© Попов Г.Г., 2019

© ООО «Издательство „Вече“», 2019

© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2019

Предисловие автора

Эта монография была задумана автором настоящих строк после нескольких выступлений на конференциях, организованных различными историческими институтами Российской академии наук и другими известными научно-образовательными структурами в последние четыре года. На одной из таких конференций рядовым преподавателем истории с многолетним стажем был поднят вопрос, могли бы мы победить без западных союзников? Этот вопрос был привязан к проблеме «ленд-лиза», однако сразу же вышел за пределы этой сложной темы. Данный вопрос показался вначале ненаучным, скорее всего, касающимся методологии преподавания истории Великой Отечественной войны. Но, если разобраться внимательнее, то это – центральный вопрос именно научного анализа Второй мировой войны, правда, после крушения Восточного блока в конце 1980-х – начале 1990-х гг. он был вынесен на периферию исторической науки.

Тема о влиянии западных союзников на военное положение СССР в Великой Отечественной войне хорошо разрабатывалась на Западе в годы холодной войны, что было связано с борьбой на идеологическом фронте. Советская историография в долгу не оставалась. Но из-за борьбы идеологий многое было упущено в рамках анализа. Во-первых, оценка «ленд-лиза» была проведена очень ограниченно, как экономического фактора в борьбе СССР с нацистской Германией и ее союзниками. Однако «ленд-лиз» является еще и военным фактором сам по себе, так как это – серия боевых операций в Северной Атлантике и Арктике, в ходе которой нацисты вынуждены были отвлечь от основных направлений военных действий значительные силы авиации, ВМС и сухопутных войск (последние прикрывали базы ВМС и люфтваффе в Северной Норвегии). Во-вторых, сами подсчеты вклада «ленд-лиза» были сделаны, с нашей точки зрения, некорректно, так как не принимался во внимание реальный курс между валютами в то время. В-третьих, последствия действий западных союзников в 1939 – начале 1941 г. для срыва операции «Барбаросса» в принципе не рассматривались в литературе. В сознании целых поколений отложилось впечатление, что кампании 1939 – начала 1941 г. в Европе были легкими прогулками для вермахта под немецкие патриотические марши, а для западных союзников это был величайший позор. Как заметил Марк Ферро, погибшие в боях 1940 г. французы не получают до сих пор никаких почестей, в отличии от солдат Первой мировой и бойцов Сопротивления^[1]. Это – историческая несправедливость, о чем мы поговорим в своем месте на страницах этой книги.

На самом деле, операции вермахта против западных союзников не были легкими прогулками, но принесли германским войскам ощутимые потери в материальной части и живой силе, особенно значимы оказались потери танковых экипажей и летного состава. В-четвертых, не анализировался за неимением достаточного количества рассекреченных на то время документов важный фактор – перераспределение со времени Битвы за Англию ресурсов в пользу производства самолетов ударной авиации, ночных истребителей и морских вооружений в ущерб сухопутным вооружениям; это и привело, на наш взгляд, вермахт к тому, что во время битв за Москву и Сталинград на ряде участков фронта у немцев были старые сухопутные вооружения.

И, в-шестых, расходы ГСМ и прочих ресурсов были недостаточно проанализированы применительно к разным периодам Второй мировой войны. Италия и корпус Роммеля получили значительные ресурсы в ущерб Восточному фронту. Перед этим морская блокада, организованная Британией, лишила германскую военную промышленность значительной доли сырья, что сыграло свою роль и во время проведения операции «Барбаросса» и потом. В-седьмых, на завершающем этапе войны Германия бросила на Западный фронт значительные силы, особенно бронетанковые соединения. Попытки маршала К.К. Рокоссовского освободить Белоруссию предпринимались до операции «Багратион» несколько раз, заканчиваясь неудачно. То, что победа в операции «Багратион» произошла в одно время практически с разгромом основных сил группировки вермахта во Франции, является не случайным совпадением, что мы намерены показать на основе немецких документов в настоящей работе.

