…ты меня и из

Рая ждала!

В.Высоцкий

Глава 1

Горожанин

– Скажи что-нибудь!

– Что именно?

– Что-нибудь.

– Зачем?

– Не люблю, когда ты молчишь. Если ты молчишь – значит, тебе нечего мне сказать.

– Если я молчу, значит – думаю.

– Ты мог бы думать, когда я сплю или говорю.

– Разве это вежливо – думать, когда с тобой говорят?

– Так ты у нас вежливый человек?

– Стараюсь им быть.

– Тогда почему тебе морду бьют каждый день?

– Потому что там, где я каждый день бываю, вежливость принимают за трусость.

– Если ты вежливый и не трус, принеси пожалуйста из машины мою "Вирджинию". От твоих сигарет у меня придатки болят!

– Пошла ты…

У изголовья стояла почти пустая бутылка Кьянти. Оксана к ней потянулась через Олега, взяла кончиками пальцев, но она выскользнула и с грохотом покатилась к тумбочке.

– Твою мать! – крикнула Оксана и, спрыгнув на пол, бросилась догонять. Догнав, наклонилась. Голая попа, нетронутая, как спина и ноги, марокканским загаром, аппетитно сверкнула под лучом месяца.

– Пролилась? – поинтересовался Олег, Зевая.

– Не пролилась! Я ее заткнула, ты представляешь? Я никогда бутылки не затыкала, а тут заткнула! Какой кошмар! Если я еще недели две-три с тобой пообщаюсь, то приучусь перед входом в банк или магазин гасить сигарету и класть ее на бордюр, а потом – докуривать!

– Или отнимать у бомжей, – прибавил Олег.

Осушив бутылку, Оксана снова нагнулась и закатила ее под тумбочку. Но бутылка выкатилась обратно. Тогда Оксана пихнула ее под тумбочку вперед горлышком и, на всякий случай, посверкав попой еще несколько секунд, вернулась к своему другу. Он лежал на спине, прислушиваясь к тоскливому вою ветра за дребезжащим стеклом. Диван стоял у окошка. Олегу это понравилось. Он любил смотреть на ночное небо, как бы оно не выглядело и каким бы ни было настроение. Эта склонность крепко объединяла его с Оксаной – не потому, что она, подобно ему, уносилась мыслями к звездам, а потому, что предпочитала позу наездницы. Только изредка на нее накатывала другая крайность. Тогда она становилась перед Олегом в позу уборщицы, высоко задрав ягодицы. Похоже было – именно к этому и шло дело. Длинные пальцы с наманикюренными ногтями почти такой же длины настойчиво щекотали грудь и живот Олега, пухлые губы слюняво липли к его плечу.

На месяц наползла туча. Взяв с подоконника плоскую бутылку «Джонни Уокер», Олег хлебнул из горлышка и спросил: «Чего ты боишься?»

Рука Оксаны застыла.

– Я ничего не боюсь. Тишина, конечно, такая… немного жуткая. Лес есть лес.

– Ты любишь природу?

– Разве что в виде маков.

Выхватив у Олега бутылку, Оксана села на пятки и присосалась к ней.

– Тогда зачем ты меня сюда притащила?

– Затем, что я его ненавижу, – проговорила Оксана, ставя бутылку на подоконник. Взяв с него зажигалку и пачку Мальборо, закурила. Голубоватое пламя кинуло по углам дрожащие отблески. Обозначились очертания тумбочки и двух кресел, на одном из которых лежали вещи Олега, а на другом – Оксаны.

– Я тебя понимаю.

– Нет, Олег, нет! Ты физически не способен понять меня. Ты – кобель, хоть и сука рваная! Ты не знаешь, как твердо он убежден, что я – его движимое имущество и должна на коленях сосать за каждую шубу, за каждый брюлик, за каждый джип! Ты не представляешь, как он гордится этим коттеджем… Ну, ничего! Когда-нибудь он узнает, что я здесь вытворяла! Не только он. Узнают и те, кому он с самодовольной рожей рассказывает, во что ему обошлась постройка и сколько он платит аборигенам за дрова и охрану!

– Да это все для него – копейки, – сказал Олег с печальной усмешкой.

– Ты ошибаешься, – ядовито вымолвила Оксана, гася окурок о подлокотник дивана, – за одну только просеку для доставки стройматериалов он отстегнул сорок тысяч долларов. Сорок тысяч! Долларов! За поваленные деревья!

Олег спросил:

– Ты не знаешь, у его фирмы на Западе филиалы есть?

– Нет, не знаю. Я вообще ничего не знаю о его фирме. И не желаю знать.

