Горькая книга. Это не совсем роман, а сборник журналистских эссе о жизни обитателей безымянного лепрозория где-то в молодой советской империи. Я бы даже сказал, что это роман-очерк, если судить по открытости финала, и каждого очерка-главы без исключения. Почему именно 20 глав в каждой неясно, а вот разбитие на две части легко объяснимо, и я вернусь к этому позже. Время действия - двадцатые-тридцатые годы прошлого столетия, что определяется довольно легко, как минимум по эпизоду с неотправленным письмом В.И. Ленину. На почту пришли и узнали новость о смерти вождя - и зарыдали, конечно же. Собственно, именно с этого эпизода, можно начинать пристально следить за переменами в жизни колонии. Можно проследить динамику перемен, отраженных в первой и второй книгах "Прокаженных". Первая часть призвана показать загнивающее положение лепрозориев и больных в нашей любимой стране, доставшееся в наследие от подлого царизма в начале двадцатых годов. Вторая демонстрирует разительные перемены за совсем короткий срок лет в 5-7. Автор старается охватить все аспекты: планируется организация ком.ячейки, здание клуба оборудовали киноаппаратом и пианино поставили, создан свой оркестр, заработали мастерские для трудящихся... Отдельно анализируются процессы, происходящие с отдельными личностями. Прежде всего, с главврачом - доктором Туркеевым. Он избавляется от мещанских пережитков, т.е. семьи, а потому может целиком посвятить себя любимому делу - двигать советскую медицину на новые ступени борьбы с лепрой. И если в первых главах Сергей Павлович описан классическим чеховским интеллигентом, с бородкой клинышком, пенсне и ворохом сомнений, то потом он не без влияния инструктора комсомола и его жены, станет-таки на красную сторону, осознает всю силу и мощь страны Советов. Фактически, выходит так, что комсомольцам-добровольцам удается перекинуть мостик из взаимопомощи, социализма, работы и дружбы, связывающий изолированный мирок лепрозория с окружающей жизнью. Много страниц будет посвящено переживаниям при отселении здоровых детей от прокажённых родителей и помещение первых в детдом. Но все же осознают необходимость этого шага и смиряются через четыре страницы, простите, через несколько дней.
Если говорить о ядре, вокруг которого Шилин строит свою историю, то это, безусловно, двойственность. Когда даются портреты наиболее самобытных и ярких обитателей лепрозория, нетрудно увидеть, что основная граница проводится между "было" и "стало". Жизнь до болезни и после. Всеобщая любовь, дружба, семья обычно превращаются в одиночество, изоляцию (добровольную или вынужденную), отчуждение. Водоразделом служит проказа, в 85 процентах случаев человек не знает, от кого он заразился. Примечательно, что те, кто узнавали об этом в романе, обычно плохо кончали, сходя с ума или в попытках мести. Противопоставление болен-здоров отлично обыгрывается, так как в лепрозории есть так называемый "здоровый двор", где живут, как вы понимаете, здоровые люди, например, работники в "семи домах, никогда не терявших своей великолепной белизны". Между двумя дворами - аллея из лип и надежда. Всячески стирая грань между больными и здоровыми, одобряя устами героев поведение, при котором люди могут курить сигареты друг друга или питаться из одной тарелки, Шилин демонстрирует, что прокаженные - такие же люди, как все остальные, только в сложной жизненной ситуации. Странно было заметить некую перекличку с произведениями о "маленьких людях", разница в том, что здесь персонажи в общей массе оптимистичнее смотрят на свою ситуацию и жизнь в целом. Я бы даже сказал, что это не совсем противопоставление болен-здоров, а болен-советский. Как вы понимаете, в СССР не должны умирать хорошие люди, пусть даже больные неизлечимой болезнью. Всячески доказывается, что очень многое, если не всё, зависит от эмоционального состояния человека. Если он готов и хочет выздороветь, то это обязательно произойдёт, надо только немного помочь терапией. На протяжении книги Туркеев не забывает вспомнить о количественных планах на выздоравливающих, а в конце романа, выписывая из лепрозория здоровых советских труженников, он радостно подчёркивает, что в следующем году-то вообще здорово всё станет.
