Полностью переписанный роман " Любовь, Комсомол и Зима" с добавлением второй сюжетной линии и новым взглядом на историю".

Романовск Приволжский. 1975, декабрь. Алексей

Когда меня во флот определяли, то обещали, что мир посмотрю: целых три года на казённых харчах путешествовать. Не служба, а мечта! Ну что ты там, призывник Алексей Смирнов, в своём Романовске Приволжском видел?

Оказалось, с-с-сука, служба не курорт, особенно на флоте. Три года, как три века. Матросом на танкере обслуживания нашего доблестного трижды краснознамённого Военно-Морского флота. Мир, конечно, посмотрел, местами – так очень подробно. Но в основном – вылазка тесной группой в сопровождении нашего «ГэБиста» офицера политотдела, будь он неладен, Всеволода Иваныча Галушко. Якорь ему в гузло! Как тень в фуражке за нами следовал. Никаких тебе походов налево: шаг в сторону – и тебя уже вылавливают, словно заблудшего пса. Так что хоть Франция, хоть Япония, хоть, будь она неладна, Камбоджа, един хрен: посмотрите налево, посмотрите направо – архитектура, храмы. А мне в восемнадцать – двадцать лет прям вот оно только это и надо было, да? Одна радость, в портах удавалось купить сигарет нормальных: Мальборо кумачово красное, Кэмел с верблюдом, а во Франции Житан голубой, который горло драл почище самосада. Только на сигареты суточных и хватало. А в остальное время – тяготы службы матроса. Посреди всего этого трёхлетнего похода одно светлое пятно – дружественная Куба. Мы там встали в док на ремонт на два месяца. И начальство с барского плеча наградило нас увольнительными на всё время ремонта, да ещё и суточными за верную службу отечеству. Даже Галушко расслабился – куда мы денемся с подводной лодки, войска Фиделя круго́м, особо не побегаешь.

А нам, кроме портовых кабаков, сигар, рома и баб ничего и не надо. За два года на судне без женщин всё так дымилось, что можно вместо факела ночью улицу освещать.

Мне вообще трудно было, я перед армией ни одной девки не пропускал. Ну как я не пропускал, они меня сами за ушко да на солнышко. Ясен красен, почти два метра росту (198 см, если что), косая сажень в плечах, глаз озорной и шалый, да и после первого раза, когда Ируся меня девственности лишила, по городку средь женского полу приятный для меня слушок пошёл, что не всё в рост ушло, кое что и на орган осталось. Так что до призыва я, как сыр в масле, от одного тёплого очага к другому. А тут почти на три года в узел пришлось завязать. Но этот неожиданный увал стал шансом поправить здоровьице.

В первый же день купили в складчину сигары Партагас и ром Саньтьяго де Куба. Сигара пахла подсушенной травой, нагретой солнцем, и обжигала нёбо странным терпким вкусом. Ром, сахарно-тростниковый, лился в горло как раскалённый мёд. Вообще не понял удовольствия от всего этого: сигара слишком горькая, ром – муторно сладкий. Да и курить-то я бросил сразу после той сигары.

Но настоящая прелесть была не в табаке и алкоголе. Цель похода в бар была совсем иная. Ром, конечно, расслабил, но там ничего особого в баре и не требовалось от видного парня, чтобы подцепить местную Мучачу. Чуть ли не с порога на меня положила глаз умопомрачительная мулатка Роса, с глазами, в которых бурлила вся та самая Куба, жаркая, пьяная, полная страсти. Роса не улыбалась – она искрила, как праздничный салют. Роса не говорила, а пела, даже когда спорила о чём-то с официантом. Её жесты, движения, даже взгляд – всё это было танцем. Я, человек из провинции, кроме наших северных баб особо никого и не видел. И как оказалось, по большому счёту в любви был не совсем-то и опытным. У нас в Романовке, как тебе бабы дают? Ну или по рабоче-крестьянски на спине мерно поохивая в такт, либо раком, задрав подол, в том же темпе. А здесь… тёмно-коричневая кожа; совсем по-иному, упругая грудь с крепкими, почти всегда напряжёнными, почти чёрными сосками и тёмный, чётко очерченный островок чёрных, как смоль, коротких кудряшек. И кроме всего этого великолепия, то, что она со мной делала и чему научила… вот я даже слово не матерное подобрать-то не могу. И что, вот так можно? И туда? И ртом не только песни орать?

И тот месяц я провёл, ничего не видя вокруг. Я звал её Чикита, а она меня Лекс. Зачем я был ей? Да затем же, зачем и остальным бабам в родном Романовске Приволжском. Большой, крепкий, выносливый и… голубоглазый. А может, думала, замуж позову и уедет она с этого богом забытого острова. Жили-то они совсем небогато, и все наши утехи проходили на циновке в закутке дома её родителей, уходившими из вежливости погулять, когда мы с Росой заявлялись разгорячённые в дом.

Но счастье было недолгим. Ремонт закончился. Я обещал писать письма и отчалил в рейд, без особой надежды когда-то ещё её увидеть. Теперь-то я понимаю: мы оба знали, что это всего лишь портовый роман. Корабль не будет ждать, а Роса не станет цепляться за моряка, который через пару недель растает за горизонтом.

В тот вечер я понял, что все эти россказни про экзотику, про карибскую магию – не выдумка. Наш корабль ушёл… Но дьявол побери, я до сих пор вспоминаю её!

Возвращение домой после службы должно было стать началом чего-то нового. Или хотя бы нормального. Казалось, жизнь должна заиграть яркими красками, но вместо этого всё было, как и раньше: знакомые улочки, ленивая Волга и те же постные, недовольные лица вокруг.

