Трудность чтения этой повести заключается в том, что ее главные действующие лица по замыслу автора безымянны и бесполы, каким, в сущности, является почти каждый человек, если рассматривать его, не отталкиваясь от физической оболочки, а воспринимать как личность или душу. Читатель сам вправе определить для себя не только внутренние характеристики персонажей, но и их внешние признаки. Во всякое время найдется некое «я», влюбленное в «тебя», неважно, кто окажется сильнее и чьи слабости заставят совершать настоящие поступки. Люди полны слабостей, которые прячутся за тотемами. Двенадцать глав книги – двенадцать месяцев жизни – двенадцать тотемических животных китайского гороскопа. Человек подчиняется и другим необъяснимым силам: страху, болезни, ветру и… любви.

Так распорядился случай, что в героях книги мне довелось узнать себя. Автор – мой когда-то хороший знакомый. Однажды меня постигло глубокое разочарование. В саду, где мне назначил встречу чрезвычайно приятный собеседник, мною под одним из юных яблоневых деревьев была обнаружена толстая тетрадь, распахнутая на весьма легкоузнаваемых событиях. Эта тетрадь петляла словами, аккуратно выводя мою жизнь. Почерк принадлежал исчезнувшему навсегда из поля моего зрения человеку, который, кстати, так и не явился на свидание.

Теперь я не знаю, кто из нас двоих реально существовал. Кто любил, а кто был лишь болен. Кто терял и приобретал, а кто постоянно имел и жадно берег или, в зависимости от настроения, халатно разбрасывался богатством, которым так и не научился дорожить. Кто унижен, а кто герой. Кто смог, а кто так и остался слабым потребителем собственных тотемов.

Как я никогда не узнаю, кто из нас вымышленный персонаж, так никогда не поверю, что нас двое.

Здесь все слишком хорошо закончилось. В жизни так не бывает. Значит, это все вымысел!

А жизнь разве реальна?

I

Бык в этом месяце разъярен. Не стоит надеяться на изменения в личной жизни к лучшему. Опасность подстерегает автолюбителей, будьте предельно внимательны на дорогах. Умиротворение найдете в компании друзей. Благоприятно скажутся на настроении кратковременные поездки.

Здесь мы знакомимся с действующими лицами повести, узнаем немного об их внешности, привычках и заботах. Выясняем, что двое живут в городской квартире, а Черепаха – в психиатрической лечебнице в поселке Лугово, некоторые жители которого сыграют не последнюю роль в судьбах персонажей. Глава закончится, когда случится страшное.

Шумная городская железнодорожная станция женским голосом объявляла:

– Внимание. Во избежание террористических актов просим вас соблюдать бдительность. Не оставляйте вещи под присмотром малознакомых людей. При обнаружении подозрительных предметов просьба незамедлительно обращаться к работникам вокзала.

– Билет до Лугово, – перекрикивал разговоры бывших и будущих пассажиров мой голос.

– Отправление поезда в четырнадцать тридцать двадцать восьмого мая. Счастливого пути! – улыбнулась кассир.

В маслянистом от отпечатков пальцев стекле вокзальной двери отражалась знакомая фигура. Среднего роста, молодая сутулость из-за пассивного образа жизни, неоднородно торчащие в стороны волосы, рассеянный взгляд, на одно плечо накинута куртка, на другом вздулся рюкзак – вот что мне удалось рассмотреть в человеке, который родился чуть больше двадцати лет назад. От скуки придумалось занятие: перекатывание веса тела с носков ботинка к каблучным пяткам. Когда задирались носки, голова чуть наклонялась назад, когда же приподнимались пятки – вперед. От таких движений менялся весь образ. Он то превращался в двухметровый столб с вытянутой головой, то становился похожим на тюфяк, наскоро набитый сырыми опилками. Ожидающие прибытия поезда забавлялись невольным наблюдением за моей простенькой игрой. Весна и ее запах сливались с вокзальными углами, урнами для мусора и туалетом. Это не мешало ей раздавать приглашения в лето. Люди охотно соглашались, чему-то радовались, человеческая злость ушла вместе с зимой. Меня тоже ошарашило незваное счастье. Оно зелеными глазами смотрело в стекло. Объявили мой поезд, улыбка не сдержалась, рука помахала отражению, и оно ответило. За стеклом мужчина читал газету. Он оглянулся и, не увидев никого, кому можно оказывать знаки внимания, хихикнул и кивнул.

