Глава 1: Тени Под Верденом

Верден. Само слово было проклятием, выжженным кислотой на карте Европы и в душах тех, кому «повезло» его пережить. Но для обер-лейтенанта Клауса Рихтера это был просто адрес назначения. Грязный, вонючий, гремящий адрес.

Воздух вибрировал от непрекращающегося гула. Где-то высоко, над клубящимся желто-серым смогом – смесью дыма, пороховых газов и химических испарений – ревели двигатели цеппелинов-разведчиков. Их неуклюжие тени скользили по изрытому воронками ландшафту, как доисторические рыбы над мертвым морем. Ближе к земле, в разрывах дыма, мелькали угловатые силуэты аэропланов, обменивающиеся короткими очередями или сбрасывающие мелкие, но смертоносные посылки. Но истинный ритм этого ада задавали тяжелые, методичные удары.

БУМ-хрумм. БУМ-хрумм.

Земля содрогалась под ногами Клауса, заставляя его машинально хвататься за мокрую от грязи и конденсата стену траншеи. Он стоял на огневой позиции, втиснувшись между двумя изможденными пехотинцами в пропитанных влагой и глиной шинелях. Их лица под касками были землистого цвета, глаза – пустые, устремленные в никуда. Они давно перестали реагировать на грохот.

БУМ-хрумм. Еще ближе.

Клаус рискнул выглянуть поверх бруствера через узкую амбразуру, укрепленную мешками с песком. То, что он увидел, заставило его сердце, вопреки всем законам цинизма, учащенно забиться. Не страх – скорее, жуткое восхищение, смешанное с горечью.

По ничейной земле, утопая по колено в липкой, кроваво-бурой жиже, шли «Трубные Костюмы». Rohr-Anzüge. Шагающие танки Германской Империи. Махины высотой с двухэтажный дом, сваренные из толстенных бронелистов, покрытых потеками ржавчины и гарью. Их основу составляли две массивные, суставчатые «ноги» на широких гусеничных платформах, приводимые в движение ревущими дизельными двигателями, чьи выхлопы сливались с общим смрадом. Корпус, напоминающий гигантскую, угловатую бочку, был утыкан амбразурами для пулеметов. А на «спине», подобно чудовищному жалу, возвышалась короткоствольная гаубица калибром не менее 150 мм. Именно она и производила тот самый, сокрушающий душу звук: БУМ – выстрел, хрумм – откат и перезарядка.

Один из «Костюмов» остановился, его «нога» глубоко увязла в трясине. С шипением пара из его боковых клапанов и скрежетом шестерен он пытался вырваться. Другой, чуть левее, методично лупил гаубицей по едва различимым в дыму французским укреплениям на дальнем холме. Каждый залп окутывал его клубами дыма и пыли. Пехота – крошечные, серые фигурки – ковыляла позади и между этих стальных колоссов, используя их как живые щиты. Пули свистели, рикошетили от брони, выкашивая тех, кто не успел укрыться.

«Вот она, мощь Германского гения, – подумал Клаус с горькой усмешкой. – Топчущаяся в грязи, задыхающаяся в собственных выхлопах. Рейх вложил миллионы в этих монстров, а они едва ползут, пожирая тонны топлива и ломаясь чаще, чем убивая врага». Его рука инстинктивно потянулась к кожаной сумке, висевшей через плечо. Внутри лежали не чертежи нового оружия, а приборы для диагностики. Его миссия здесь была куда прозаичнее и, возможно, важнее.

«Обер-лейтенант Рихтер?» Голос за спиной заставил его вздрогнуть. Клаус обернулся. Перед ним стоял фельдфебель с лицом, изборожденным шрамами и морщинами грязи. Его глаза были усталыми, но внимательными.

«Я. Фельдфебель…?»

«Вебер, герр обер-лейтенант. Комендант этого участка траншеи «Гранит». Вас ждут в блиндаже КП. Доложили, что вы прибыли по делу… помех». Последнее слово фельдфебель произнес с явным скепсисом, окинув Клауса взглядом. Инженер, даже в запачканном полевом кителе и с офицерскими петлицами, выглядел здесь чужаком. Его лицо было слишком чистым, пусть и осунувшимся от усталости, а глаза слишком острыми, аналитическими, а не пустыми, как у окопных крыс.

«Помех, фельдфебель, – подтвердил Клаус, стараясь звучать уверенно. – Тех самых, что выводят из строя наши «Вибраторы». Вы же знаете, насколько они важны для координации «Костюмов» и подавления вражеской связи».