Провинциальный городок встретил меня безрадостно, привычной для конца октября сыростью и серостью. Хорошо, что друзей валом, да и подружки тоже не забыли. И жизнь завертелась каруселью из баб и алкоголя. Вечер за вечером одно и то же: встречи с корешами, байки про службу, карты под вермут или водярик, ну и девку зажать, если прибивалась к нашей компании.

…Да-а-а, худо-бедно, но жизнь продолжалась. Устроился на местный молокозавод наладчиком оборудования – единственное мало-мальски солидное предприятие на левом берегу Волги нашего городишка.

Работа не бей лежачего, сто баб вокруг – выбирай любую. И выбирал. Без базара – сегодня одна, завтра другая. Я принимал это как должное. Типа современный Дон Жуан провинциального разлива. Но ни одна из них не могла выбить из головы кубинские страсти. Мулаточка Роса снилась по ночам. Почти каждую ночь. Вот тебе и портовая проститутка, а из головы не выкинешь.

Но 24 ноября всё изменилось. Это был последний день навигации перед закрытием переправы на зимовку. Я ждал мать, гружённую сумками. Стоял на набережной, разглядывал Волгу и приближавшийся паром. И тут увидел её. Она первая выпорхнула с парома, мелькнула яркой молнией в своих красных брюках, синей меховой шубке. Явно не местная. Другая. Как с картинки журнала мод. Подозреваю, по таким и Москва плачет. Лёгкая. Быстрая. Птица, блин. Райская.

Не успел даже моргнуть, как девчонка взлетела на наш крутой холм по деревянной лестнице и исчезла. Я ещё долго искал её глазами, но всё без толку.

Той ночью мне не снилась кубинка. Вместо неё в голове крутилась незнакомка.

А чёрт, думал я, какая же она! Стильная штучка! Не то что наши – все как под копирку в ширпотребе. А тут – другая, манкая. Из тех, которые не пропадут, не затеряются. На баб-то я насмотрелся. Не больно-то меня и удивишь. И вдруг – одно мгновение, взгляд издали, и память выжгло дотла: кубинка с её горячим темпераментом куда-то испарилась. А эта – в красных брючках – не выходила из головы.

Интересно, кто она? Работает на ткацко-прядильном комбинате правого берега? Да быть того не может! Слишком яркая для провинциальной ткачихи.

Я ворочался в кровати и прикидывал… Чёрт! Чёрт возьми, как же она меня зацепила!

Прошла неделя. Таинственная незнакомка не забылась. Спросил мать, видела ли она её на пароме в тот день и не признала ли, чья это девчушка так расцвела за три года.

Мать пожала плечами:

– Да скорее очередные киношники приехали фильм про прошлый век снимать. Видела я такую. Актрисулька, наверняка. Вот чего ты забиваешь себе голову ерундой всякой? Остепениться пора! Найди порядочную девушку, женись и внуков нам нарожаете. Нагулялся, поди, уже… Соседки жалуются: обижаешь ты их дочулек… Хожу и глаза ото всех прячу.

* * *

Субботнее утро началось, как обычно. Матушка с утра суетилась на кухне: гремела кастрюлями, выпекала что-то вкусненькое.

– Лёшик, ты помнишь – сегодня вечером идём к Наташе на день рождения. Я флакон духов купила и коробку конфет. Подаришь от себя. А мы с отцом ей сотенку рубликов в конверте преподнесём.

Я потянулся, скинул одеяло и почувствовал лёгкий привкус вчерашней беды. Голова гудела, как трансформатор на подстанции, а желудок бурчал возмущённым радиоприёмником. Юрка, гад, опять наливал «по одной маленькой», да с вермутом мешал. Никогда… слышите? Никогда не смешивайте водку с вермутом! Организм за ночь чётко объяснил мне последствия таких экспериментов. Рыгал. Пару раз. Принимать это пойло моя биосистема больше не горела желанием.

Да, кстати, вечером опять предстоит попойка: сестра устраивает домашнюю вечеринку по случаю днюхи. Юбилей какой-никакой – 25 лет.

– Алексей, ты хоть человеком стань к вечеру, – строго сказала мать, бросив на меня взгляд, полный сомнения. – Наташка пригласила подругу из Москвы, присмотрись – хорошая девушка. Вот тебе и шанс вырваться из нашего захолустья. Приоденься, побрейся, столичные девушки на кого попало глаз не положат. Я прикупила тебе в Москве немецкий твидовый пиджак и американские Левисы. У фарцовщиков взяла. Ты же, дубинушка, за годы службы из всех шмоток вырос, пообносился… Гормонами роста вас там, что ли, накачивали? – продолжала мать, гремя посудой.

Твидовый пиджак. Левисы. Конечно, круто, но что мне в них делать в этой дыре? И без этих шмоток все и так пижоном считают. Я, может, лучше в свою форму моряка влезу – удобнее и привычнее.

К вечеру за столом собралась разношёрстная компания. Родственники, друзья Наташки, парочка соседей. Я старался держаться подальше от центра внимания, пока напротив меня не подсела та самая московская подруга.

Среднего роста, с гордо поднятой пимпочкой носа, увенчанным круглыми очками с выпуклыми линзами. Волосы коротко подстрижены, как у пацана, платье серое, без единой лишней детали. Живое воплощение ботаника. Скучная, монотонная ботаничка.

За столом она принялась рассуждать о новых методах генетической селекции, буквально убив меня своим «захватывающим» рассказом о крестовидных опытах на горохе.