Отзывы на книги автора «Герман Арутюнов»

Не думал, что кто-то, кроме научных работников и экскурсоводов музеев, а так же отдельных историков, фанат эпистолярного творчества. Оказалась, что например, Герман Арутюнов — автор книги "Отражение цветка".

Одна из главок, каждую из которых можно назвать отдельным «письмом» читателям на конкретную тему, посвящена тому, что стремительно уходит из нашей жизни бумажная почтовая переписка. Я тоже отношусь к написанным от руки письмам и открыткам с рукописным текстом, с уважением. Не важно, какого они «возраста».

Лично для меня важен сам факт, что человек не поленился (если речь идет о нашем времени) и написал текст от руки. Понятно, что Россия не США, где, говорят, многие американцы вообще не умеют писать. А зачем, когда любой текст можно набрать на клавиатуре? Или просто продиктовать, а компьютерная программа преобразует наговоренное в текст. Как в советском мультфильме «Вовка в Тридевятом царстве», когда два «молодца из ларца» готовы за Вовку сделать все. К сожалению, и в России постепенно народ все меньше и меньше пишет от руки.

Старые письма... Для работников музеев это не только прекрасные элементы оформления витрин в залах (разложат десяток писем под стеклом и пусть посетители их изучают), но и масса полезной информации для экскурсовода. Для меня старые письма — это память о моей юности.

Середина восьмидесятых годов. Я учусь в старших классах школы. Хочется общаться не только с одноклассниками, но и с теми, кто далеко. Какие социальные сети, Интернета нет... Вот и популярна тогда была среди молодежи почтовая переписка. Несколько раз лично у меня почтовая переписка завершалась встречами в реальной жизни… И сейчас, спустя несколько десятилетий, интересно перечитывать то, что писал родителям из пионерского лагеря и бабушке с дедушкой с летнего отдыха с родителями.

Хотя для автора книги "Отражение цветка" результаты эпистолярного творчества это еще и возможность передать положительную энергию близким людям. У меня это тоже было. Вот только я не задумывался об этом. Просто писал. И много раз перечитывал ответы. Речь и о том, что в написании письма от руки кроме мозга задействована еще и рука. Да и само письмо получается уникальным, среди прочего, еще и благодаря почерку. Более того, почерк может меняться с учетом эмоционального состояния пишущего. По себе знаю.

Мне понравилась история художника, который для написания писем купил в Венеции чернильницу, разноцветные чернила и гусиные перья, аналогами которых писали в XIX веке. Впрочем, автор предлагает реальный и легко реализуемый способ превратить процесс написания письма или текста на открытке в «магический» ритуал. Для этого нужно: заварить чай, включить спокойную любимую музыку, взять лист бумаги, сесть поудобнее взять лист бумаги неспешно начать писать, перечитать написанное (хотя и не обязательно), запечатать в конверт…

И от себя добавлю. Отправиться на поиски ближайшего почтового отделения. Это в советское время почтовые ящики в городах были в шаговой доступности. Впрочем, о последнем этапе ритуала автор, как истинный фанат эпистолярного жанра, скромно умолчал.