Вебер хмыкнул, плюнув в липкую грязь под ногами. «Важны, не спорю. Только вот толку от них здесь, под Верденом, как от карманного фонаря в аду. То не ловят волну, то начинают гудеть так, что зубы сводит, а то и вовсе…» Он понизил голос до шепота, озираясь. «…начинают шептать».

«Шептать?» Клаус нахмурился. В отчетах лаборатории упоминались сбои, помехи, даже случаи короткого замыкания, но «шепот»…

«Да, герр обер-лейтенант. Тихий, противный… будто кто-то говорит на непонятном языке прямо в ухо. Солдаты слышат. Некоторые… сходят с ума. Говорят, видят тени, где их нет. Один парень в прошлую ночь застрелился, орал, что «оно его достало сквозь стены». Вебер махнул рукой. «Нервы, грязь, газы… чего только не привидится. Но помехи – факт. Последние два дня «Вибраторы» вообще молчат, как партизаны. Без них мы слепые и глухие. «Костюмы» блуждают, как пьяные, пехота теряется. Французы этим пользуются – их артиллерия бьет куда точнее. Ведем себя как мишени».

Клаус кивнул. Информация совпадала с данными из центра. Но масштаб… и этот «шепот». В лаборатории «Валькирия» над Руром тоже были жалобы персонала на головные боли, тревожность, слуховые галлюцинации рядом с опытными образцами «Эфирных Вибраторов». Но списывали на стресс и переутомление. Здесь же, на передовой, где нервы и так на пределе… Это приобретало зловещий оттенок.

«Отведите меня к КП и покажите место, где помехи наиболее сильны», – приказал Клаус, снова чувствуя знакомый холодок научного азарта, пробивающийся сквозь усталость и отвращение. Разгадка этой аномалии могла стать ключом к чему-то большему. Возможно, к прорыву.

«Как прикажете, герр обер-лейтенант. Только совет: не высовывайтесь. Французские снайперы – они как тени. И артобстрел может начаться в любой…»

ВЖЖЖУУУУУ-БА-БАХ!

Режущий визг пролетающего снаряда слился с оглушительным взрывом в каких-то тридцати метрах левее. Земля вздыбилась черно-бурой волной, обрушивая в траншею комья глины и дымящие осколки. Клауса швырнуло на дно траншеи, он наглотался едкой пыли и гари. Крики, стоны, ругань. Кто-то рядом захлебнулся кровью.

«В укрытие! Быстро!» – заорал Вебер, поднимаясь и таща Клауса за рукав.

Они поползли вдоль траншеи, сгорбившись, к низкому, укрепленному бревнами и мешками с песком входу в блиндаж. Еще один взрыв сотряс землю, ближе. Потом еще. И еще. Французы открыли методичный артиллерийский огонь по их сектору.

«Их разведчики, черт бы их побрал, наверняка увидели «Костюмы», – пробурчал Вебер, вталкивая Клауса в относительную темноту и безопасность блиндажа. Внутри было тесно, душно, пахло потом, влажной землей, табаком и чем-то металлическим. Пара керосиновых ламп коптила на столе, заваленном картами и бумагами. Несколько офицеров и связистов, бледные, прислушивались к грохоту снаружи.

«Обер-лейтенант Рихтер из Инспекции Специальных Вооружений», – представился Клаус старшему по званию – капитану с перевязанной головой.

«Капитан Шульц. Рады помощи, но не вовремя, обер-лейтенант, – капитан нервно потер переносицу. – Французы засекли наши позиции. Бьют методично. Помехи на «Вибраторах» не дают вызвать контрбатарейный огонь. Мы сидим в ловушке».

«Где эпицентр помех?» – спросил Клаус, доставая из сумки компактный прибор, похожий на усложненный радиоприемник с несколькими циферблатами и антенной. Это был детектор эфирных колебаний, его собственной разработки. Он включил его. Прибор сразу же зашипел, стрелки на шкалах затряслись, зашкаливая.

«Вот видите?» – Шульц показал на карту, на которой был отмечен сектор перед траншеей «Гранит». «Здесь, в районе старого фермерского дома. Вернее, того, что от него осталось. Помехи начались примерно неделю назад, сразу после того, как в тот район упала… штуковина».

«Штуковина?» – насторожился Клаус.

«Не то снаряд необычный, не то метеорит, – пожал плечами Шульц. – Упал ночью, без обычного свиста. Глухой удар, яркая вспышка. Утром обнаружили воронку, а в ней… ну, обломки. Но странные. Не похожие на наши или французские снаряды. Темные, тяжеленные, будто камень, но с металлическим отливом. Мы собрали образцы, отправили в тыл. Помехи начались как раз после этого. И концентрируются вокруг той воронки».