Через сто двадцать минут меня ждали в тихой и правильной психиатрической больнице. Ее основал Потапов Алексей Николаевич, профессор, который применял индивидуальные методы лечения. Он выбирал самых безнадежных больных и, как говорили авторитетные врачи, попусту тратил на них время. Среди большого числа особо буйных пациентов встречались те, кто доверял психиатру личные тревоги и сомнения и находился там для поправки здоровья валерьяновым настоем, как в санатории. Такие клиенты, чтобы получить разрешение доктора на пребывание в лечебнице, переводили значительные суммы на счет фонда детей, страдающих шизофренией. В одной из платных палат, наведаться в которую я собираюсь, лечили Черепаху. Это прозвище никогда не воспринималось с обидой, наоборот, всех веселило.

– Хоть как-то меня называешь, – цедишь сквозь кривые черные зубы. – Никто, кроме родителей, не хочет со мной общаться. Все кидаются в стороны, когда я подъезжаю. Даже сумасшедшие.

– Это очень удобно. Никому ничего не надо объяснять. В отношениях рождаются чувства.

Несколько месяцев назад я и Черепаха-изобретатель сконструировали странный агрегат. Чтобы не находиться взаперти и не просить лишний раз о помощи, приходилось изощряться и придумывать хитрые вещи, упрощать ими себе жизнь. Мы возились около недели. Алексей Николаевич специально выделил нам заброшенный сарай. Будучи непрофессиональными инженерами, первую конструкцию мы развалили на не продлившемся и пяти минут испытании. Приступая ко второй, воспользовались советами всех, кто их давал. Детали собирались с усердием, именно оно и помогло получить превосходный результат. Транспортное средство совмещало в себе привычную инвалидную коляску, полку для книг и журналов, мольберт с красками и мини-холодильник с водой и запасом еды. Это дом. Все необходимое передвигалось вместе с пассажиром. Так и приклеилось к изобретателю новое имя – Черепаха.

Население в самом поселке Лугово, кроме больных, составляло двадцать пять жителей или около того. Они благополучно работали на молочной ферме, которая всю произведенную первоклассную продукцию сбывала по невысоким ценам в больницу. Уже с утра работа кипела. Две сестры-доярки тискали телок в коровнике. Катя и Маша вечно бессмысленно тараторили и, прежде чем ответить на чей-либо вопрос, рассказывали подробности своей жизни. Они жили вместе в одном доме, видели друг друга все время, пока не спали, и к удивлению, сестры с легкостью находили предмет для обсуждения.

Настоящим героем поселка слыл лесоруб по призванию и ветеринар по профессии Аким. Смеющиеся глаза, короткая седая борода и жилистые руки четко рисовали положительный пример для подражания немногочисленным жителям. После осмотра скота на ферме он шел в лес и с криком валил деревья. От него всегда вкусно пахло хвоей и древесиной. В его распоряжении находились удивительные истории на любой случай. Он страшно притягивал. Женой так и не обзавелся. Говорили, что до армии он любил одну девушку. А потом получил письмо, где его родственники сообщали ему, что она погибла при пожаре. Тогда горели сосны. Последнее время к Акиму заезжал красный спортивный автомобиль. Жители поселка видели лишь черную шпильку дорогой туфли, которая показывалась из-за двери со стороны водителя. Это поросло живописной легендой, белой завистью и перешептываниями. Втайне все надеялись вскоре погулять на чужой свадьбе.

