Часть первая

1

Она жила уединенно: не заводила подруг и сторонилась мужчин, а работала от случая к случаю.

Четыре года назад Яна Ковалевская получила диплом университета и звание математика, но до сих пор пребывала в свободном полете. Частенько с утра она наматывала километры, кружа на велике по старым улочкам Питера, а днем забредала в полупустые музеи техники. Эрмитаж и Русский обходила стороной – в них она отметилась еще в школьные годы и осталась равнодушной к прославленным коллекциям. Зато на выставках новых технологий Яна стала завсегдатаем: компьютер был ее работой и страстью.

К вечеру, с наступлением сумерек, она возвращалась домой. Жила в тихом Фонарном переулке в центре Петербурга, занимала одну из комнат в большой коммунальной квартире на последнем этаже.

Имей Яна склонность к фантазиям, ясными ночами, устроившись на подоконнике, она могла бы разглядывать звезды в небе и грезить о принцах, но вместо этого она спешила к компьютеру. Небо со звездами застывало за спиной, а перед ее глазами оживал экран монитора. Он увлекал своими тайнами. В россыпи чисел и букв отшельница угадывала будущий рисунок алгоритма и подбирала для него коды. Эти ночные бдения поднимали в Яне волны восторга, заменяя все прочие радости. Только к утру она выключала компьютер и отправлялась спать в свою узкую девичью постель. За готовый программный продукт компьютерные боссы платили ей определенные суммы – их вполне хватало на жизнь.

Яна начала работать по разовым контрактам еще студенткой. После защиты диплома, когда отпала надобность ежедневно ходить на лекции и семинары, эта работа стала еще привлекательнее – она давала возможность распоряжаться своим временем. В известные дни, когда тело разламывалось на части и болела голова, Яна и вовсе не вылезала из постели. Где найдется начальник, который будет так щедр, ежемесячно предоставляя сотруднице трехдневный отпуск? И Яна не торопилась впрягаться в ярмо регулярной офисной работы. Но недаром жизнь сравнивают с рекой – мели, пороги и водовороты в ней неизбежны.

Налоговые инспекции занялись выявлением теневых доходов, вследствие чего руководители фирм, опасаясь штрафных санкций, стали отказываться от услуг сторонних работников. И Яна вплотную занялась поисками постоянного места. Она надеялась найти такое, где не придется целый день сидеть в офисе. Однако директора фирм не брали сотрудницу на сокращенный рабочий день, смотрели на кандидата с подозрением: молодая, здоровая (здоровая ли?) женщина без семьи требует особых условий – что-то здесь не так. При этом у выпускницы матмеха даже не завелось трудовой книжки, хотя прошло четыре года, с тех пор, как она закончила университет. Если бы они знали, кем пренебрегают! Яна за два часа могла выполнить объем работ, рассчитанный на полный день!

Летом, пока шли экзамены в институтах, Яна сумела подзаработать репетиторством, однако к осени спрос на эти услуги резко упал.

Теперь она проедала свои скромные накопления, они таяли с катастрофической быстротой. Пересчитав оставшиеся бумажки, Яна поняла, что, если покупать только хлеб и чай, можно протянуть еще дней десять, а что дальше? У соседей в долг не попросишь: отношения с ними напряженные. Соседи осуждали ее и за обособленность, и за отказ в свой черед убирать места общего пользования, хотя она оплачивала уборку одной из женщин. Теперь же и расплатиться было нечем, и ползать с тряпкой по коридору не хотелось. Яну злили эти порядки – от нее и грязи-то никакой: на кухне не бывает, готовит еду в комнате на плитке, белье отдает в прачечную, и гости к ней не ходят. К счастью, придирчивые соседи, занятые дрязгами между собой, порой забывали об отшельнице, чем она сейчас беззастенчиво пользовалась.