– Почему?

– Потому что я – не самоубийца!

– А я… я не жеребец для эмоциональной разрядки! – крикнул Олег и, хлопнув ладонью по одеялу, встал на колени, – не жеребец, поняла?

– В первую же ночь, – призналась Оксана, – и это было нетрудно. За двадцать лет бурной половой жизни я кое-как научилась отличать жеребцов от мелких, блохастых, всеми обиженных кобелишек!

– Ну и соси за шубы и бриллианты! А я себя уважаю, ясно?

– Ты себя уважаешь? Тогда гордись, дурак, что тебе я сосу бесплатно… и не проси вот этого!

Звонкая оплеуха выбила искры из глаз Олега. Он покачнулся.

– Если ты еще раз на меня затявкаешь, недоносок, – прошипела Оксана, – я из тебя…

Темнота была абсолютной. Олег ударил на голос. Раздался визг. За ним последовал грохот, свидетельствовавший о том, что Оксана, слетев с дивана, кубарем покатилась через всю комнату. Услыхав затем ругань и приближающийся к дивану стук голых пяток, Олег решительно спрыгнул на пол. Ногти Оксаны коснулись его лица. Он стиснул ее запястья. Она отчаянно завизжала – но не от боли, а от того, что окно вдруг вспыхнуло и погасло. Дом содрогнулся от громового раската, и на стекло обрушился страшный ливень.

Пальцы Олега разжались сами собой. С минуту он и Оксана стояли друг перед другом, не смея пошевельнуться и молча слушая барабанную дробь воды. Гроза нарастала. Молнии наполняли комнату ослепительным, белым светом. Громы трясли покрытую пеной землю, как лист фанеры. Ветер то выл, то всхлипывал, то ревел.

Олег опомнился первый.

– Вот черт, с ума здесь сойдешь, – пробормотал он, беря сигареты. Сев на диван, закурил. Оксана последовала его примеру. После первой затяжки она закашлялась, чего раньше за нею не наблюдалось, и прошептала каким-то не своим голосом:

– Настоящие джунгли…

– Какие джунгли! Тайга! – поправил Олег.

Он был близок к истине. За окном простиралась такая глушь, которую можно представить разве что за Уралом. Малейший шорох из темноты наводил на мысли о леших, ведьмах и упырях. Гроза же казалась попросту концом света. Кирпичный дом, на втором этаже которого развлекались Олег с Оксаной, стоял в глубоком лесном овраге, на сваях. Рядом располагался гараж. Один склон оврага был высоченный, крутой, а другой – пологий. На нем стояли восемь древних избушек – поросших мхом, покосившихся. Жили в них лихие деды-промысловики. Спокон веку жили. Добывали куницу, белку, лисицу, выдру, бобра. Покупатели приходили сами. Они снабжали дедов провиантом, водкой, боеприпасами и всем прочим, так что дедам неплохо жилось. Им было где побродить в поисках зверья. Глухие боры и смешанные леса, редея на сорокаметровых холмах и, скапливаясь в сырых, туманных низинах, со всех сторон обступали овраг с избушками. До ближайшего края пересеченных речками и ручьями дебрей было четырнадцать километров. Один ручей струился по дну оврага, между избушками и кирпичным домом. Он тек на север, к Черному озеру. Ледяное, чистое, как слеза, оно затерялось среди чащоб, оврагов и топей. Никто из него не пил уже много лет. Тропинки к нему меж страшных болот, дымящихся и в тридцатиградусные морозы, загромоздил бурелом. В нем кишмя кишели гадюки. Еще более дремучим и страшным считался лес над восточным склоном оврага. На западе, за пологим склоном, тянулся луг, а дальше вздымались гряды холмов. На них росли сосны. С юга, сквозь относительно редкий лес, к оврагу тянулась от шоссе просека с колеей. Она изобиловала ухабами, одолеть которые был способен лишь армейский тягач, бульдозер или могучий джип – к примеру, "Ниссан Патрол", которым располагала Оксана.

Они подъехали к дому за два часа до грозы. Над лесом горел закат. Горел на полнеба. Тоскливо выли собаки.

– Ого, как воют! – удивилась Оксана, выпрыгнув из машины. – Никогда так не выли!

Олег помог ей открыть гараж. Потом они закурили, оглядывая окрестности.

– Мы как будто не только на двести пятьдесят верст от Москвы отъехали, но и на двести пятьдесят лет назад, – заметил Олег, вдыхая холодный осенний ветер. – Не понимаю, как тут люди живут?

– Отлично живут, потому что им никто не мешает, – проговорила Оксана, сплюнув, – и они никому. Очень адекватные старички.