Представления о том, что после Сталинграда судьба нацистского чудовища была предрешена рамками практически только Восточного фронта, в общем-то, являются, на наш взгляд, отражением официальной советской версии Второй мировой войны, появившейся уже во время нее. Документы 1943–1944 гг. показывают нам несколько иную картину. Эксперты вермахта тогда считали, что поражение и потери Германии под Сталинградом были вполне компенсированы неудачами Советской армии в ходе отражения ее наступлений зимой 1943 г. под Краматорской, в районах Орла и Харькова. Благодаря немецкому историку Паулю Карелю контрнаступление советских войск зимой 1943 г. достаточно хорошо стало известно на Западе в период холодной войны. На Западе в то время было также выдвинуто мнение, что контрнаступательные операции Советской армии в 1943 г. вымотали последнюю, принеся советскому народу огромные людские потери, что не могло не сказаться на всей стране, включая и людской потенциал советского ВПК.

Но вернемся к вопросу: «Мог бы СССР победить без западных союзников?» Как понимает читатель, ответ на этот вопрос есть цель настоящей книги. Но оговоримся сразу, мы не претендуем на истину в последней инстанции. Кроме того, термин «победа» имеет разные трактовки, если применять его к оценке результатов столь крупных вооруженных конфликтов, как мировые войны. Например, в 1920-е гг. в СССР было популярно в среде военных мнение, что Россия победила в Первой мировой (тогда ее называли Империалистической) войне. Допустим, что так. Но какова была цена этой победы: разрушение не только имперской модели государства, но и почти тысячелетней цивилизации, ее ценностей; Гражданская война и интервенция, более 10 миллионов беспризорников, более двух миллионов политических эмигрантов, голод в Поволжье и многие другие трагедии. Основной противник России в Первой мировой войне – Германия – смог восстановить свои сперва экономический, а затем уже и военный потенциалы за сравнительно короткие сроки. Только Версальская конференция, в которой Россия не участвовала, сдержала посредством ограничений и репараций возрождение военной мощи Германии на несколько лет, в противном случае она имела бы уже сильную армию к 1931–1932 гг.

Сейчас не принято хвалить Запад. Мы против переворачивания современности в прошлое. Современный блок НАТО – это совсем не то же самое, что коалиция Западные союзники в 1939–1945 гг., если хотя бы принять во внимание, что в состав НАТО входят бывшие противники Антигитлеровской коалиции по Второй мировой войне, составляя в Европе, по сути, основу НАТО. Все могло быть иначе; НАТО в том виде, какой имеет этот блок сейчас, никогда не состоялся бы, если бы в 1944–1945 гг. была бы начата реализация концепции создания в Европе дружественных Советскому Союзу нейтральных государств.

Монография построена в хронологическом порядке. Основное изложение предваряет глава, посвященная отдельным сторонам внешней политики СССР, в частности, сотрудничеству Москвы с Вашингтоном в 1930-е гг., когда уже сформировалось то, что впоследствии трансформируется в Антигитлеровскую коалицию; особо нами в этой главе будет сказано про военно-экономические последствия пакта Риббентропа-Молотова и отношений нацистского режима со странами Запада до 1 сентября 1939 г.

Авторы исторических работ часто стремятся написать то, что приятно среднестатистическому читателю. В настоящей книге написано то, что 80–90 % читателей не должно понравиться. Идея о том, что Советская армия была обречена на тупик позиционной войны у своих границ в 1944 г. без высадки западных союзников во Франции, может показаться нелепой и «заезженным штампом» периода холодной войны, пока мы не окунаемся в документы и свидетельства очевидцев. Многие в России убеждены, что западные союзники подталкивали в 1930-е гг. Гитлера в его агрессии на Восток, однако мы намерены показать в настоящей работе обратное – что дипломатия западных демократий сделала в 1930-е гг. многое для того, чтобы сдержать экспансию нацистской Германии на Восток, поэтому вторжения нацистов в Чехословакию и Польшу произошли позже того времени, когда они могли бы реально случиться, не займи Англия и Франция в свое время решительную позицию в данном вопросе. Мюнхенское соглашение само по себе оказалось временной разрядкой в отношениях Германии с западноевропейскими демократиями.