В тот день, когда Яна проводила свои подсчеты и раздумывала над тем, что ей делать, в квартире случилось переселение народов. Из комнаты, смежной с Яниной, выезжал тихий, неприметный старик, а на его площадь вселялась суетливая, громогласная женщина. Ее окрики и приказы прорывались сквозь топот грузчиков, одновременно вносящих и выносящих мебель, сквозь их незлобивый мат и стуки задеваемых за косяки вещей. Когда Яна выглянула в коридор, увидела, что ноге ступить некуда: обтрепанные чемоданы, старые кофры, коробки, заклеенные скотчем, и тут же современная техника: электрогриль, два телевизора, новый приемник с проигрывающим устройством. Яна пыталась прикинуть, сколько человек теперь будут жить у нее за стеной, с чем ей придется смиряться. В тонкой перегородке, разделяющей помещения, как во многих старых квартирах, имелась еще заколоченная дверь, поэтому для звуков препятствий не было. Сможет ли она работать в таких условиях? Так и не получив ответа на этот вопрос, Яна вернулась в свою комнату и заперлась на задвижку, как она делала всегда.

Наступила полночь, шум в коридоре стих, но теперь стуки и скрежет передвигаемой мебели раздавались за стеной. Вдобавок новая соседка молодым задорным голосом напевала куплеты давно позабытой всеми пионерской песни: «Ну, споемте-ка, ребята, бята, бята…». Кажется, пока она была одна.

Нечего было и надеется, что удастся заснуть при этой суете за стеной. Яна пошарила в тумбочке, хотела выудить из ее недр забытую коробку печенья или залежавшиеся конфеты – полки тумбочки были пусты. Есть было нечего, а спать невозможно. Она постучала кулаком в стенку, чтобы намекнуть неугомонной соседке, что время позднее и следует вести себя потише. Пение и скрежеты затихли, но уже в следующий момент раздался стук в дверь Яны. Она неохотно отомкнула задвижку. На пороге стояла новая жиличка: молодая, пухленькая женщина в длинном зеленом халате и алой косынке-бандане на голове.

– Что вы хотите? – не очень дружелюбно спросила Яна, решив сразу обозначить дистанцию. Она знала по опыту: чем ближе сойдешься с жильцами, тем легче потом возникают конфликты.

Но женщина лучезарно улыбалась, не замечая сухого тона.

– Я – Марта! Ваша новая соседка.

– Яна, – держа руки в карманах пижамы, отрекомендовалась хозяйка.

– Как хорошо, что вы еще не спите и позвали меня к себе!

– Я? Позвала? – Яна хотела дать отповедь этой нахалке, но прочитала на ее лице такое простодушие, что не стала этого делать и лишь вздернула плечи.

– Разве нет? А я думала…

Марта, конечно, почувствовала, что ее приходу не рады, но ведь с соседями лучше дружить! Она прикидывала, как выстроить отношения с этой неприветливой девицей. Одетая в скучную, темную пижаму, с руками, спрятанными в карманы, Яна была похожа на хулигана из подворотни. Впечатление усиливала смоляная челка, наискосок спадающая на один глаз. Установить с ней контакт при помощи взгляда Марте не удавалось.

– Яночка, пройдем к тебе, – односторонне перешла на «ты» Марта. Попьем чайку. Не возражаешь? У меня комната вся завалена. Столько вещей, прямо жуть. Знаешь, мне все это по наследству досталось, а выбросить жалко. Я у старушки угол снимала и ухаживала за ней, а вот теперь она умерла, а комнату мне оставили. Но соседи в той квартире хотели жить в отдельной, а старик, который здесь жил, им родной дед, а старушка, пока жива была, не соглашалась на переезд…

Яна даже не пытаясь вникнуть в поток слов. Глядя мимо нее, она едва сумела вставить, что не может предложить чаю, поскольку у нее закончился сахарный песок, а батон она забыла купить.?в отдельной. Отказ соседки чаевничать Марта пропустила мимо ушей и бочком протиснулась в комнату. Она озиралась с нескрываемым любопытством: как-то здесь голо, неуютно, даже занавесок нет. Марта недавно начала увлекаться модной теорией фэн-шуй, а потому сразу заявила, что все в комнате расставлено не так: диван и письменный стол с компьютером надо бы поменять местами, а тумбочку с электроплиткой и чайником отодвинуть от двери.

