознаются очень поздно…

О себе мама рассказывала не так уж и много. Она была последним ребенком в их многодетной семье. В далекие 1920-е годы ей, как и многим другим, довелось познать и голод, и болезни; постепенно уходили один за другим из жизни ее братья, эпидемии и недостаток не щадили никого. Так умер и ее отец, в первый же год после рождения единственной дочери, который приходился дядей всем предыдущим детям ее матери.

После смерти первого мужа наша бабушка вышла замуж за брата покойного супруга. Отец мамы недолго радовался своему счастью – рождению ребенка, через год он умер, а из всех детей выжили только лишь наша матушка и ее старший брат, который и помогал в воспитании сестры, заменив ей отца, так как был старше ее почти на 30 лет.

Айтпай, как звали его, был человеком суровым и смелым. Мы в свое время называли его просто – ата, то есть дед. Но я его немного недолюбливала, и было за что. В молодости он был грозою своего края, работал тогда в только что образованной милиции, громил банды, жестоко расправлялся с людоедством. В те тяжелые 1930-е годы много сгинуло людей от недоедания, но, тем не менее, мама свое детство всегда вспоминала с благодарностью. Ее брат, получавший продовольственный паек, каждый вечер приносил домой буханку ржаного хлеба и чашку какой-нибудь каши – вот так и выживали.

Из рассказов мамы…

Будучи малышкой, она любила дразнить, как и другие дети, пожилую старушку странного поведения, как окажется в будущем, мою прабабушку по линии отца. А дразнила она ее очень забавно: «Кийбат, Кийбат умбаган», что означало – Кийбат ненормальная. Просто она по ночам хлестала себя плеткой, и обладала даром предвидения, была по натуре очень боевой женщиной: садясь на коня, с нагайкой в руке гоняла и громила баев – зажиточных людей, которые в свою очередь побаивались ее смелых похождений. В свое время Кийбат вышла замуж за человека, который доводился родственником моей маме.

Айтпая я помню человеком старым, в год моего рождения ему было уже далеко за семьдесят.

Наши дома, то есть наш и семьи брата моей мамы, стояли рядом, через дорогу, общались мы нечасто, но по праздникам родители, взяв меня с собой, ходили туда в гости.

Помню, там всегда было слишком жарко от натопленной печи и мне было крайне скучно. У деда Айтпая была странная привычка, которая в свою очередь передалась одной из его дочерей: он очень любил до боли кусать детей, получая от этого удовольствие и таким образом выражая свою любовь. Вопреки желанию, эта участь коснулась и меня.

На одной из вечеринок старец попросил мою маму подвести меня к нему. Будучи еще малышкой и чувствуя какую-то тревогу, я не хотела подходить к родственнику, но мамуля не могла перечить своему брату. После его сильного укуса в мою щеку я громко плакала, а мама стояла молча, не в состоянии что-либо сказать и сделать, обычай и воспитание не позволяли этого. Мне же было жутко обидно.

…Окончив школу-семилетку, мама какое-то время работала учителем русского языка в школе. Ну а вскоре по наставлению брата ей пришлось выйти замуж за представительного человека, имеющего положение в обществе, – по тем временам это было и необходимостью, и обязанностью. Она не любила рассказывать о первом муже и никогда не называла его по имени, хотя я знала, что он был человеком хорошим, очень любил и баловал ее. Совместных детей у них не было. Прожив какое-то время вместе с любимой, он покинул этот мир, болезнь сделала свое дело, не помогли даже и московские специалисты. Тот человек был намного старше своей любимой подруги, но она с большим уважением относилась к нему и была крайне благодарна за все. Он умер в послевоенные годы, мама тогда работала в райкоме партии, была настоящей коммунисткой и патриоткой, продолжая активную работу, как и в военные годы. Когда скончался ее первый муж, она смогла добиться встречи со Сталиным: по его указанию был выделен самолет для перевоза на родину и захоронения тела покойного.

В свои годы мама была человеком решительным, твердым в убеждениях.

Я не совсем точно знаю, где и когда она вновь повстречалась с моим отцом, в детстве они жили рядом и им не раз доводилось вместе играть. В то же время они были родственниками, что впоследствии всегда скрывали от нас. Отец моего отца, то есть дед Сапар, был двоюродным братом моей матери. Хотя она и доводилась нашему отцу тетушкой, но родилась на два года позже его. Вот такая сложная арифметика.