В настоящей монографии мы концентрируем внимание на влиянии именно Западного фронта на СССР в период Великой Отечественной войне, а также в период подготовки к отражению Советским Союзом фашистской агрессии, поэтому мы не концентрируем много внимания на дипломатических и межличностных отношениях лидеров Большой тройки. Обратное влияние мы рассматриваем не столь подробно, так как преследуем в работе другую цель. Вторую мировую войну мы исследуем как сложный процесс, фактически выходящий за свои официально принятые хронологические рамки. Для СССР участие в данном процессе началось задолго до 1 сентября 1939 г., на Дальнем Востоке советское руководство стало принимать меры по противодействию японскому милитаризму в начале 1930-х гг. Поэтому мы концентрируем в начале работы внимание на советско-японских отношениях в ракурсе конфликта вокруг КВЖД. Именно в результате этого конфликта началось сближение Кремля с Вашингтоном и новым на то время энергичным президентом США Ф. Рузвельтом.

В настоящей работе мы не уделяем много внимания ходу боевых действий, что уже хорошо сделано до нас в российской и зарубежной историографиях. Нас больше интересует вопрос распределения ресурсов между театрами военных действий, что в первую очередь относится к нацистской Германии и фашистской Италии, подробного анализа на эту тему с охватом широких хронологических рамок в исторической науке не делалось. Для решения связанных с целью работы задач мы обращаемся к архивным документам, в частности, фонду трофейных документов Центрального архива Министерства обороны России, а также Российского государственного военного архива. Помимо этого, мы обращаемся к ряду зарубежных и мало изученных в России работ, включая боевые журналы воинских частей, а также отчеты ведомств; в частности, интересными, на наш взгляд, являются аналитические отчеты Генерального штаба армии США по боевым действиям в Европе, начиная с Польской кампании и кончая разгромом Третьего рейха. Практически не изученным в российской историографии, как и незначительно изученным на Западе, остается такой источник, как боевой журнал ВМС нацистской Германии, где подробно описан ход войны на море, как он виделся в штабе германских военно-морских сил.

Так как наша основная цель – выявить влияние Западного фронта на военное положение СССР в годы Второй мировой войны, то мы не вдаемся в обширные библиографические обзоры и дискуссии, что отвлекло бы читателя от основной линии анализа выдвинутой нами на первый план научной проблемы, сделав изложение достаточно громоздким. Это помешало бы достижению научных результатов, лежащих именно в пределах темы. Мы не видим смысла в масштабном освещении хода боевых действий и крупных битв, так как это сделано было до нас. Мы также не концентрируем много внимания, несмотря на обращение к теме «ленд-лиза», на экономических сторонах сотрудничества между СССР и западными союзниками, так как это – отдельная тема и для особой научной работы. Тему поддержки резистентов в Европе западными союзниками мы охватываем вскользь, делая это в ракурсе исследования вопроса отвлечения германских вооруженных сил на то, что мы называем внутренней обороной «империи нацистов». Правда, эта проблема слабо освещена в российской историографии, но мы ее рассматриваем в контекстах основных операций на Западном фронте, так как помощь партизанам и подпольщикам рассматривалась штабами вооруженных сил США и Великобритании в качестве вспомогательного для решения крупных стратегических задач средства.

Теперь поговорим немного о терминах, так как за их интерпретацией скрывается многое. Во-первых, само понятие Антигитлеровская коалиция подразумевает наличие некоего альянса, который фактически так и не состоялся, так как Британская империя изначально не была настроена на военное сотрудничество с Советским Союзом, предпочитая ограничиться только поставками военных материалов, боеприпасов и техники. США в этом вопросе следовали мнению У. Черчилля, который искренне верил летом 1941 г., что Британия справится с нацистским режимом в Германии самостоятельно, а помощь Советскому Союзу оценивалась им, как обуза для военной экономики Британии, но к январю 1942 г. стало уже понятно, что это не так. Практически до знаменитого письма У. Черчилля И.В. Сталину с просьбой помочь наступлением Советской армии войскам союзников в Арденнах мы не можем проследить координации действий между участниками Антигитлеровской коалиции именно на глобальном уровне. Мы не отрицаем, что СССР, США и Британия были союзниками во Второй мировой войне, но надо понять уровень этих союзнических отношений, которые далеко не похожи на те, какие были между Россией, Британией и Францией в период Первой мировой войны.