Яна слушала молча, никак не реагируя на советы бесцеремонной соседки.

Не получив отклика на свои советы, Марта продолжила расспросы.

– А ты где ешь? На кухне или в комнате? А зачем ты здесь электроплитку держишь? На кухне ведь две газовых плиты имеется. Неужели конфорок не хватает?

– Мне далеко до кухни ходить, да я и не готовлю ничего особенного: чай вскипячу или пельмени сварю, мне достаточно, – скрывая раздражение, ответила Яна. Она не знала, как отделаться от поздней гостьи.

– И мне ведь будет не ближе топать, – задумалась Марта. – Но я без нормального обеда не могу, мне первое, и второе, и десерт нужны. – А как вы думаете, сколько мне лет?

Яна усмехнулась непоследовательности собеседницы и взглянула на нее внимательнее. Круглое лицо соседки было гладким, кожа здоровой и молодой, а зелено-карие глаза казались наивными, добрыми и… странно знакомыми. Но полоска ткани, прячущая ее пышные волосы, изменила старый облик. Портрет, который всплыл сейчас в памяти Яны, был совершенно иной: толстушка с невообразимой копной вьющихся рыжеватых волос. А у гостьи голова казалась по-птичьи мелкой из-за алой банданы на волосах. Однако и имя было знакомым, и черти лица проступали те же: слегка курносый нос, округлые дуги бровей и сочные, припухлые губы. Да, это – та самая Марта, пионервожатая ее школьных лет. Теперь Яне не стоило труда посчитать, сколько лет Марте, вожатая была старше на четыре класса. Яна училась в пятом, а Марта тогда была девятиклассницей. Значит, сейчас ей где-то около тридцати.

Но радости от этого узнавания Яна не испытала, и лишь понадеялась, что Марта не вспомнит ее. Ведь и сама Яна изрядно изменилась: в детстве была русоволосой, а теперь брюнетка: начала краситься в университете, да так и ходит поныне. И челки этой на пол-лица у Яны в детстве тоже не было. Но фамилия! Ведь Марта узнает ее от соседей. Яна Ковалевская – сочетание редкое. И, злясь от неизбежной перспективы возвращения к прошлому, Яна вдруг с дерзким вызовом резанула:

– Лет тридцать шесть Вам, верно? Или больше?

Марта поначалу огорчилась, что выглядит старше, но тут же поняла, что в оценке звучит подначка, потому что ее музыкальный слух уловил знакомую ритмику. В памяти вдруг всплыли эти подзабытые нотки противоречия, поспешность и отрывистость высказанных слов – рисунок речи, как отпечаток пальцев, человек проносит через всю жизнь. Меняется только тембр, но интонации звучат по-прежнему. И человек с хорошим слухом всегда распознает голос, слышанный хоть раз. Но сомнение у Марты оставалось. У той вредной девчонки волосы были чуть темнее лица, а у этой черные, как смоль. Может, крашенные? Ну, разумеется!

– Яночка! Ты меня не узнала? Ты ведь та самая Яна? Ковалевская? Помнишь, в школе… я была в вашем классе вожатой.

– Марта Июльевна! – неумело изображая удивление, протянула Яна. Коверкая на детский лад отчество Марты – Юлиевна. Все ее потуги, остаться неузнанной оказались бесполезными. Придется менять тактику. – Как же я сразу… а вы, а ты, как меня узнала: я же теперь брюнетка. Да и времени прошло – почти двадцать лет.