Олег взглянул на избушки, слегка качавшиеся от ветра. Стряхнув попавший на юбку пепел, Оксана еще раз плюнула и прибавила:

– Староверы. У них своя философия – Бог, добро. Меня это как-то даже не раздражает.

– А ты не боишься, что им захочется сделать доброе дело твоему мужу?

– Исключено. Ты – не первый. И не пятнадцатый. У меня с дедами – крепкая дружба. Не знаю, на какой хрен им деньги нужны, но они их любят.

Не убежденный, Олег повернулся к дому.

– Ну как? – спросила Оксана, щурясь.

– Да так…

– Я ему сто раз говорила – чтоб нажираться с друзьями после охоты и проституток драть, можно было построить одноэтажный. И поближе к Москве.

– Тут, наверное, зверей больше.

– Да, зверья тут немерено, – согласилась Оксана, щелчком метнув окурок в ручей, – особенно – в Дни милиции. Загони машину. У меня это не всегда получается без последствий.

Олег загнал. Покинув гараж, передал Оксане ключи. Смеркалось. Лес над восточным склоном шумел, как море. Захлопнув створки стальных гаражных ворот, Оксана стала запирать их на оба замка. Олег поинтересовался, зачем на оба.

– Затем, чтобы у нас были лишние пять минут на самоубийство, если мой идиот нагрянет, – объяснила Оксана и рассмеялась. – Шучу, шучу! Не нагрянет. У него дел полно.

– Да мне наплевать.

– Заметно! Весь побелел от страха.

– Не за себя.

– За меня?

– За твоего мужа.

– Это напрасно!

Крутя ключи на цепочке, Оксана подошла к другу и больно щелкнула его по длинному носу.

– Он – бывший мент. Омоновец. Рост – два метра, ширина – три.

Олег рассмеялся, хотя смешно ему не было, и они направились в дом. И вот, спустя два часа, под грохот грозы, не думавшей прекращаться, он почему-то вспомнил тот разговор. Ему снова стало не по себе. Он лег и закрыл глаза. Оксана немедленно оказалась рядом и обняла его. По стеклу стелился сплошной поток, но при вспышках молний сквозь него можно было увидеть гребни холмов, увенчанных соснами. Громовые раскаты звучали то вдалеке, то над самым домом. Во время длительной паузы между ними Олег вдруг приподнял веки и произнес:

– На нас кто-то смотрит.

Оксана вздрогнула. Он почувствовал страшный стук ее сердца.

– Кто?

– Откуда я знаю?

– Из окна?

– Да.

– Ты меня нарочно пугаешь?

– Нет.

– Тогда это дождь, – чуть слышно, чтобы скрыть от себя самой паническую нетвердость голоса, прошептала Оксана и провела ледяными пальцами по щеке Олега. Он отстранил ее руку.

– Дождь?

– Дождь. За городом он – живой и иногда смотрит!

– У него есть глаза?

– Наверное…

– Я боюсь, колею размоет, – проговорил Олег и положил руку на треугольник жестких волос внизу живота своей собеседницы. Она слабенько шевельнула бедрами, усмехнулась и агрессивно проворковала:

– Не бойся, Ниссан пропрет.

– А у твоего мужа есть внедорожник?

– Конечно, есть! Тойота Лендкруизер. Настоящий бульдозер!

– Черт, – произнес Олег и задумался. Дождь слабел, но похоже было – мог продолжаться еще не час и не два. Оксана, тем временем, проявляла признаки нетерпения – тормошила Олега и, наконец, куснула его плечо. Олег не отреагировал. Тогда она встала на четвереньки – попой к подушке, и присосалась к более чувствительной части тела своего собеседника. Сверкнула молния. Олег вскрикнул и, откинув Оксану, резко встал на колени. Его глаза, устремленные в окно, поблекли от ужаса. Громовой раскат невиданной силы всколыхнул землю, да так, что дом подскочил.

– Придурок! – выдохнула Оксана, схватив Олега за плечи. – Ты меня напугал! У меня придатки свело от страха!

– Я его видел, – пробормотал Олег, напряженно глядя в мокрую темноту.

– Кого ты там видел?

– Его! Того, кто на нас смотрел!

– Где он был?

– Снаружи! Стоял, прижавшись носом к стеклу!

– Олег, ты рехнулся. Мы – на втором этаже!

– Значит, он взял лестницу!

– Идиот! – рявкнула Оксана, невероятно взбешенная. Соскочив с дивана, она приблизилась к тумбочке, вынула из нее мощный фонарь, включила его, влезла на постель и, встав во весь свой немалый рост, направила луч в окно.

