Геннадий Тарасов
Призрачный мой дом

Еще Александр Сергеевич Пушкин говорил: «ДУШИ прекрасные порывы».

Надо правильно расставлять акценты, товарищи офицеры.

Контр-адмирал В. Г. Доброскоченко

© Геннадий Тарасов, 2025

© Денис Косов (обложка, иллюстрации), 2025

© Малышева Галина Леонидовна (ИД СеЖеГа), 2025

Глава 1
Проникновение

Штаб тяжелого бомбардировочного авиационного корпуса возвышался над рослым сосняком, будто гора Килиманджаро над саванной. Памятник прежней эпохи, когда великая архитектура соответствовала великим замыслам.

Располагался штаб несколько на отшибе от гарнизона, носившего название Сосновый Бор, ближе к летному полю, у развилки дорог. Песочного цвета многоэтажное, а точней – многоуровневое здание в стиле конструктивизма под красно-коричневой железной крышей, утыканной похожими на тотемы антеннами. Там, на самом верху, располагался КП – командный пункт Корпуса. Бо́льшая часть антенн принадлежала ему, им возбуждалась и использовалась для связи с внешним миром и выдачи целеуказаний летящим по разным маршрутам бортам. КП наполнял эфир своим дыханием, своими живыми флюидами, не позволяя самолетам затеряться в небесном океане, заблудиться, пропасть, не выполнив приказа. Зона ответственности КП была огромна.

Сегодня весь его личный состав, включая дежурную смену, собрался в конференц-зале на ежемесячную читку приказов. Мероприятие проводил лично Командующий корпусом, генерал-лейтенант Горынин, поэтому присутствовать на нем полагалось всем, без исключений. Читка продолжалась недолго – от силы пятнадцать минут.

Едва дежурная смена открыла деверь КП, в лица их ударил сильный поток ветра, что само по себе было странно. В режимном помещении работали кондиционеры, и окна не открывались, по определению – секретность документации не позволяла. Сделать все окна конструктивно неоткрываемыми, однако, было нельзя, пожарная безопасность… аварийный выход… Понятно, что чушь собачья, но требования есть требования, поэтому одно из окон теоретически можно было открыть, на нем был установлен специальный запор с датчиком, который срабатывал при общем сигнале пожарной тревоги и отпирался принудительно. Имелась даже специальная веревочная лестница для эвакуации… И вот сейчас это окно было открыто.

Пожара, однако, не было, даже дыма не наблюдалось, сквозняком тянуло так, что забивало дыхание, а за открытым окном, словно торчащий восклицательный знак, свешивалась откуда-то с крыши толстая альпинистская веревка. Розовая. Она мерно раскачивалась, и сверху вниз по ней пробегала волна.

– Что за черт! – удивился Главный штурман КП Корпуса полковник Владимир Раужев, которого за возраст и опыт все запросто звали Лукьянычем. Он бросился к окну и, глянув вниз, убедился, что веревка не достает даже до предыдущего этажа. Это означало, что использовали ее для проникновения с крыши именно сюда, на КП. Лукьяныч, запрокинувшись, посмотрел вверх. Прикрывавший его лысину боковой начес седых волос при этом отвалился в сторону острым бликом, сияющим серпом на фоне неба, точно крыло верткой крачки. Веревка свисала с карниза крыши, он ухватился за нее и несколько раз с силой дернул. И, отзываясь на его действия, кто-то невидимый потащил веревку на себя, попытавшись втянуть ее наверх.

– Эй, эй! – закричал Лукьяныч и, намотав канат на руку, не позволил ему ускользнуть. – Кто-нибудь, на крышу, быстро! – скомандовал он.

Усилия с противоположной стороны немедленно прекратились, и он привязав веревку к трубе отопления под окном и, поправив прическу, приказал:

– Ну, а теперь внимательно смотрим, у кого что пропало.