Яне было неприятно, что вернулась в ее жизнь эта Марта, свидетель позорной поры ее детства. В начальной школе Яна была замарашкой, отвергаемой детьми и нелюбимой учителями, но к окончанию школы она заставила их всех относиться к себе с уважением, благодаря умению решать задачки любой сложности. А в университете ей просто не было равных, она вошла в касту гениев – ум на матмехе принято ценить. Но сейчас появление Марты возвращало Яне все комплексы трудной девочки.

Марта, обрадованная тем, что в квартире у нее уже появился свой человечек, принялась с удвоенной энергией хлопотать о чае.

– Яночка, ты вскипяти воду? Я сейчас принесу из своей комнаты коробку, у меня есть кое-какие припасы на первый случай: и чай, и сахар, и кексы. Специально в одно место сложила, чтобы под рукой было.

Пока Марта ходила за провизией, Яна, включила уже налитый водой электрочайник, свыкаясь с неизбежностью общения с этой «подругой». Марта вернулась быстро, с огромной коробкой в руках. Выложив на тумбочку провизию, подбежала к Яне и крепко обняла ее:

– Яночка, как же я рада, что мы снова встретились. Сейчас ты мне все-все расскажешь!

Уголок рта Яны дернулся, но она промолчала и стала разливать кипяток по чашкам. Марта насыпала себе в чай несколько ложек сахара, затем принялась нарезать принесенный кекс. Яна молча бултыхала в кипятке заварочный пакетик – она пила несладкий чай. Разговор не клеился: тень прошлых обид витала над каждой из девушек. Даже общительная Марта нахмурила свои рыжеватые брови, вспомнив, как Яна, в то время совсем мелюзга, унизила ее, вожатую, перед всем классом. А в Яне вновь шевельнулось раздражение против воображалы, достающей своим занудством.

Одноклассники взрывались хохотом над Яной Ковалевской, когда она блуждала указкой по европейской части карты в поисках сибирской реки. Они шептали ей неправильные подсказки, когда она затруднялась назвать дату каких-то сражений. Но то, как она легко щелкала задачи и примеры, не замечалось ими. Ребята пересказывали вожатой нелепые ответы Яны на уроках, приглашая ее посмеяться вместе с ними. Поэтому долгое время Марта видела в этой девочке лишь нерадивую ученицу, к тому же, не умеющую ладить с коллективом.

У самой Марты также были проблемы с учебой: ей плохо давались и химия, и физика, а математика вообще казалась непроходимым лесом. И часто от двоек Марту спасала только удивительная интуиция: она отвечала наугад и попадала в точку. И все же веселую, общительную Марту в своем классе любили, хотя с мнением ее считались мало. Но ей хотелось верховодить, быть лидером, поэтому Марта и пошла вожатой к пятиклашкам. Малыши слушались ее! Одно звание – «старшеклассница», давало ей фору перед ними. Взбалмошная и веселая, она вбегала на переменках в класс к подшефным, и те радостно висли на ней. Девочки показывали календарики и фантики от жвачек, делились своими секретами, а мальчишки уважали вожатую за то, что разбирается в воинских званиях, приносит в класс лычки и звездочки и раздает им – отец Марты был кадровым военным.

И только одна Яна Ковалевская оставалась равнодушной к любимице ребят. Она не вскакивала с парты, не прислушивалась к объявлениям и призывам вожатой, но часто, оставаясь на месте, демонстративно поворачивалась к ней спиной. Марта бросала на упрямицу досадливый взгляд – с худеньких плеч ученицы часто неряшливо спадали лямки форменного передника или из тощих косичек выплетались перекрученные веревкой ленточки – и испытывала неясную тревогу. Привычным занятием Яны в то время было крутить в руках кубик Рубика. Еще она любила обводить авторучкой портреты в учебниках, превращая разных деятелей в монстров с нелепыми ушами и усами. Марта не раз делала Яне замечания, внушала, что рисовать в учебниках не положено. Яна сердито бурчала под нос какие-то слова, выражая свое недовольство, однако открыто грубить не осмеливаясь. Но однажды взорвалась – конфликт, тлеющий между младшей и старшей девочками, прорвался наружу. Марта, устав воздействовать на непокорную словами, выдернула авторучку из руки Яны и воскликнула:

– Прекрати портить книгу! Немедленно закрой учебник!

