Глава 1

– Нет, я туда не поеду, – прежде вежливый таксист резко изменился в лице. – Всего доброго.

– Вам так сложно довезти меня до монастыря?

– Да. С вас пятьдесят евро.

– Может, договоримся?

– Нет. Пятьдесят евро.

– И всё же…

– Да я скорее в мамкино место отправлюсь, чем в этот проклятый монастырь!

Минуту мы смотрели друг на друга. Я на него, старого, жадного и ленивого водителя с тёмным загаром, хотел опрокинуть ведро с лавой за то, что он не хочет везти до пункта назначения. Оставалось всего ничего, каких-то пятьсот метров, но его взгляд казался непреклонным: “Не поеду”

В какой-то миг проскользнула мысль, что вдруг это знак, наверняка какой-нибудь сигнал свыше, что ты, Слава, перепутал добро со злом и взялся за гнилое дело… Но потом вспомнилась цифра в крипте, и всё встало на свои места, исчезла тревожность перед будущим.

Оно, это самое будущее, скоро станет самым прекрасным и беспечным на свете, и для этого нужно всего лишь грязно, по локти, испачкать руки.

Стая чаек кричала на помойке. Одна из них взмахнула крылом, и красный пакетик чипсов из переполненной мусорки взлетел на воздух, поболтался на ветру и влепился в лобовое стекло. Спор затянулся.

– Нет, а ничего, что мне придётся тащиться пешком в такую гору? – сказал я. – Вы должны были отвезти из аэропорта до монастыря.

– Я не знал, в какой именно монастырь ты едешь, рус. Мне пора, давай деньги.

– Не люблю, когда меня заставляют делать лишние движения…

– Мне плевать, – отрезал таксист.

Купюра случайно выпала из моей руки, удачно попав залетев куда-то под кресло. Порадовавшись, что таксиста ждёт долгое ковыряние в салоне в поисках банкноты, я взял портфель и рюкзак, выбрался из машины и громко хлопнул дверью. Машина тут же рванула назад, бросив в небо рыжую пыль, развернулась и уехала обратно по дороге в город.

Наевшаяся с помойки белая птица довольно крикнула и отправилась на море. Мне предстояло пройти ещё пятьсот метров – по жаре и каменной тропе, под шум цикад и визг детей, спускающихся с горной тропы. А ведь всё шло замечательно и строго по плану, с полной конспирацией и беспроблемным прохождением пограничного контроля, пока водитель вдруг не догадался, куда везёт “руса”.

– Откуда приехал? – спросил он меня прямо у здания аэропорта. – Из России?

За окном – горная гряда, опоясывающая побережье, и двигалась она так быстро, что серый камень и зелень смешались вместе, образуя живую полосу. Небо выдалось цвета чистой лазури, ни одного облака на горизонте, а пышные зелёные кустарники тянулись вдоль дороги. Машину таксист гнал резво, но даже так удавалось изучить окружение. Он выжидающе смотрел на меня через зеркало и тогда я ответил:

– Да, только что прилетел. С пересадкой в Белграде.

– Ба, как хорошо говоришь на черногорском! Ты знаешь язык? Откуда?

– Прошёл курс в Дуолинго, – соврал я.

– Dobrodošli u Crnu goru!* – таксист от радости заулыбался. – Надолго тут?

– Кажется, не очень. Нужно выполнить одно поручение, после этого сразу домой.

– Какой деловой! Обычно русские тут на год-два останавливаются, потом уезжают либо в Сербию, либо в Европу, либо обратно на родину.

– Нет-нет, это точно не про меня. Обойдусь без долгого путешествия. Как разберусь с делом, так сразу в Москву. За месяц управлюсь, надеюсь.

– И что будешь делать в Черногории? – таксист всё не унимался.

– Я представляю интересы одной очень богатой семьи, – расплывчато ответил я.

– О, как сказал-то! Кто же они? Джукановичи, что ли?

– А вы скоро узнаете сами, как довезете до Будвы.

Мужчина потыкал в навигатор. Мычание, прежде неопределенное, вдруг превратилось в утробное бурчание.

– Тут написано, что в монастырь тебя везти. Подмайне? Монастырь Подмайне, что ли?

– Именно так.

– Кажется, я догадываюсь, на кого вы работаете, – радость в голосе таксиста поубавилась.

