Кире 35 лет, она вегетарианка и не может найти себе места в этом мире. Хотя формально Кира не может найти места не себе, а костям. Костям животных, съеденных Кирой до того, как она стала вегетарианкой. Хотя это тоже формально, а правильнее будет сказать - до того, как Киру начало тошнить от мяса. Вот эта формальность и условность во всем заставляет питать к Кире неприязнь буквально с первых страниц книги, хотя, наверное, правильнее было бы питать к ней сочувствие. Это было бы в духе “поколения 35-летних эскапистов” из аннотации, с первых нот определяющих абьюз и токсичность и старающихся их избежать. Но я ничего не могу с собой поделать: меня тошнит от Киры так же, как Киру тошнит от мяса.
Тошнота вообще стала лейтмотивом этой книги: Киру выворачивает на крыше небоскреба в Любляне после гамбургера с кониной и вообще всякий раз, когда она предпринимает попытку положить в свой желудок что-то мясное. А попыток этих у нее очень много. Именно это и делает ее вегетарианство каким-то неискренним. Она не ест мясо не из убеждения, а потому, что не может его есть, хотя убеждения затем накручиваются поверх этой неспособности и даже позволяют Кире преуспевать в журналистской профессии. Она работает в издании, посвященном вопросам вегетарианства и мотается по всей Европе, рассказывая о тематических акциях и инсталляциях. Кира кажется себе очень принципиальной. Она развелась с мужем, потому что тот ел мясо.
“Ещё до этого даже с мужем развелась – он мясо ел. Думала, смогу не обращать внимания. Он честно пытался отказаться от мяса, а потом стал притворяться: ел в кафе, чтобы я не видела. В общем, он всего этого не выдержал, а там уже не выдержала я. Он жарил котлеты, а я с ума сходила от запаха. Когда мы целовались, мне казалось, что все эти мёртвые животные переползают из его рта в мой."
Употребление мяса собеседником для нее в принципе является веским поводом в одностороннем порядке прервать коммуникацию. Но когда Кира видит в садовых кустах решетку от гриля, с остатками жареных кусочков, она набрасывается на нее, как полоумная:
"Может я смогу есть мясо, и меня не будет тошнить? Я опьянела от вкуса и оторвала ещё один засохший кусок. Оно никогда не должно кончаться. Этот вкус должен быть вечным."
Возникает ощущение, что у Киры конфликт не с мясом, а с самой собой, а вегетарианство тут не более чем метафора. Она ищет себя, пытается сепарироваться от своего детства (отец был рыбак, а она не ест даже рыбу), пытается разрешить внутренние противоречия, бередящие ее душу, через что-то осязаемое, физическое - через еду.
В попытках отделить себя от мяса, Кира решает устроить ему торжественные похороны. В формате утопления. Каждый раз, когда она приезжает в командировку туда, где есть какой-то необычный водоем, она хочет выбросить там мешок с собранными костями съеденных животных. Но каждый раз что-то мешает - то надоедливые туристы в Норвегии, то нечаянная собеседница в Венеции, то еще что-то. И Кира продолжает и продолжает носить за собой пованивающий мешок, а ее хаотичные рабочие командировки становятся фоном повествования. Это, как по мне, тоже метафора. Кира ищет не место костям, Кира ищет место себе самой - и не знает, где оно. Она вообще натура сложная: одновременно со всеми и только сама с собой. Она мастер спонтанных уличных диалогов с незнакомыми людьми, но в тоже время никого не подпускает к себе близко. Как будто боится неправильно расставить границы, потому что не чувствует их. А не чувствует, потому что не знает себя и в попытках понять периодически погружается в воспоминания о детстве, прошедшем на главной реке ее жизни - Волге. Единственной, кажется, большой воде, где она ни разу не пыталась утопить свой треклятый мешок.
Это тот случай, когда так и не удалось понять - понравилась мне книга или нет. Скорее, мне не понравилась героиня, зато тут было достаточно мыслей, которые показались глубоки и даже мудрыми.
Например вот:
“То, как человек тянется к месту, в котором он уже был, напоминает то, как он хочет вернуться в молодость. Есть места, где он не был, – есть года, которые он не прожил, – но страх новых мест, как и страх новых лет, заставляет возвращаться туда, где уже был”.
Или вот, из этой же темы:
“Лучшее в молодости – это непрожитость."
Или вот, о том, почему нам становятся так дороги совсем обычные вещи:
“Исписанные прописи и тетради нельзя было выбросить, потому что это были не слова – а слова, которые училась писать я.
В мешках лежали не сандалии – а сандалии, в которых училась ходить я.
Не игрушки – а друзья, с которыми впервые заговорила я.
Не платье – а платье, в котором впервые сфотографировали меня."
Эти наблюдения Киры делают ее человечнее, понятнее и даже уменьшают неприязнь, впрочем, не до того, чтобы она перешла в сочувствие. Но, возможно, если герой вызывает отрицательные эмоции, то это тоже хорошая работа автора, потому что хуже всего герои, которые не вызывают никаких эмоций вообще.