Впервые сталкиваюсь с ситуацией, когда Предисловие или Послесловие к книги автор расположил не в начале или конце произведения, что логично, а в середине. И более того, еще и замаскировал его, что бы только внимательный и размышляющий над прочитанным, а не просто поглощающий текст, читатель обнаружил это. Получилось необычно и в стиле всех историй, что собраны под обложкой этого фолианта.
По мнению автора, любая книга это не только стопка листов, соединенных друг с другом, но и магическое воплощение жизни. Речь не идет о гримуарах, «проклятых книгах» и тому подобное. Все проще и объяснимо с позиции даже средневековой истории и философии. Человек в книге фиксирует определенными знаками жизнь и бросает вызов смерти и вечности. Условно говоря, как мы узнаем, что происходило, например, в Новгороде в IX веке. Благодаря найденным археологами берестяным грамотам. Понятно, что это не классические книги, но фактически они реализуют те же принципы. Упомянутые в них персонажи давно уже исчезли в вихрях вечности, а мы знаем о них и их проблемах, их достижениях, их отношениях друг с другом.
Дальше автор рассказывает об эволюции «хранителей» информации. От папирусов и берестяных грамот до современных книг. Интересный обзор. А затем отвечает на вопрос: зачем люди пишут книги. С одной стороны это неосознанное желание как-то зафиксировать жизнь, остановить какие-то ее важные мгновения, обозначить какие-то тайные ее коды. С другой — личная тяга к бессмертию, когда часть тебя переносится на бумагу и становится элементом вечности.
Не знаю, чем мотивировался автор, когда писал эту книгу, но точно перенес часть себя на бумагу и стал элементом вечности. Речь не идет о жизнеописании автора. Хотя отдельные эпизоды из его жизни в тексте есть. А о системе его взглядов и объяснений, интересных и порой необычных, на различные аспекты жизни людей. На вечные темы. Вот поэтому я и назвал эту главу его книги Предисловием или Заключением. Весьма необычным. Ведь это скорее не объяснение того, что ждет читателей или подведения итогов написанного, а еще одна из 45 историй.

Прекрасная книга. Герман Арутюнов создает не нарратив, а особую структуру деструкции очевидностей: то, что в привычном дискурсе обозначается как «аномальное» или «чудесное», здесь отмыкается от оценок и подаётся как данное — Gegebenheit. Не «есть ли это?», а «как это даётся?». Читатель вовлекается не в обсуждение фактов, а в варьирование установок. Всё — от сцены с Кулагиной до описания магнитной памяти — не предлагается ни как реальное, ни как вымышленное, но как напряженное поле интенциональности, в котором феномен предъявляет себя вне привычных модусов веры или скепсиса.
Арутюнов не оперирует гипотезами. Он не строит ни умозаключений, ни повествовательных ловушек. Его жест — редукция. Он устраняет контекстуальные оправдания, вырезает каузальные связи, оставляя только то, что явилось. Это удивительно чистая работа с интуицией восприятия — как у Гуссерля: сначала освободить предмет от налёта естественной установки, затем вернуть его в поле опыта с измененным отношением. Сам текст построен как континуум актов созерцания. Здесь нет прогрессии. Есть наложения, повторы, отклонения от лексической инерции. Книга организована не по тематическому принципу, а по принципу глубинного варьирования взгляда. Это не эссеистика и не дневник — скорее, цепочка редукций, в которой автор, не декларируя метод, фактически его осуществляет.
В отличие от научного текста, здесь отсутствует жёсткая морфология. Но есть высочайшая дисциплина в удержании феномена. Он не растворяется в риторике, не подменяется обобщением, а сохраняется в напряженной вИдимости — как неустранимый остаток наблюдения. Именно за счёт этого книга превращается в акт мышления, а не в сообщение.
Если вы ищете литературную конфирмацию веры или эстетическое наслаждение формой — этот текст не даст вам ни того, ни другого. Но если вы готовы воспринимать сознание как трансцендентальное поле, в котором нечто впервые становится данным, — то именно так оно и явится.

Эта книга стала для меня неожиданным откровением. Я не искала в ней чудес, а вовсе наоборот, была уверена, что всё давным давно объяснимо. Но по мере чтения поймала себя на ощущении благодатной тишины внутри. Автор не навязывает выводов, не зовёт за собой, но словно приглашает посидеть рядом и вспомнить, что с нами было и что мы чувствовали.
Многое в книге отзывается личным. Я вдруг вспомнила вещи, которые давно ушли из памяти: как пахнет осенняя дорога после дождя, как звучит вечер в деревне, как замер ребёнок, впервые услышав музыку. Это не книга о вере. Это книга о внимании. О том, как возвращается способность замечать и беречь. После неё не хочется спорить — хочется быть тише и честнее. Наверное, так и выглядит настоящее узнавание себя.