Владельцем и одновременно работником фермы значился приятный старик, напоминавший упитанного Деда Мороза. Его так и звали. Дед Морозов. Кирилл, единственный внук, который не сбежал в город, во всем служил ему верным помощником. Когда Кирюше исполнилось восемнадцать лет, одной из его обязанностей стала доставка молокопродуктов в лечебницу дважды в неделю. Скрипучий автомобиль с огромным кузовом носил на боках наклейки известных фирм. Разные цвета рекламировали все, даже запрещенные товары, только не коровник. Этот долговязый крепкий парень постоянно держал при себе фотокамеру, которую дед подарил на его пятнадцатилетие. Когда босым еще Кирюша резвился на лугу, падал, потому что поскальзывался на свежих коровьих лепешках, его радовали яркие краски, окружавшие его. После нескольких удачных снимков он понял, что зрачок воспринимает все совсем по-другому, а металл и целлулоид никогда не смогут передать всего, что дано человеку чувствовать. Редко он замечал новое в родных местах, а когда что-то случалось, доставал счетчик мгновений и после всем дарил этот миг.

Население Лугово моложе тридцати лет хваталось за любую возможность уехать в город. Не имея сверстников для общения, Кирилл проводил большую часть времени на ферме или ходил в гости к Акиму. Среди всех средневозрастных пациентов клиники легко было обратить внимание на Черепаху, пациента примерно двадцати лет. Молочный курьер нередко заглядывал поболтать, пока заведующий принимал товар, взвешивал его и отсчитывал деньги. Так они познакомились и сблизились, почти став настоящими друзьями.

За дверью комнаты Черепахи мне послышалось несколько голосов. Пришел Кирилл:

– Смотри, эта тетя носит панталоны! – раздался хохот Черепахи.

– И калоши на несколько размеров больше! Возомнила себя кокеткой – получила по заслугам!

– Что за смех? – Мои брови поднялись в вопросе, а искренняя радость за веселость Черепахи растянула улыбку.

– Вот так неожиданность! – приветливо озарилось лицо Черепахи. – Заходи! Ты вовремя. Представляешь, вчера Кирилл проезжал мимо луга, где стадо пасется, и сфоткал танцы бычка и тетеньки с фермы. Вот посмотри. – Черепахина рука протянула мне снимки. На одном из них молодой бык вертел полную женщину на рогах.

– Она сильно пострадала?

– Пару ссадин, доктор ее осматривал. А впечатлений на всю жизнь!

– А как получилось, что он на нее напал?

– Она, видимо, попросила его о чем-то. Он, не раздумывая, согласился. Но ей же сначала цветы, конфеты… – выдавил сквозь смех Кирилл.

– Танцы подавай, вот он ее и пригласил, – шумно острили друзья.

– Животные все понимают прямо, без подводных мыслей. Это люди придумали все усложнять. Сначала воздвигают препятствия, а потом ломают голову, над способами их преодоления! – не унималась логика Черепахи.

– У них нет чувств, зато есть инстинкты. Первые постоянно обманывают, вторые помогают, – добавил Кирилл.

– Этим и отличается человек от животных. И мне это нравится!

– Больно иногда бывает, – встряло мое бормотание.

– Учись терпеть, – сказал Киря.

– А ты уже терпишь? Или пока радуешься? – Голова Черепахи повернулась в мою сторону.

– Я изо всех сил хочу продлить радость. Чего и тебе желаю.

– Как же поживает твоя радость?

– Прекрасно. Наслаждаемся короткими моментами общества друг друга.

– Снова меняет тебя на работу?

– Пусть так и будет, работа и я – два удовольствия.

– Что, удовольствие, чай пить будешь? Кирилл конфет привез.

– Давай.

– Оля, где ты?