Думаю, поначалу между родителями была какая-то любовь: мне, как ребенку любопытному, доводилось украдкой читать их письма, мама долгие годы хранила у себя среди документов пожелтевшее письмо отца. В 1955-м году они сошлись, и отец увез ее из Казахстана в Барнаул, где проживали многочисленные родственники со стороны его матери.

Моя бабуля по отцу была татаркой, звали ее Магрифа, и я очень любила ее, хотя на протяжении всей жизни между ней и нашей мамой мира никогда не было. Каждая из них была близка и дорога моему сердцу, любя каждую, я страдала от их ссор.

В Барнауле мама уже носила своего первого ребенка. Отцу как специалисту на пару с его родным братом Николаем дали двухкомнатную квартиру в центре города. Но жить маме в тех условиях было очень сложно. Отец со своей матерью, братом и моей мамой приютили у себя еще и семейство сестры нашей бабушки Латифы, у которой в свою очередь был муж Кадыр и четверо детей: двоюродные брат отца Рашит и три сестры – Рашида, Рауза и Мюнира. В их семье никто не работал, поэтому всех содержал, по сути, мой отец, а маме приходилось готовить, убирать и стирать за всеми, поскольку девицы-родственницы были с ленцой.

Наш отец, прошедший всю войну, был человеком суровым, любил выпить и в свое время не страдал от недостатка женского внимания, одним словом, любил погулять.

Мама же была несколько ревнива: часто упрекая, перечисляла поименно всех его гражданских жен. А получалось все как-то складно и забавно: «Фаима, Фатима, Ольга, Лиза, Лида…»

Вот так однажды она, будучи уже в положении, встретилась случайно лицом к лицу с его первым ребенком – сыном Геной, которому тогда было от силы 2–3 года. Несчастный малыш, рожденный женщиной легкого поведения, по сути, был никому не нужен. Маму, естественно, взяла досада, бросив все, она вернулась домой к своей матери в только что начинающий строиться г. Серебрянск. Там устроилась работать в библиотеку, где ей выделили комнатку для проживания.

Хотя мир частенько не брал мою бабулю по отцу и маму, но что-то подтолкнуло тогда бабушку, может быть, все тот же дар предвидения, и она поехала вслед за моей матерью в Казахстан.

В то время уже родился мой старший брат Нуртай, шел май 1956 года. Ему исполнился только месяц, когда бабушка и мама вместе с ним пошли в фотоателье, что было доступно не многим, одним словом, не всем по карману.

… После обработки той самой фотографии, спустя годы, портреты моих милых бабули и мамочки как нечто святое заняли почетные места в нашей квартире…

У отца, конечно, дрогнуло в груди: получив снимок сына-младенца, он не задумываясь бросился строить новую жизнь, навсегда покинув Барнаул и оставив квартиру родственникам.

В Серебрянске появились первые бараки и дома, началась стройка грандиозной Бухтарминской ГЭС. Под строительство частного сектора выделялась земля. Отец с легкостью построил дом, память о котором навсегда осталась в моем сердце.

Через год родилась моя сестра, которую назвали Шолпан.

В эти дни уже умирала наша другая бабушка, по линии мамы, она прожила очень долгую жизнь, соблюдая все обычаи и традиции, но, как и любая мать, всегда старалась помочь своей дочери и стояла на ее стороне в тяжелые минуты. Успев поцеловать только что родившуюся внучку, бабуля искренне пожелала ей счастья.

Брат мамы всегда был противником брака моих родителей, ругал ее, выгонял из дома, когда они с отцом, будучи еще неженатыми, тайно встречались. Пытаясь запустить в дом оставшуюся на улице дочь, старой матери приходилось в потемках вставать и открывать дверь. Вот так однажды встав, она упала, что-то повредив себе внутри, и это сказалось впоследствии. Прожить бабушка могла и больше. Мне не довелось ее знать, но мама о ней отзывалась всегда с большой теплотой.

Отца своего я вспоминаю с болью в душе, жаль, что мы не понимали друг друга. Мне известно, что он приписал себе год или два, после окончания школы-семилетки, поступил в танковое училище, а к началу 1941 года был уже офицером, под его началом был танковый взвод.