– Правда?

– Этот адрес знаю слишком хорошо… Станковичи, значит. Ну даете…

– Вы правы, она самая семья. Я официальный представитель её корпорации. Что-то не нравится?

– Нет, всё хорошо.

Таксист хмыкнул. Спустя минуту он добавил:

– Грустно.

Следующие полчаса мы ехали молча. Чем ближе машина была к монастырю, тем злее становился черногорец. Мне было плевать на него, лишь бы довёз до цели. Видимо, чтобы задушить поток негативных мыслей, таксист включил радио на полную громкость. Сквозь хриплый динамик заиграла мужская лирика:

Ka i nekad gledam nebo

Tražim gradove u noći

Di smo podno zvizda zori krali rumen sjaj…**

И в самом конце, когда осталось всего ничего, черногорец остановился у какой-то вонючей забегаловки, где дым прогорклого масла расходился по округе, травя всё живое, – категорически отказываясь довезти до монастыря.

В тени дерева я набрал номер связного. В ответ только гудки.

– Какая гостеприимная Черногория, – расстроенно сказал я вслух.

Ноги понесли меня к крепости, где находился заветный монастырь. Чувствовалось, как капли пота текли по спине вниз, щекоча кожу. Сто метров, двести, триста…

С собой в командировку – если её можно так назвать, – я взял немного личных вещей. Основной и самый важный груз заключался в портфеле: бумаги в оригинале, с мокрой синей печатью, с чернильными подписями, некоторые с апостилем. Все документы подтверждают мой высокий статус представителя Семьи – настолько высокий, что пришлось ехать аж на такси и лететь эконом-рейсом. Чтобы европейские чиновники не заметили во мне богача или скрывающегося криптомошенника, я должен изображать из себя простака.

Работодатель сделал всё, чтобы у автономной организации, базирующейся в прибрежном городке тихой деревенской страны, не было никаких серьезных возможностей воспрепятствовать моей деятельности.

Потуги таксиста сбросить меня, необычного гостя Черногории, были просто смешны, но внезапно я заметил радикальную перемену в обстановке: стоило мне пройти сто метров до конечного пункта, как городская жизнь, прежде шумная, хоть и неспешная, вдруг замерла. Исчезло человеческое присутствие. Возле монастыря не ездили машины, не ходили люди и не возводились новые здания; более того, казалось, что природа сама хочет упрятать это тихое место в невидимую завесу.

Даже деревья были рассажены так, чтобы не было видно подъезд к храму. Только каменные стены, крыша монастыря и часовая башня – всё, чем можно довольствоваться в обозрении со стороны улицы.

Ворота были закрыты. Люди из ведомственной охраны взглянули на нежданного посетителя бычьим взглядом. У этих двух охранников вообще всё было бычье: шея, руки, лоб, грудь колесом – всё было такое широкое и крупное, чтобы сломить врага грубейшей силой.

– Добар дан, – сказал я по-сербски, а затем перешел на смесь английского с русским: – Меня зовут Слава Фомичев, – протянул пластиковую карту корпорации и письмо-сопровождение. – Я должен встретиться с настоятелем Симеоном.

Охранник покрутил карту в руках: всем своим видом он демонстрировал полное нежелание контактировать с незванцем. Рядом стоявший охранник вальяжно заявил, не зная о моем уровне владения сербским:

– Что надо этой кудрявой кокошке***?

– Тут написано, что это представитель Семьи, – первый бык с лысой головой всматривался в документы. – А вот в этой бумаге сказано, что он прибыл с должностным поручением.

– Чушь. Нас бы предупредили о его приезде, – отмахнулся второй бык с короткой стрижкой.

– Надо позвонить Милораду.

– Да зачем? Это журналист вроде того Виктора, разнюхивать пришел. Пусть катится на все четыре стороны.

– Но документы похоже подлинные.

– Сейчас столько уловок: нейросети, принтеры, да что угодно может быть! Кончай с ним.

– Мой связной почему-то недоступен, – я показал ему номер. – Звонил несколько раз, в ответ только гудки. Может, вам знакомы цифры?

– Какой ещё связной? – Коротко стриженный заиграл мышцами. – Нет у нас никаких связных. Только прикажи, и я его…

Бык с лысой головой отрицательно кивнул, подошел к КПП и вызвал кого-то. Недолго поговорив, он вернулся ко мне, чтобы сказать:

– Настоятеля сегодня нет в монастыре. Он в больнице, и вряд ли вернется к вечеру. Советую прийти завтра.