Достав из кармана большой красный платок в крупную клетку, он вытер моментально покрывшийся испариной высокий лоб. Тонкие губы его при этом презрительно кривились, но в прозрачных серо-голубых глазах сквозила тревога. Лицо постепенно наливалось багрянцем. Старый вояка знал, что шуток в ближайшие дни не предвидится.

По КП, несмотря на сквозняк и прямой ток воздуха из сосновой рощи, разливался отчетливый кислый запах дерьма. Пока – в переносном смысле. Было ясно, что теперь они все в нем, и даже не по уши, а по самые макушки, и отмыться быстро не удастся.

Пока нашли ключ, пока совладали с ржавым замком, никого на крыше уже не застали. Только веревка, привязанная к основанию антенны, свидетельствовала, что прискорбное событие имело-таки место.

– Скорей всего, ушел по той лестнице, – указал зажатым в руке пистолетом в сторону спуска на нижний уровень крыши дежурный по части. – Знал, гад, как и куда, – сунув пистолет в кобуру, он лично спустился по узкой металлической лестнице на уровень ниже. – Точно! – закричал оттуда. – Здесь дверь открыта.

Дверь, которую имел в виду дежурный, выводила в вечно пустой коридор в боковом крыле. Конечно, там никого уже не было, и никто ничего не видел. Тем более, что мероприятие в конференц-зале еще не завершилось.

Как и предполагал Лукьяныч, на КП вскоре обнаружились пропажи.

– Маргаритка! Маргаритка пропала! – заметил пустое место на стойке с аппаратурой Серж, он же – капитан Таганцев, один из штурманов дежурной смены.

«Маргариткой» назывался БШД, блок шифрования данных. Блок был новейшим, предсерийным и, по сути, опытным образцом, потому и статус имел совершенно секретный. Еще и месяца не прошло, как шифратор поступил с завода, но за это время он уже прекрасно зарекомендовал себя в работе. Благодаря ему надежность канала связи с самолетами и защищенность его от подслушивания и помех многократно повысилась. Во всяком случае, тех трудностей при общении с бортами, которые наблюдались при первых боевых вылетах, они больше не испытывали. Если БШД попал в чужие руки, использовать его дальше бесполезно. Придется все менять, схему, алгоритмы, программное обеспечение, а это не за один день делается, и кучу денег стоит. Короче, серьезное дело, можно сказать – катастрофа. На тормозах такое никто не спустит, будут искать виновного.

Подлил масла в огонь, а на самом деле бросил гранату в пороховой погреб, Юра Хостич, по прозвищу Отто, удостоенный им благодаря большому шраму на правом виске. Шрам он заработал в обстановке, можно сказать, приближенной к боевой, когда в ходе короткого, но жаркого словесного спарринга с женой, возникшего при обсуждении полезных свойств отдельных спирто-водяных смесей (СВС), решил, что с него хватит, и вышел из кухни вон сквозь закрытую стеклянную дверь.

– Компьютер взломали, – сообщил он, и бледный шрам его на пунцовом лице отчаянно запульсировал.

– Ты его что, не выключил? – спросил зачем-то Лукьянович, хотя и сам знал ответ.

– Мы его никогда не выключаем, – пожал плечами Отто, – тем более на пятнадцать минут. Но все защищено паролем, так просто не войдешь…

– Почему ты решил, что кто-то вошел?

– Потому что вошел… Кто-то… Комп разблокирован…

– Херассе, – выразил общее мнение майор Марлинский.

– Это еще слабо сказано, – отозвался маленький и верткий, как пуля, начальник дежурной смены подполковник Дукшта-Дукшица.

Вскоре выяснилось, что взломщик, кто бы он ни был, отлично знал, что ему нужно и где искомое взять. История посещений свидетельствовала, что скорей всего была скопирована, видимо, на флэшку, секретная база данных – частоты связи, пароли, позывные, цели… Компьютер подключался только к внутренней локальной сети и выхода в большой интернет не имел, поэтому взломать его извне не представлялось возможным. Кто-то неизвестный нашел способ подобраться к нему непосредственно. Сюда, на КП, лично.