– Никого там нету!

– И лестницы тоже нету?

Прильнув к стеклу, Оксана провела лучиком по земле около фундамента.

– Нету никакой лестницы!

Погасив фонарь, она убрала его под подушку, плюхнулась на живот и застыла, раскинув длинные ноги.

– Я его видел, – не унимался Олег. – Абсолютно точно!

– И как он выглядел?

– Худой, бледный, темноволосый!

Оксана не шевельнулась, не издала ни звука, однако Олег почувствовал, что его слова резанули ее по сердцу, как будто он сообщил ей о смерти матери. Антикварные ходики на стене пробивали десять.

– Оксана, что происходит? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Я должна тебе кое-что рассказать, как можно скорее, – отозвалась она деревянным голосом и нащупала его руку.

– Рассказать? Что?

– То, что скорее всего, имеет отношение к этому человеку.

– К какому?

– К тому, который смотрел на нас из окна.

Олег, хоть и ожидал этого ответа, едва не умер.

– Ты издеваешься? – спросил он.

Но Оксана явно не издевалась.

– Ляг! Пожалуйста, ляг!

Он лег и обнял ее. Ему стало холодно и противно от ее пота.

– Ну, кто смотрел?

– Он! Я думаю, он!

– Да говори, кто?

– Олег, не кричи… Пожалуйста, выслушай всю историю и скажи, что ты о ней думаешь… Я прошу! Ты не представляешь, насколько это для меня важно!

Голос ее срывался.

– Ты сумасшедшая…

– Но ты сам его видел! Олег, ты сам его видел!

Она заплакала, стискивая его трясущимися руками. Он приподнялся и, взяв бутылку, хлебнул. Потом дал Оксане. Она закашлялась. Он похлопал ее по мокрой спине с резко выступающими лопатками. Это не помогло. Помог второй глоток виски.

– Олег, ты – циник, – хрипло проговорила Оксана, всхлипывая. – Железный, непрошибаемый циник… Ты можешь высмеять что угодно! Если высмеешь то, что я тебе расскажу – мой страх улетучится! Если нет —я сойду с ума до утра…

– Я понял. Допей, там чуть-чуть осталось.

Послушно опорожнив бутылку, Оксана бросила ее на пол, вытерла рот и быстро залезла под одеяло. Олег сказал, что он готов слушать, и она шепотом начала.

– В нескольких километрах отсюда, за Гнилым яром, до революции была большая деревня с церковью. Жили в ней одни кулаки – зажиточные крестьяне. В семнадцатом году они отказались признать советскую власть. Решили обороняться против нее, если будет нужно. Через два года к деревне подошли красные. Бой был страшный. Большевики ворвались в село по трупам повстанцев и порубили всех, кто в нем был, включая детей, стариков и женщин. Село сожгли, а церковь разрушили…

– И что дальше? – поторопил Олег внезапно умолкнувшую подругу.

А дальше – вот что. Те, кто церковь ломал, и года не протянули: кто утонул, кого расстреляли, кого убили, кого безобидный бык забодал, кто с ума сошел и повесился… Один сам подох, другой сгинул. Ну, и так далее.

Тут Оксана снова сделала паузу, чтобы прислушаться. Олег взял сигареты и закурил.

– От той церкви ни одного целого кирпича не осталось, а от домов – ни одной дощечки, – продолжала рассказчица, – и подступы к пепелищу быстро заросли дебрями. Появились даже болота. Но как-то раз, осенью тридцать третьего года, один охотник из близлежащей деревни, которой теперь уже нету, ночью забрел-таки в Гнилой яр и – увидел церковь. На прежнем месте!

– Уже смешно.

– А когда он пришел домой – его не узнали. Уходил молодой, вернулся – седой! Следующей ночью человек двадцать отправились в Гнилой яр. К самому оврагу пролезли, долго стояли, смотрели, однако видели лишь луну, болото и чащи. Но страшный слух пополз по округе – не потому, что ночной охотник увидел церковь – мало ли, померещилось, все бывает – а потому, что он вскоре вдруг исчез при крайне загадочных обстоятельствах…

– Утонул, должно быть, в болоте, – предположил Олег, – он, видно, пьянь был последняя!

– Он был трезвенник, но не важно. Эта история повторилась в разные годы с еще тремя мужиками из разных сел. Каждый, придя из леса, всех уверял, что видел мертвую церковь. Дней через пять – исчезал. Бесследно и навсегда!

– И когда последний исчез?