– Тогда мне нужен его заместитель, – я забрал документы обратно. – Это срочно.

Установилась тишина. Тогда мне пришлось добавить к своей речи упоминание Елены Станкевич.

– Ну, ладно. Драго, обыщи его.

Бык облапал меня всего самым похабным образом, вытряхнул на стол весь рюкзак – трусы, зарядка, несессер и бритва полетели на землю. Я возмутился:

– Аккуратней!

– Пардон. Проверка есть проверка, – бык неаккуратно побросал всё обратно. – Он чист.

– Я провожу вас, Слава.

Ворота оказались двойными – сначала открылись древние, деревянные, выполненные ещё столетиями назад, затем раскрылись металлические, уже современные. С безопасностью у них тут серьезный перебор, подумал я.

Меня повели вверх по каменной лестнице, мимо монашеской кельи, и всюду послушники смотрели на меня недоверчивым, жутким взглядом. Внутренняя охрана стояла как почетная гвардия и не шевелилась на своих постах, но и их глаза пристально следили за каждым моим шагом.

Солнце накалило камень до предела, и с тела потек градом пот. В тени высоких пальм не насытишься прохладой. Дождавшись отмашки, нас пустили в один из корпусов монастыря. Хотя время близилось к вечеру, солнечные лучи всё так же сильно слепили меня – как назло я забыл взять с собой очки.

Встречу назначили с неким Пименом, о котором известно было совсем ничего. Стены его кабинета были забиты церковным. Священник сидел за большим дубовым столом, глядел в книгу и, кажется, по чуть-чуть дремал.

– Этот человек заявил, что является представителем семьи Станковичей, – сказал бык и передал бумаги. – Я побуду за дверью.

– Сердечно вас приветствую, – священник протянул сухую руку. – Я – Пимен. Главный помощник настоятеля монастыря Подмайне. Вы говорите по-сербски?

– Немного. Полагаю, мы поймем друг друга. Меня зовут Вячеслав Фомичев.

– Хм, раз так… – священник скрестил пальцы в замок. – В довольно щекотливое положение вы меня поставили. Настоятель отсутствует, а гостиница давно закрыта за ненадобностью. В штате монастыря отсутствует должность гостиника – вас просто некому было встретить. О, что за номер? Так-так… Да это же как раз последний телефон нашего гостиника. Простите за этот грех. Чем могу служить?

Пимен, мужчина-щепа, с густой седоватой бородой и крепким загаром, пристально смотрел на меня сквозь очки в золотой оправе. Вся окружающая обстановка давила на меня: взгляд надзирающего наставника, эта позолоченная утварь, кресты – множество крестов! – и бесконечные лики с икон топили меня в необычную атмосферу страха, словно грех найден ещё до сотворения. Мне было что скрывать, но ничего преступного я не делал – пока что.

– Я уполномочен Семьей для ревизии частного Института Подмайне, а также для нескольких деликатных поручений, речь о которых пойдет уже с самим настоятелем, руководством организации. Вот документы, – я кивнул на портфель. – Они подтверждают мою миссию. Поверьте, она очень важна.

– Но почему нас никто не предупредил? – священник повернулся к ноутбуку. – Никакой почты из Москвы не приходило, никаких звонков. Странно. Сейчас проверю спам… нет, ничего нет. Пусто! Как странно.

– Моя миссия уполномочена самой Еленой Станкович, – пояснил я. – Лично и конфиденциально.

Священник резко напрягся. Он попросил подтверждения, и в ответ получил лист.

– Мне всё равно нужно сообщить о вашем визите госпоже Станкович, – неловко пробормотал он. – Простите великодушно.

– Да, конечно. Без проблем.

Пока священник писал письмо на e-mail, я как бы мимолетом, отвернув взгляд в сторону и засмотревшись на свои идеально ровные ногти, тихим и уверенным голосом добавил:

– И ещё мою госпожу интересует состояние пациентки.

Священник молниеносно взорвался.