С кем воевали СССР и его союзники в период Второй мировой войны? Вопрос вроде бы простой, но лишь на первый взгляд. Мы не задумываясь говорим: нацисты, германский милитаризм, гитлеровцы и т. п. Основным противником Антигитлеровской коалиции выступал Третий рейх. Само понятие «рейх» не было придумано нацистами, но уходило корнями в Средневековье, под рейхом тогда и в период нацистской диктатуры понималось государство, объединявшее немецкую нацию в ее ментальных, с точки зрения немецких националистов, границах, которые почти совпадали с границами Священной Римской империи германской нации, государства, упраздненного Наполеоном Бонапартом в 1806 г. Помимо Третьего рейха, у нацистов было понятие «Великая Германия», под чем понималось государственное образование, выходившее за границы рейха, куда были отнесены протекторат Богемии и Моравии и даже суверенная Словакия. В вермахте и войсках СС служили в основном немцы, как мы определяем этот народ, но «немец» – понятие, пришедшее к нам из старославянского языка, разумеется, сами себя представители этой нации так не называют. Речь надо вести в этой связи о группе народностей, объединенных в XIX в. в немецкую нацию. В период Второй мировой войны многие военнослужащие вермахта ассоциировали себя с теми народностями, к которым принадлежали, и уже во вторую очередь с немецкой нацией. Например, фельдмаршал Ф. Шернер установил на своем автомобиле баварский флажок, подчеркивая тем самым, что он в первую очередь баварец, а потом уже немец.

Таким образом, немцы в период Второй мировой войны – это коалиция народностей, и эту коалицию нацисты пытались расширить, включив туда немцев из других государств. Особый интерес Г. Гиммлер уделял венгерским и румынским немцам. Вся идеология нацистов была построена на противопоставлении немцев другим европейцам, и не только. Однако, с точки зрения нацистов, немцами не могли являться в полном смысле этого понятия коммунисты, лица, имевшие еврейских родственников и даже сочувствовавшие евреям (правда, здесь делались исключения, например, генерал люфтваффе Мильх), гомосексуалисты, представители религиозных меньшинств; они могли стать немцами, но только после «перевоспитания». Парадоксальный факт, но в 1944 г. германское командование на Восточном фронте ограниченно доверяло польским немцам, считая их нелояльными рейху, для чего были основания. Но неимперский немец мог оказаться выше в иерархии нацистского государства имперского немца, если последний не подпадал под нацистские критерии «настоящего немца».

Одним из результатов Первой мировой войны и установления Версальской системы стало определение национальности по крови. В средневековой Европе действовал этот принцип, но на первом месте все равно стояли религия и принадлежность к сословию, как принципы идентификации индивида в обществе. С определением, кого считать немцами, возникли сложности в связи с конфликтом вокруг Верхней Силезии, когда ее коренное население – силезцев – в Берлине считали немцами, смешавшимися с поляками, а в Варшаве – поляками, смешавшимися с немцами. В результате силезского территориального спора возник конфликт, который спровоцировал в Германии рост популярности ультраправых идей среди определенных сегментов немецкой молодежи. Именно в связи с силезским кризисом особое внимание правых привлекли статьи А. Гитлера, практически неизвестного в 1920–1921 гг. политика, в газете «Фолькишер беобахтер» (Гитлер тогда занялся написанием статей для этой газеты после увольнения из армии, последней его должностью там был референт полка, то есть, в переводе на советскую и российскую номенклатуру должностей – политрук, но, каким образом ефрейтор или даже капрал мог занимать такую немалую должность, остается до сих загадкой).

После Второй мировой войны в Германии возникли течения, отстаивавшие идеи сепаратизма: так, например, некоторые баварцы заявляли, что они не немцы. После холодной войны особой популярностью в северо-западной Германии стало пользоваться движение за возрождение фризов, его сторонники также считают себя отдельным народом, в свое время насильственно интегрированным в состав немецкой нации. Да и само понятие немецкой нации, если верить Отто Дану, возникло в конце XVIII в. в Германии, сохраняя свою ценность несколько поколений только в кругах интеллигенции. Словом, немец долгое время был примерно тем же самым, что ныне европеец, как житель Евросоюза и лицо, ощущающее себя представителем некой единой европейской культуры. Во Вторую мировую войну многие из тех, кого называли немцами, продолжали мыслить именно такими категориями (ярким примером чему служат народность эльзасцы).