В любви брода нет

о кабинета и огляделся. Зоя Ивановна сидела в дальнем углу коридора на мягких стульях у самого окна. Она, по всей видимости, задумалась, раз пропустила его. Крохотные ножки, обутые в резиновые старомодные боты с кнопками, она скрестила, подобрав их под стул. Кримпленовое пальто, кокетливый платочек вокруг морщинистой шеи. Она сидела, выпрямив спину, и что-то с напряженным вниманием рассматривала за окном. – Зоя Ивановна, – позвал Назаров, сжалившись над старой женщиной: ждет-то уже давно. – Вы не ко мне? Севастьянова встрепенулась и почти бегом припустила к нему. Подойдя поближе, она вцепилась в его рукав и жарко зашептала: – Я оказалась права, Сашенька! Я оказалась во всем права! – Проходите, – пригласил ее Сан Саныч, подавив горестный вздох. День начинался многообещающе… Он снял куртку, повесил ее на гвоздь за дверью и, пододвинув посетительский стул поближе к своему столу, указал на него Севастьяновой. Зоя Ивановна села, снова по-птичьи подобрав ножки под стул. Прокашлялась и начала говорить, не дождавшись, пока Назаров усядется. – Она пропала, Сашенька! – Кто? – Аннушка, кто же еще! – возмутилась Зоя Ивановна и негодующе подергала тонкими ниточками бровей. – Анна Степановна! Я же вам про нее рассказывала! – Как пропала? – Назаров с трудом подавил невольную зевоту. Начинается! Сейчас ему надлежит выслушать очередную порцию ее интуитивных выкладок, а затем придется подвергнуть всю ее ахинею анализу. Но Севастьянова на этот раз его удивила. Она вдруг щелкнула замком сумочки, называемой в прошлом столетии ридикюлем. Порылась в ней и извлекла на свет божий плотный конверт. – Вот. – Она положила конверт на стол. – Что это?! – Сан Саныч похолодел: неужели бедная старушка решилась на взятку, отчаявшись быть услышанной. – Фотографии, не пугайтесь.