Клаус смотрел на бешено пляшущие стрелки своего прибора. Помехи были чудовищной силы. И они имели… структуру. Не случайный шум, а сложную, пульсирующую волну, которую прибор едва мог уловить. Это было нечто принципиально новое. Его азарт рос, заглушая страх от близких разрывов.

«Мне нужно туда», – сказал он твердо. «К этой воронке. Там источник помех».

«Вы с ума сошли, обер-лейтенант?! – воскликнул Шульц. – Там сейчас чистилище! Артобстрел! Ничейная земля!»

«Именно поэтому, капитан, – ответил Клаус, настраивая прибор. – Пока они бьют по нашим позициям, огонь на нейтралке слабее. У меня есть небольшое окно. И это критически важно». Он посмотрел на Вебера. «Фельдфебель, вам знаком путь?»

Вебер мрачно кивнул. «Знаком. Но это самоубийство».

«Это приказ», – холодно сказал Клаус, чувствуя, как адреналин смешивается с научной одержимостью. Разгадка была так близка. Что-то важное, фундаментальное. Он это чувствовал костями.

Капитан Шульц вздохнул, потер лицо. «Черт с вами. Вебер, сопроводите обер-лейтенанта. И постарайтесь вернуться живыми. Хотя бы одного из вас». Он крикнул связисту: «Дайте им сигнальные ракеты! И скажите первому взводу – прикрыть выход!»

Через пять минут Клаус и Вебер вылезли из траншеи через узкую саперную лазейку, замаскированную обломками бревна и колючей проволокой. Они оказались на открытом пространстве, изрытом воронками, усеянном трупами людей и лошадей, обломками техники, проволочными заграждениями. Воздух звенел от пролетающих пуль и осколков. Земля вздрагивала от близких разрывов. Смрад был невыносим – смесь гнили, пороха и химикатов.

«Красиво, да? – процессил Вебер, ползя на животе за Клаусом к укрытию за развороченным «Костюмом». Махина лежала на боку, ее «нога» была оторвана, из пробоин сочилась маслянистая жидкость. – Держитесь за мной и не поднимайте голову!»

Они двигались от воронки к воронке, от трупа к трупу, используя любой бугорок, любой обломок как укрытие. Детектор в руке Клауса вибрировал, гудел, стрелки зашкаливали. Они приближались. Помехи превращались в физическое давление на барабанные перепонки, в легкую тошноту. Клаусу начало казаться, что краем глаза он видит движения в дыму – быстрые, скользящие тени, исчезающие, когда он поворачивал голову.

«Вон там!» – Вебер указал рукой вперед. Среди хаоса разрушений виднелась большая, свежая воронка, метров двадцать в диаметре. Ее края были оплавлены, земля вокруг почернела. «То самое место».

Их путь к ней пролегал через открытое поле. И в этот момент артобстрел стих. Наступила зловещая, давящая тишина, нарушаемая только треском пожаров и далекими криками. Тишина перед бурей.

«Быстро! Пока не начали снова!» – прошипел Вебер.

Они побежали, сгорбившись, к краю воронки. Пули засвистели рядом – французские снайперы или пулеметчик заметили движение. Клаус почувствовал, как одна прожужжала у самого уха. Они прыгнули в воронку, скатившись по сыпучему склону на дно.

Здесь было тихо. Странно тихо. Звуки боя приглушились, словно их отделяла невидимая стена. Воздух был тяжелым, спертым. Детектор в руке Клауса взвыл пронзительно, а потом замолк, экран погас. Разрядился? Или перегорел от перегрузки?

«Черт!» – выругался Клаус, тряся прибор. И тут он увидел это.

В самом центре воронки, полузасыпанное землей и обломками темного, оплавленного материала, лежало нечто. Не обломок снаряда. Не метеорит в привычном понимании. Это был предмет размером с большой чемодан, но неправильной, угловато-сглаженной формы, словно вырубленный топором из цельной глыбы. Материал был темным, глубоко-черным, с тусклым металлическим отливом, который словно поглощал свет, а не отражал его. На его поверхности виднелись странные, нерукотворные прожилки и вмятины. Он не выглядел оплавленным, как окружающие камни, скорее… невредимым. И от него исходила вибрация. Не громкая, а глухая, низкочастотная, которую Клаус чувствовал не ушами, а всем телом, костями, зубами. И холод. Ледяной, пронизывающий холод, не связанный с температурой воздуха.