– Никогда не называйте эту несчастную пациенткой! Никогда! В этих священных стенах монастыря мы ни при каких обстоятельствах не зовем девушку больной. Её порок ужасен, он настолько тяжел, что из средств остается лишь смирение к великому испытанию. Душу девушки нужно спасти – но не лечить! Это не лечение, понимаете? Убедительно вас прошу никогда больше не называть девушку пациенткой.

В монастыре официально была только одна «затворница». Спутать её Пимен с кем-нибудь никак не мог. О «трепетном отношении» монашеской братии к пациентке меня заранее предупредила нанимательница.

Я был впечатлен реакцией священника: к чему такая эмоциональная защита генетического урода? Словно сказать правду для него равносильно преступлению.

– Хорошо, отец Пимен, я не буду называть её… Как вы её зовете?

– Мы зовем её затворницей Марией. И вы так же называйте, и тогда будет всё замечательно. Просто помните, что монастырь требует справедливого отношения к каждому, в том числе и к тем, кого поразила метка дьявола. А справедливость в нашем деле заключается в истине. Только скажите мне, почему она вас интересует?

– Не меня. Госпожа Станкович требует выяснить, в каком состоянии затворница, нужны ли дополнительные финансовые средства, материалы, оборудование. Возможно, для терапии… вернее, для её статуса затворницы необходимы дополнительные усилия. Именно для этого я и прибыл в Будву, – намеренно взглянул на часы, дабы показать свое легкое раздражение. – И желательно поговорить всё-таки с настоятелем монастыря.

– Какое кощунство, – покачал головой священник. – В сущности, она же её сестра.

О как. Интересный поворот.

– А что же кощунственного вы услышали в моих словах, отец Пимен?

– Ну как же мне не воспринять ваши слова таким образом? Сестра требует опеки, заботы, внимания наконец. Где это всё? Ваша госпожа Станкович словно откупается от несчастной. Мы, конечно, взяли на себя высочайшую ответственность – работать с таким духовным внутриличностным кризисом нам ещё не приходилось, – но и ожидалось, во всяком случае мной, что она хотя бы один раз посетит монастырь… – священник с неприятием отодвинулся от меня, облокотившись о спинку кресла. – И посмотрит, как несчастна её сестра.

«До чего же он боится назвать её пациенткой или больной», вновь удивился я.

– Понятно. Скажите, могу ли расположиться в монастыре?

– Ох, видите ли, вопрос постоянного нахождения или проживания решает начальник безопасности, причем решающее слово остается за настоятелем. Частный институт Подмайне лишь подчиненная монастырю организация: ученые здесь гости, а не полноправные обитатели, как например мы – монахи и послушники, поэтому главной целью является поддержание здравого порядка и создание условий для монашеского пути. Вы, Вячеслав, судя по выписанным документам совсем далеки от монастырской братии, к трудничеству примкнуть вряд ли хотите. Завтра вы можете запросить доступ у отца Симеона лично, а также обсудите все интересующие вас и вашу госпожу вопросы. Сегодня, к великому сожалению, вы должны покинуть стены монастыря, – теперь священник посмотрел на свои часы, словно наслаждаясь моментом. – Какая досада! Время уже клонится к шести вечера – скоро мы закроем ворота. Прошу вас поспешить.

Я быстро засобирался. Перед тем, как выйти из кабинета, старик в очках сказал:

– Пожалуйста, присмотритесь ко всем нам, оцените свои силы и подтвердите поступками, что пришли с миром. Вы ступили на священную землю монастыря, где хранятся очень важные тайны. Семья Станковичей надеется сохранить их в секрете. Уж не знаю, в каких деловых отношениях вы находитесь с Еленой, но она всегда и везде требовала соблюдения тишины в стенах монастыря. И я с ней полностью согласен.

– Всего доброго, отец Пимен.

Охранник молча проводил меня за ворота. Я спустился вниз, под взоры камер со стен и охранников, поглядывавших из бойниц. Не к такой холодной и потной встрече меня готовили. Теперь придется импровизировать.

Но от Лены был четкий приказ – соблюдать правила игры. Что угодно, любая свобода действий, даже игнорирование местного законодательства и при необходимости нанесение человеческого ущерба, однако в пределах того, чтобы корпоративные интересы были учтены, сохранены и, если на то есть возможность, распространены. В такой противоречивой логике должен появиться баланс действий: выполни миссию так, будто всё случилось как случайное совпадение обстоятельств.