Его отец Сапар воевал в пехоте, прошел всю войну и скончался от полученных ран в дни Победы.

Нашего отца звали Файзрахманом, но по жизни он был просто Пашкой. Пройдя войну, имел награды, воевал на Втором Белорусском фронте. Повидал много горя, зла и насилия, может, поэтому был человеком несколько замкнутым, озлобленным и в какой-то мере жестоким: частенько пил, поднимая руку на маму. Мои старшие братья

и сестра тогда как-то пассивно и равнодушно к этому относились, но мне было очень жаль мать и я многое не понимала.

Помню, как-то отец закрылся с ней в комнате, мама сильно кричала, он ударил ее маленькой табуреткой, потом вышел из комнаты очень злой, а мамуля плакала и по руке ее стекала струйка крови. Спрятавшись от обиды где-то во дворе, она не отзывалась на мои крики. С тревогой выбежав следом, я долго звала маму, опасаясь потерять ее.

Сама я росла ребенком тихим и забитым. Большую часть времени проводила у своей бабушки и, несмотря на частые ссоры с мамой, все равно очень любила ее.

Всё, говорят, возвращается на круги своя – это я пойму после.

А пока я ребенок и во мне копится злоба, не дают покоя мысли. И как бы ни были наказаны жизнью отец и его мать, мне все равно искренне жаль их, каждого по-своему.

Уметь прощать ошибки дано не каждому, но главное – осознать и признать их.

Ошибки родителей… Может, тому виной древние традиции, жаль, что все это осознается потом, будет много горя, слез, обид и печали…

2

Своего первого сына Нуртая родители, как и положено, баловали и лелеяли, все лучшее отдавая ему – так было заведено. С годами такой порядок вещей сформировал в нем эгоиста, подлого, злого и гадкого.

В пятилетнем возрасте, катаясь на санках, он вместе со своим сродным братом Бахытом, жившим через дорогу от нашего дома, попал под колеса машины. Получив сотрясение, дети всполошили всех. Последствия трагедии оказались непредсказуемыми и проявились в будущем как нельзя остро.

А пока Нуртай рос беспечным и пассивным ребенком, копил в себе зло и агрессию.

Припоминаю, будучи подростком, как мама купила небольшую палочку вареной колбасы, по тем временам продукт редкий, роскошный и вкусный. В ту пору у меня была дикая мечта: «Вот вырасту, пойду работать и с первой же зарплаты куплю себе колбасу, съем сама и никому не дам».

Сейчас это кажется забавным, но от воспоминаний в душе очень больно. Тогда я так и не могла понять, для чего же был куплен тот злосчастный деликатес, который съесть никто не смел, кроме старшего брата! К тому же мама так ничего из колбасы не приготовила, даже и не помню о ее дальнейшей судьбе, скорее всего, она досталась, как и положено, любимцу.

Тот день навсегда врезался в мою память: где-то боль и обида, а где-то и стыд.

В доме у нас не было ни холодильника, ни какой другой более-менее нормальной обстановки. Мне было известно, что в кладовке на гвозде висит колбаса, которую очень хочется если не съесть, то хоть кусочек попробовать. Я долго и упорно выжидала время, чтоб пройти туда незаметно. В мыслях было лишь одно: «Ну хоть немножко откусить». Было очень стыдно, и я не решалась. Наконец, как-то неосознанно, все же схватила соблазнительную «палку» и было уже поздно отступать. Отломив второпях кусочек грамм на 70, я убежала за дом, на ходу жуя и давясь от страха и наслаждения.

А через некоторое время была обнаружена пропажа. Боже, сколько было шума и крика! Мама, со злостью бросив продукт на пол, очень ругала нас, упрекая,что мы нехорошие и подлые. Я же тогда так и не созналась в содеянном. Все думали, что это дело рук среднего брата Амантая, так как ему по жизни ни подлости, ни эгоизма было не занимать, он в свою очередь, конечно же, думал на меня.

Однажды родители вместе со мной, тогда еще малышкой, пошли в гости к своим друзьям Морущенко. Возвратились домой поздно. Оставшиеся дома дети уже спали.