«Святые угодники… – пробормотал Вебер, крестясь. – Что это за дьявольщина?»

Клаус, забыв об опасности, подошел ближе. Его научное любопытство пересилило страх. Он опустился на колени рядом с объектом. Холод усиливался. Вибрация отдавалась в грудной клетке. Он протянул руку, не касаясь. Кожа на тыльной стороне ладони покрылась мурашками.

Вот он. Источник помех. Источник «шепота».

Он достал из сумки геологический молоток и осторожно стукнул по краю объекта. Звук был глухой, не металлический и не каменный. Нечто среднее. На поверхности не осталось и царапины. Материал был невероятно твердым и плотным.

И тут его голова взорвалась.

Не болью. Видением. Оглушительным, всепоглощающим потоком образов и ощущений, ворвавшихся в сознание без спроса.

Он падал. Не вниз, а сквозь. Сквозь слои непостижимой реальности. Мимо колоссальных, циклопических руин, сложенных из камня, не принадлежащего ни одной известной породе. Башни, спирали, арки, нарушающие все законы геометрии, простирались в бесконечную, лишенную звезд черноту. Воздух (если это был воздух) гудел низко, как гигантский камертон. И сквозь этот гул пробивался ШЕПОТ. Миллионы, миллиарды голосов, сливающихся в один безумный, бессмысленный хор. Шепот, исходивший из самой Бездны, окружавшей руины. Шепот, полный древнего, нечеловеческого знания и такого же древнего, ненасытного ГОЛОДА. Он ощущал себя пылинкой, затерянной в океане вечности и безумия. Крошечной, ничтожной, обреченной…

Клаус вскрикнул и отшатнулся, упав на спину. Он задыхался, сердце колотилось как бешеное, пот заливал лицо. Видение исчезло так же внезапно, как появилось, оставив после себя лишь жуткий, леденящий душу осадок и физическую дрожь. Перед глазами плясали черные точки.

«Обер-лейтенант! Что с вами?» – Вебер бросился к нему, хватая за плечо. Его лицо было искажено страхом. «Вы видели? Тени?»

Клаус с трудом сфокусировался. Он снова посмотрел на черный объект. Теперь он чувствовал его. Не только холод и вибрацию. Он чувствовал его присутствие. Древнее. Чужеродное. Опасное. И… интересное. Невероятно интересное. В голове, еще секунду назад заполненной ужасом, вдруг пронеслись обрывки формул, схем, безумных идей по использованию этой непостижимой энергии, этого резонанса с… с чем? С Бездной?

«Я… я в порядке, фельдфебель, – прохрипел Клаус, отталкивая его руку и с трудом поднимаясь. – Это… это и есть источник. Мы должны его изучить. Доставить в тыл». Его голос звучал хрипло, но в нем появилась стальная решимость. Ужас отступил, уступив место жгучему, почти болезненному любопытству и амбициям. Этот артефакт… он мог изменить всё. Дать Рейху невиданное преимущество. И дать ему, Клаусу Рихтеру, славу и власть.

«Доставить? – Вебер посмотрел на объект, потом на Клауса, как на сумасшедшего. – Он же размером с…»

ВЖЖЖЖЖУУУУУ-БУУУМ!

Снаряд разорвался прямо на краю воронки. Ударная волна сбила обоих с ног, засыпала землей и обломками. Клаус оглох на одно ухо, в глазах потемнело. Он услышал крик Вебера, переходящий в стон.

«Фельдфебель!»

Вебер лежал ничком, кровь текла по его спине из-под разорванной шинели. Осколок.

«Ох… черт…» – простонал он.

Клаус огляделся. Края воронки осыпались, артефакт был почти полностью засыпан. Сверху посыпалась земля – снаряд был первым в новой серии. Французы возобновили обстрел. Они засекли их позицию.

Мысли метались. Спасти Вебера? Но как вытащить раненого под огнем? Артефакт! Его нельзя оставить! Его нужно спрятать, отметить место… Найти способ вывезти позже.

Действуя почти на автомате, Клаус схватил лопату, валявшуюся неподалеку (очевидно, оставленную саперами), и начал лихорадочно закапывать черный объект, отбрасывая землю поверх него. Каждый удар лопатой отдавался странным эхом в его костях, каждая горсть земли, падавшая на артефакт, приглушала, но не гасила тот леденящий резонанс. Он работал с бешеной скоростью, игнорируя свист пуль и грохот разрывов. Его руки мерзли, будто прикасались к льдине, сквозь перчатки.