– В шестьдесят четвертом году.  Это был отец деда Сашки, изба которого к ручью ближняя. Завтра сам с ним поговори, если мне не веришь. Ну, а теперь я перейду к главному…

Ее голос дрогнул, и кто-то словно провел по спине Олега кусочком льда. Съежившись, Олег порывисто загасил окурок и предложил:

– Давай сперва выпьем.

– Ладно. НО только ты принеси, пожалуйста.

Спрыгнув на пол, Олег на ощупь отыскал тумбочку, выхватил из нее первую попавшуюся бутылку и со всех ног вернулся к Оксане. Он много раз пытался понять, почему трясущиеся от страха люди жмутся друг к другу, как вымокшие цыплята. Ему казалось невероятным то, что страх с такой легкостью заглушает потребность быть молодцом – потребность, подчиняясь которой люди столь фанатично трудятся, предают, воруют и убивают, иногда – миллионы. Ответа не было и теперь, когда молодцом перестал казаться он сам. Из бутылки жгуче пахнуло пятидесятитрехградусным коньяком.

– Ври дальше, – проговорил Олег, слегка смочив горло. Смочив свое не слегка, Оксана откинулась на подушку и натянула влажное одеяло до подбородка. Минуты две был слышен лишь дождь. Олег уже решил, что его подруга уснула, и начал думать, стоит или не стоит будить ее, но она вдруг снова заговорила, на этот раз – не шепотом, а вполголоса.

– Каждый из четырех исчезнувших перед тем, как сгинуть, встречался возле деревни с красивым, бледным, темноволосым мужчиной лет тридцати, одетым как горожанин, и никому не хотел сказать, чтоб было от него нужно этому человеку. Потом шел в лес – и больше не возвращался.

Над западным холмом вспыхнула молния, и Олег увидел лицо Оксаны, порозовевшее от ядреного коньяка. Она улыбалась.

– А кто-нибудь, кроме сгинувших, видел этого типа?

– Многие его видели со спины, когда он беседовал с обреченным и шел потом через поле к лесу. Но как-то раз одна молодая женщина повстречалась с ним на опушке. Он поздоровался с ней. Прибежав домой, она его описала пятью словами, как это делали сгинувшие. Красивый, бледный, темноволосый, лет тридцати… И сразу же онемела! А через месяц – сошла с ума!

– Когда это было?

– В шестьдесят пятом году.

– И в шестьдесят пятом году он выглядел так же, как в тридцать третьем?

– И так же, как в две тысячи первом – если, конечно, ты хорошо его разглядел…

Олегу вдруг показалось, что время стоит на месте. Причиной этого ощущения был, наверное, монотонный шелест дождя и ровный вой ветра – настолько ровный, что можно было подумать – гудит турбина.

– Этот твой горожанин мне померещился, – заявил Олег, – я недавно слышал, что виски – самый галлюциногенный напиток.

– Олег, Олег! Ради бога, не неси чушь! – взмолилась Оксана, пихнув Олега ладонью в бок. – У меня придатки болят от страха, а ты вцепился в бутылку, как зечка в член, и не знаешь, что мне сказать! Скажи что-нибудь, мы можешь! Ты – пофигист! Уголовник! Я это знаю!

– Откуда?

Вопрос застал Оксану врасплох. Олег повторил.

– Только уголовник способен ударить женщину по лицу! – вскричала Оксана, скидывая с себя одеяло. Коньяк отлично грел ее изнутри.

– А ты знаешь, кто он? – спросил Олег.

– Горожанин?

– Да.

– Знаю.

– Кто?

– Ты с ума сошел!

– Почему?

– Потому что если он рядом – его нельзя называть! Назовешь – придет!

– А ты этого не хочешь?

– Олег, ты псих?

– Разумеется. Из тюрьмы не психами не выходят. Я ж уголовник, ты это знаешь, хоть и не говоришь, откуда! Так пусть он скажет…

Олег набрал полную грудь воздуха, не подумав, что будет делать, если Оксана сразу не зажмет ему рот ладонью. Но у нее хватило трусости и проворства, чтобы совершить эту глупость.

– Олег, не надо! – защебетала она. – Пожалуйста, не кричи! Я все объясню. Понимаешь, я… я нечаянно пролистала твою записную книжку, когда ты спал…

Грубо отпихнув ее руку, Олег улегся. Оксана пьяно шлепнулась рядом.

– Под четырьмя телефонными номерами я увидела клички. Одну из них я много раз слышала…

– От кого?

– От мужа! Он говорил, что это бандит! Ужасный бандит! Олег, ты никакой не предприниматель и не политик! Какие у тебя дела могут быть с бандитами, если ты – не один из них?

– Я им денег должен.

– За что?

– Я брал у них в долг.

– На что?