Яна швырнула книжку на пол, вскочила с места и тоже закричала:

– Дура! Воображала! Строишь из себя учительницу, а ты просто двоечница!

– Прекрати! Сейчас же прекрати грубить!

– Я правду сказала! Я слышала в коридоре, как учительница математики говорила, что влепит тебе двойку в полугодии, если ты не перепишешь контрольную работу.

Марта покраснела и растерялась: действительно, такой разговор у них с математичкой имел место. Пятиклассники с интересом, а некоторые со злорадством смотрели на свою вожатую. Дети жестоки и легко присоединяются к насмешникам, когда те одерживают верх.

– Двоечница! Двоечница! – завопили мальчишки, забыв о доброте вожатой, дарящей им значки.

Вскоре весь класс завелся, дети бесились и куролесили, скакали по партам, и лишь одна Яна снова тихо сидела на своем месте, покручивая цветные грани кубика Рубика.

Шумная неразбериха в классном помещении привлекла внимание проходящего – мимо завуча. И вот уже ее резкие окрики, перекрывая общий гвалт, полетели над головами учеников:

– Что здесь происходит? Что за гам? Тишина! Ти-и-ха!!! Сергеев, Поляков, слезьте с парты! Ковалевская, встать, когда учитель входит!

Класс затих. Завуч наконец заметила Марту, стоявшую у окна, и обратилась к ней:

– Марта, на перемене классное помещение надо проветривать. Выведи ребят в рекреацию и там работай с ними.

Разбираться в причинах бузы завучу было недосуг – следующий час у нее был занят со старшеклассниками, и она торопилась в учительскую за журналом.

Марта воспользовалась паузой и, чтобы восстановить свой пошатнувшийся авторитет, повторяя интонации завуча, произнесла:

– Ковалевская, после уроков жди меня у раздевалки. Пойдем разговаривать к твоим родителям!

Марта понимала, что не может, как настоящая учительница, вызвать родителей в школу, но имеет право – нагрянуть домой к ученице.

Яна насупила брови и сморщила нос, но в присутствии завуча не посмела огрызаться.

В сегодняшней Яне просматривалось то же странное недовольство, что и прежде. Она разломала принесенный Мартой кекс и с брезгливостью разглядывала начинку, будто сомневалась в ее съедобности.

– Что, начинки маловато? – вынырнув из воспоминаний, поинтересовалась Марта.

– Я не люблю повидло, а здесь его натолкали сверх меры.

– А ты, я гляжу, привереда. По мне – так даже вкусно. Погоди, я распакуюсь, расставлю все по местам, и испеку тебе пирог с капустой. Или ты с мясом больше любишь?

«Свалилась соседушка на мою голову, снова воспитывать начинает. Ну теперь-то я сумею дать ей отпор», – с досадой подумала Яна и запила приторный кекс горьковатым чаем.

Но в те далекие уже годы Яна испугалась угрозы Марты прийти к ней домой и поговорить с родителями. Впрочем, родителей у нее не было – их заменяла тетя.

Яна дожидалась Марту в вестибюле, сидела одна на составленных в блок пяти стульях. Она раздумывала, как вывернуться из ситуации: если вожатая нажалуется тетке, ей влетит – авторучка в ее пальцах машинально обводила контур очередной картинки в учебнике.

– Ты опять книжку портишь? – Марта появилась неожиданно.

Яна упрямо обвела чернилами облако на схеме круговорота воды в природе.

Марта, глядя сверху на склоненную голову девочки, на ее русые волосы, заплетенные в две косички и разделенные прямым пробором, увидела вдруг на ее висках два ряда серебристых штрихов – заколок-невидимок.