В общем, присутствующие сразу почувствовали, как распахнул им свои объятия трибунал. Кого из них, правда, он удушит, было пока не ясно, но выбор был достаточно ограничен, и в том, что подходящий человечек вскоре найдется, не сомневался никто.

Для начала же, как водится, подозревались все.

Организованные по горячим следам поиски, чрезвычайный режим пропуска, досмотр и проверки не принесли желаемого результата. Никого постороннего, или чужого, в штабе не выявили. Что было совсем уж плохо, ибо означало, что кражу совершил кто-то из своих. Тот, кто знал все входы и выходы, режим охраны и внутренний распорядок штаба, тот, на кого никто не мог подумать, кто вне подозрений.

После завершения собрания в конференц-зале о происшествии было доложено начальству. И начальство незамедлительно прибыло на место инцидента – Командующий Корпусом, собственной персоной, в сопровождении начальника штаба и группы офицеров.

Генерал-лейтенант Горынин, которого подчиненные любовно звали Горыныч, был немногословен, справедливо полагая, что все, что мог, он уже сказал раньше, за штурвалом боевого самолета, и этого достаточно.

Среднего роста, с ладной, крепко сбитой фигурой, с орлиным взглядом и сединой в жестких волосах, в генеральской форме из особого материала для высшего комсостава, с дубовыми листьями в петлицах, Иван Владимирович был похож на епископа, такой же ухоженный и недоступный. Окруженный аурой небожителя и ароматом особого генеральского одеколона, Командующий прошел прямо на середину штурманского отдела, сразу заполнив как бы само собой освободившееся перед ним пространство. Утвердившись в центре, он заложил руки за спину и медленно обвел всех присутствующих взглядом. Потом кивнул в сторону окна:

– А это что за кишка там болтается?

– Веревка, товарищ генерал-лейтенант, – дал пояснения Лукьяныч. – По ней сюда и проникли, так сказать…

– Ясно… Развели бардак!

С этим спорить было сложно, поэтому никто и не ответил.

– Ну, и кто, по-вашему, это сделал? – продолжал допытываться генерал.

– Пока не знаем, – понимая, что отдуваться, прежде всего, придется ему, снова ответил Лукьяныч.

– Не знаете? А я вам скажу: это вы все сделали.

Командующий объединил всех присутствующих круговым жестом.

– Вы все.

Повисло гнетущее молчание. Возразить было нечего.

– Разбирайтесь! – кивнул Горынин начальнику штаба и направился к выходу.

– Есть! Так точно, товарищ Командующий, – подобравшись, закивал красной физиономией полковник Дахно. – Разберемся, будьте уверены.

На пороге генерал остановился и, повернувшись, бросил свинцовое:

– Вы все, все здесь преступники! – чем добил присутствующих окончательно.

– А ты зайди ко мне, – неожиданно сказал генерал майору Мурманскому, чем заставил того вытянуться в струнку. – Когда тут разгребетесь немного…

– Есть, товарищ Командующий!

После того, как генерал Горынин удалился, Дахно обвел офицеров дежурного расчета тяжелым взглядом, и, кивнув старшему по званию, полковнику Раужеву, хрипло бросил:

– Докладывайте!

– Так, что тут докладывать? – пожал плечами Раужев. – В соответствии с вашим распоряжением, все убыли в конференц-зал на читку приказов. Вернулись через четверть часа, а здесь вот это, – он кивнул на открытое окно. – Что интересно, когда мы вошли, там, на веревке, еще кто-то барахтался, и потом попытался втянуть ее наверх. Этого мы ему не позволили…

– Ну, хоть этого вы не позволили, – саркастически прохрипел Дахно.

В должности начальника штаба Корпуса Михаил Кириллович Дахно состоял недавно. И, как многие считали, незаслуженно. В список возможных кандидатур он даже не входил. Но Командующий выбрал его, и доверял ему вполне. Михаил Кириллович оказанное доверие старался оправдать. Особенно после небольшого происшествия.