Появилась сухая Ольга. В Черепахином детстве она служила няней, учила считать и читать, даже английский преподавала. Тогда ее нашли по объявлению Черепахины родители и полностью свалили ребенка под ее опеку. Все ее воспринимали как наемную силу, которой платили деньги за хорошее выполнение работы. Иногда чадо срывало на ней зло и било подручными предметами. Она терпела и потакала инвалиду, которого любила и жалела всем сердцем. Личная жизнь у нее не сложилась, родственники давно умерли, а домом она называла многочисленные больницы, в которые помещали Черепаху близкие, чтобы оградить себя от избалованного поведения.

Всего одну неделю не было Ольги рядом, но, по рассказам, этот период обозначился самым грустным в жизни Черепахи: она серьезно простудилась, и ее отправили на загородную дачу семейства, чтобы никого не заразить. С папиным водителем передавались ей несколько раз цветы и фрукты от Черепахи. Каждую посылку сопровождала открытка. Разноцветные фломастеровые буквы сообщали, что скучают, и желали скорейшего выздоровления. Чувствовалась искренность. Ольга оставалась единственным человеком, кто ни за что не предал бы. Благодаря ей мы познакомились ранней весной. Шел скользкий дождь. Мне куда-то предстояло срочно доехать, а попытки поймать такси не принесли результата. Ольга проезжала мимо с водителем отца Черепахи и уговорила его подвезти меня. Пока машина беззвучно перемещала нас по блестящим улицам к нужному месту, мы много болтали. Сначала о мелочах, потом приятно обсудили лето, в конце концов, она пригласила меня в гости, обещала познакомить с интересным человеком. Написала на лощеной бумажке адрес. Когда прощались, в ее глазах промелькнула скромная вера, оправдать которую мне непременно захотелось. В один из скучнейших дней появилось желание принять приглашение. Когда прохожие указывали на больницу, теплилась надежда на ошибку. Разочарование и удивление торопили меня обратно домой. Путь оказался немаленьким и уже проделанным, поэтому пришлось их отыскать. Теперь я ни о чем не жалею. С Черепахой и правда время проходило интересно. С тех пор в такие же дни безделья мы часто виделись.

***

Открываю глаза: на них падает теплый лучик солнца из еле видимой щелки между толстых штор. Технические трески и вои заглушают пение, шелест и даже карканье. Понимаю, что еще раннее утро, потому что окно выходит на север, и боковые лучи проникают сюда только сейчас. Моя квартира стала тесной для твоих жизненных потребностей. Двадцати квадратных метров спальни не хватает для ночных телефонных разговоров и бесконечных печатных работ. По всем горизонтальным поверхностям разложены какие-то цветные бумаги, макеты «один к ста», красочные плакаты и черно-белые фотографии твоих проектов. Часто приходится высоко поднимать ноги и перешагивать через корявые коробки и мотки проводов, чтобы не повредить ночной труд служащего рекламного агентства.

Помню твои попытки оборудовать туалет под кабинет большого босса, но соседские бачки и тонкие кирпичные перегородки постоянно отвлекали. Мы выходили из этого положения твоими поздними задержками на работе и моим молчанием после них.

Кухня приспособлена исключительно для подогрева пищи. Если еда не растет, то ее, искусственную, резиновую на вкус, цеховые дамы раскладывают в красочные порционные пакеты, на которых написано время, через которое – «Приятного аппетита». Готовить полноценный обед чаще всего было не для кого и не с кем. Кроме четырех стен, овального с массивной ручкой холодильника и масляной газовой плиты, на кухне не на что было облокотиться. Стол давно перенесли в спальню, чтобы тот продлил письменного товарища. Дуэтом они составляли солидную компанию книжным полкам, тумбочкам, стульям, но не сочетались с просторной кроватью. Взгляд постепенно привык к этому, даже удавалось избегать углов, которые часто норовили поставить то тут, тот здесь резкий синяк. Вместе мы давали картину современной деловой квартиры. Пыль заменилась весенним счастьем. А из центра комнаты расходились ленточки любви, в которых мы запутались.