Реалии покачнулись, когда с помощью инструктора комсомола, пришли забирать здоровых детей у заболевших родителей. Опять двойственность, в этот раз - мир детей сталкивается со взрослым и ожидаемо не может ничего противопоставить силе. Ёрничать не буду - выбор в самом деле препоганый. Жить ли в детском доме отдельно от больных родителей относительно без риска или жить в родительском доме в изоляции, рискуя заболеть. Все мы помним детские дома, особенно в голодный период 20-30 годов, не верю, что всё было так радужно, как описывает нам Шилин. Детей в колонии неожиданно много, они всегда на виду, пытаются осознать, почему родителям нельзя ходить, где вздумается, примеряют на себя эту модель и ожидаемо не понимают, что там напридумывали эти странные взрослые. Большинству из них рисуется радостное будущее с мамой и папой, и Шилин не разуверяет читателя.
А что же в произведении с отношениями мужчина-женщина? Бог ест любовь или не ест? Удивительно, но автор почти не обращается к этой теме. В эпоху становления советского государства для неё не находится места. Вспоминается жесткая Марютка в "Сорок первом" Лавренёва, здесь таких женщин-революционерок нет. Большинство описанных женщин - хранительницы очага, матери разной заботливости. Чувств к мужьям практически не осталось, тянут лямку автоматически или из жалости. О любви не говорит даже пара, "прогуливающаяся в ивняке", женщина лишь кротко глядит, а мужик-то по глазам всё понимает - вот оно что. Есть минимальные намёки именно на чувство у лаборантки Веры Максимовны, когда, например, ей становится стыдно почему-то при осмотре её доктором. И краснеет, чего раньше не случалось с ней. У бабуль личное счастье простое - чтобы вынесли на солнышко полежать и посмотреть на природу. Только молодая пара комсомольцев счастлива, что понятно - им строить светлое будущее для детей, а потому угрюмыми быть некогда. Строительство, кстати, относится и к собственным телам и здоровью - упование на исцеляющее чудо господне уходит почти полностью, уступая место вере в собственные силы советского человека и торжества науки.
Как ни странно, здесь действительно практически не поднимаются вопросы религии, так характерные для царской России. Я ждал в лепрозории церквушку, священника, причастия больных, красные углы и молитвы за здоровье, но в итоге получаем лишь больного проказой священника Протасова, посчитавшего своим долгом начать самостоятельные поиски лекарства или универсального рецепта выздоровления. Колоритная фигура, через которую автор знакомит нас со многими больными, т.к. Протасов дотошно расспрашивает каждого, у кого хоть ненадолго было улучшение, об их жизни и привычках. Христос упоминается лишь дважды, в одном случае опосредованно при разговоре об иконописи, а вот второй любопытен. Это размышление в дневнике о том, что богу на Голгофе было легче: "Если существовал Христос и на самом деле нес бремя креста, он был счастливее прокаженного, ибо знал, что скоро последует смерть." Непохоже на высмеивание устоев, а лишь замалчивание этого вопроса и снова двойственность - вера против науки, пусть и рудиментарно.
Лишь один момент в романе вызывает недоумение. Как всем понятно, очень много места занимает идеология. Это и постоянные упоминания, что раньше в царских лепрозориях прижигали кочергами и внезапные вставки, на сколько в этом году надои повысились, и обращение главного героя к коммунистическому свету, и изрядно напрягающие "лица вождей", смотрящие с транспарантов и "создающие уют в доме". Всё понятно, знакомо и очень по-Панферовски брусочно, если вы понимаете, о чём я. Но есть нюанс. Свихнувшийся иностранец задумывает революцию прокажённых под лозунгом: "Долой здоровых!" Она должна быть направлена против условий, в которых больные существовали тысячелетиями. Показалось нереальным, чтобы это пропустили советские цензоры, которые замечали и менее очевидные аллюзии на советское государство. Почему так - сложно сказать, возможно, как переломный момент для доктора Туркеева, поднявшего на этом собрании шум и по факту, разогнавшего людей. Факт остаётся таковым: государства в государстве не получилось, наоборот, предлагаются всяческие варианты ассимиляции. Трудящиеся хотят видеть в своих рядах достойных членов общества и мастеров своего дела, пусть даже прокажённых без частей тел. Всё радужно, поэтому умирать будут только в первой части, потому что ко второй самые приметные и приятные заболевшие должны выздороветь, понятно? Чтоб вырастить на 15 бушелей зерна больше, чем в этом году. Лепрозории всех стран, соединяйтесь!