По случаю назначения на должность начальника штаба полковник Дахно, как водится, накрыл поляну, то есть, выставил угощение. Выпить-закусить-отметить, если кто не понял. Мероприятие проходило в сауне, устроенной в подвале штаба по личному распоряжению Командующего, большого любителя банных процедур. Приглашен был узкий круг лиц, чином не ниже полковника – не считая упомянутого уже майора Марлинского, Петра Петровича, отвечавшего за сервировку стола и наполненность посуды. У Петра Петровича имелся прирожденный талант к организации и проведению застолий, поэтому очень часто начальство, да и не только оно, использовало его в этом качестве. Особенно же в неофициальной, банной обстановке и при полном неглиже. Тут кстати нужно заметить, что отец Петра Петровича, Петр Петрович старший, вышел в отставку в звании генерал-майора. Он был давним другом и сослуживцем нынешнего Командующего, генерала Горынина, не удивительно, что Марлинский-младший был знаком с ним с самого детства. Вот смотрю я на тебя, не раз говаривал ему Иван Владимирович, дядя Ваня, ну вылитый Петька! Вылитый!

Вернувшись с банного мероприятия домой довольно поздно, домашние все давно спали, Михаил Кириллович испытал вдруг сильную жажду, отягощенную адской сухостью во рту. На кухне он, пребывая в несколько эйфорическом состоянии, схватил с раковины стакан с, как он почему-то думал, водой и, не ожидая подвоха, сделал большой глоток. Он ошибся. Подвох имелся, и не маленький. А заключался он в том, что в стакане была не вода, а слабый раствор аккумуляторной кислоты, которую полковнику принесли намедни. Михаил Кириллович совсем забыл, что в воскресенье, которое, похоже, уже наступило, он собирался той кислотой прочистить от накипи теплообменник газовой колонки. Кислота обожгла горло, но дальше не прошла, потому что была немедленно извергнута обратно, как и содержимое плотно набитого желудка. Горло пострадавший тут же прополоскал настоящей водой, однако это помогло лишь отчасти – голосовые связки уже были обожжены кислотой. Не исцелил их и принятый внутрь по горячим следам, в терапевтических и антисептических целях, стакан спирта, характерная дребезжащая хрипотца голоса осталась и стала своеобразным фирменным знаком полковника Дахно. А у личного состава он заслуженно получил почетное прозвище Хрипатый.

– Так, что дальше?

– А что дальше? Дальше забрались на крышу, но там уже никого не было. Похититель по внешней лестнице спустился на нижний уровень и через открытую дверь вошел в штаб. Срочно организованные розыскные мероприятия результата пока не дали, никто посторонний в штабе замечен не был.

– Вы хотите сказать, что это кто-то из своих? Предательство?

Раужев только вздохнул и пожал плечами.

– Что пропало? Из того, что вы уже обнаружили?

– «Маргаритка» исчезла. Это БШД, блок шифрования данных…

– Я в курсе, что это такое! Я в курсе! Что еще?

– Проникновение в компьютер, в базу данных…

– Час от часу не легче! Что-то похитили? Скопировали?

– Навскидку – все. Шифры, пароли, частоты… Позывные… Состав сил и средств…

– Но ведь это же чертова куча данных! Разве нет?

– По объему не много, скачать можно быстро. Если знать, что в какой папке хранится.

– А преступник, надо полагать, знал? Так… Трибунал… Точно вам говорю, всех нас ждет трибунал. Вас, господа офицеры, он точно ждет. Особый отдел?

– Уже работаем, – откликнулся неприметный подполковник у него за спиной.

– Хорошо… В смысле, хоть это… А что у нас с окном? С окнами? Помещение режимное, почему на окнах нет решеток?

– По правилам пожарной безопасности решетки ставятся не выше второго этажа.

– А вот были бы здесь решетки, никто бы и не залез.

Раужев развел руками:

– Так и так не должен был. Стекла бронированные, окно открывается только это, единственное, причем на нем, на защелке, датчик инфракрасный стоит, срабатывает только при пожарной тревоге или от пульта. Пульт у меня в сейфе.

– Покажите.