Нашу бабулю почему-то раздражали такие похождения, хотя жила она отдельно от нас, а отец мой по мере возможности всегда ей помогал. Во время нашего отсутствия бабушка зачем-то надоумила Нуртая навредить родителям, что тот и сделал, не задумываясь и с превеликим удовольствием.

В дальней комнате стоял недавно купленный у соседей старенький шифоньер, который я считала супервещью. Вот на его-то дверце братец и выразил гвоздем все свое недовольство. Кроме того, он выбросил в помойное ведро мамины касешки (пиалушки), которые были памятью о ее покойной матери.

Я стояла и смотрела на это молча, но с большим сожалением и огорчением. Мама тоже была расстроена, но было тихо, никто не стал ругать и упрекать бабушку и Нуртая, а я своими маленькими ручонками пыталась отмыть посуду, как могла и еще долго смотрела на дверные царапины, которые со временем отец более-менее замазал полировкой.

В доме продолжалась обыденная жизнь. Родители очень рано вставали, отец чистил двор, заносил в дом дрова и уголь, чистил сараи, кормил скотину. Мама топила печь, доила корову,готовила завтрак на скорую руку – в лучшем случае это была жареная картошка. Ну а мы наперебой с Амантаем пытались поскорее позавтракать, потому как с его зверским  аппетитом и скоростью был риск полуголодной идти в школу с испорченным настроением. Ему было просто плевать на всех и на все, он жил своим умишком только для себя, злобный и гадкий. Нас с ним никогда не брал мир, в памяти лишь одни постоянные оскорбления в мой адрес.

Я для него была никто и ничто: при всех, и при родителях тоже, он запросто называл меня толстой, жирной, тушей безобразной, его нечеловеческой ненависти ко мне не было предела. Но его никто за это не одергивал, а жаль.

В свою очередь я тоже ненавидела братца, желая в душе ему всего самого плохого.

А однажды захотелось вообще избавиться от него раз и навсегда, но, не зная, как это сделать, подложила ему в постель иглу. Походив и подумав, что мама будет страдать, изменила свой план, поймав себя на мысли, что все решится само собой.

Но в душе было очень досадно, оттого что отец не пресекал вовремя отвратительное поведение сыновей, не делал им замечания. Одним словом, воспитания-то никакого и не было. Хотя родителей тоже можно было понять, им было очень тяжело и просто не до нас.

3

Помнится, я еще дошкольница, как и обычно, иду в район площади к своей бабуле. Мои ноги сдавливают старенькие и уже совсем тесные сандалии. Каждый шаг причиняет боль, в голове единственная мысль – снять башмаки и идти босиком, хоть и будет стыдно. Возможно, вокруг подумают, что малолетка просто бродит босой, потому что тепло. Дойдя до дома бабули, огорчившись ее отсутствием и подумав, что она ушла торговать на базар, я зашла в общественный деревянный туалет, что стоял рядом, и с превеликим удовольствием скинула с ног ненавистную обувку.

Возвращалась домой бодрая и довольная, предоставив отдых сдавленным ножкам, на ходу сочиняя оправдания перед мамой. Хотя особо придумывать было нечего. Просто вернувшись босой, я сказала, что сандалии больно сдавили ноги, они мне давно малые. Мама вовсе не ругалась, сама об этом прекрасно понимая. Новую обувь я уже не выбирала, просто радовалась тому, что имела.

В начале лета 1966 года волей случая я попала в инфекционную больницу. Помню только вечер дома и мой неожиданный крик, боль в горле, температура, скорая. Мама рассказывала, что тогда я находилась в критическом состоянии и врачи упорно боролись за мою жизнь, не понимая причину болезни. Приезжали специалисты из Москвы. Мононуклеоз, как сообщили позже медики, оказался в то время явлением редким и не всегда излечимым. Родители переживали за мою жизнь, так как я часто находилась без сознания. Маме приходилось в течение долгого месяца разрываться между мной и семьей. Отец тогда говорил, что если выживет Галя, то он устроит большой той, то есть пир, и заколет барана. Так и вышло. После успешного моего выздоровления он действительно устроил угощение для близких.

Потеряв по своей вине четвертого ребенка, рожденного до меня, отец с мамой тяжело переживали очередное несчастье. В будущем мамуля непринужденно расскажет нам о маленькой сестренке Жибек, которая прожила всего четыре месяца. После ее смерти появилась я.