Лукьяныч открыл сейф и достал из него пульт, по форме похожий на телевизионный, только с тремя кнопками.

– Вот он, на месте.

– Так. Ничего не понимаю. Как же ему удалось открыть окно?

– Неизвестно, – Лукьяныч снова пожал плечами. – Я не знаю, правда. Возможно, датчик можно заставить сработать, облучая его снаружи.

– Проверяли?

– Мы нет. Но при установке системы проверяли. Кажется. Да здесь такой слабый луч, что сквозь лист бумаги не пробивает.

Дахно оттянул галстук и повертел шеей, ему явно стало трудно дышать.

– А что у нас с режимом? – проскрежетал он, будто пружина.

– За режим подполковник Дукшта-Дукшица отвечает. Захарий Львович…

– Из германских, что ли? По фамилии? – полюбопытствовал Хрипатый у подполковника.

– Из прибалтийских, – разъяснил тот. – А что вам в моей фамилии не нравится, товарищ полковник?

– Да все мне нравится. Я в восторге, если честно. Просто хотел уточнить.

– Не надо просто уточнять! В личном деле все есть.

– Ну, вы мне тут не указывайте, что надо, что не надо, товарищ подполковник! Сам разберусь! Докладывайте, что у вас с режимом!

– С режимом у нас все в порядке, товарищ полковник. Согласно инструкции действуем. Уходя закрыли дверь на ключ и опечатали, вот со старшим лейтенантом Хостичем, два человека, как положено, согласно приказу. Пришли – печать цела, дверь закрыта. Никаких замечаний. Открыли, как обычно, а здесь – окно, канат… Сразу поняли, что-то не так.

– Сообразительные!

– Да уж, какие есть!

– Такие и есть, я говорю!

– Хорошо, товарищ полковник!

– Что, хорошо? Что тут вообще, хорошего? Может, вам еще медаль дать за то, что произошло?

– Давайте медаль, если заслужил!

– Ты, подполковник, такую медаль заслужил, что шея сломается ее таскать!

– Ответственности не боюсь, только скажите, в чем моя вина?

– Захарий, перестань залупаться, – вклинился в разговор Раужев.

– А я не залупаюсь!

– Залупаешься, тебе говорят.

– Я могу и уйти…

– Стоять! Что значит, могу! Что значит – уйти? Куда уйти? Сейчас в камеру пойдете, подполковник. Остыть и подумать! Потому что совсем не лучшее время выбрали для залупания. Всем сейчас тяжело, стойте и терпите, молча. Он всегда у вас такой, задиристый, или только по обстоятельствам.

Лукьянович пожал плечами, получилось не убедительно, жест трактовался двояко, и так, и эдак. Дукшта-Дукшица побледнел, и губы его мелко задрожали, видимо, готовы были сорваться с них некие слова, которые бы и расставили все точки над всеми «И». Но тут, прервав перепалку, вошел дежурный по части.

– Разрешите? Нашли, товарищ полковник.

– Что нашли? – Дахно всем плотным телом, по-волчьи, повернулся к вошедшему.

– Пути отхода нашли. То есть, каким образом преступник ушел отсюда, так, что никто его не видел.

– И как же?

– Через подвал, товарищ полковник. Мы обыскали весь штаб, и в подвале нашли открытую дверь. Рядом с сауной, там…

Михаил Кириллович крякнул, гася внезапные воспоминания, закашлялся.

– Что там за дверь еще?

– Подземный ход, товарищ полковник.

– Я знаю про подземный ход. Это запасный выход, для экстренной эвакуации личного состава штаба в случае необходимости. Но почему открытый? Должен запираться. Вы проверяли, при смене?

– Так точно, всегда проверяем. Дверь была закрыта на запор и опечатана. Теперь открыта, а печать рядом на полу валяется.

– А тот, другой выход? В лесу? Вы прошли до конца?

– Так точно. Он тоже открыт…

Дахно снова завертел шеей, ослабляя воротник. Дышать ему становилось все трудней, лицо сделалось цвета вареной свеклы.