Предисловие

Эта книга – история англо-русских отношений в Персии в течение полувека, предшествующего Первой мировой войне. Интересы двух великих держав сталкивались во многих точках земли от Турции до Китая, но лишь в Персии и Центральной Азии империалистические гиганты встретились лицом к лицу. Моей целью было описать это противостояние.

Исследований по данной теме на удивление мало, всего несколько эпизодов вроде соглашения 1907 г. получили более или менее детальное освещение. Мне пришлось выстроить свое историческое повествование, привлекая множество неопубликованных и уже известных документов. Их тщательный анализ, интерпретация, оценка и совмещение фрагментов воедино – такова была задача, которой я занимался в течение нескольких лет, чтобы по-новому показать проблему.

Книга была бы вдвое больше, если бы я сознательно не ограничивал себя воссозданием русских и британских действий в Персии. Только в тех случаях, когда они должным образом не могли быть поняты без разъяснений, я затрагивал события, происходившие где-либо еще.

История дипломатии считается немодной в наши дни. Но в Персии дипломатия была главным орудием политики, и дипломаты оказывали огромное влияние на развитие событий. Хотя военная сила всегда присутствовала на заднем плане, она редко использовалась.

Экономическое соревнование было в значительной степени побочным продуктом политического конфликта и никогда не играло решающей роли.

Природа данной темы неизбежно превратила эту работу в исследование империализма. Я нигде не давал определения данного термина и отказался строить теоретические выводы относительно его сущности. Независимо от того, какова может быть природа империализма, его значение вполне ясно. Полагая, что объективность – это синоним безразличия, я не скрывал свое отношение к лицам и событиям, описанным в этой книге.

Я благодарен многим ученым и учреждениям за их добрую помощь.

Исследование начиналось под эгидой Русского исследовательского центра и Центра ближневосточных исследований в Гарвардском университете. Профессор Уильям Л. Лангер, в то время возглавлявший оба центра, поддержал мои первые усилия. Профессор Ричард Н. Фри из Гарвардского университета был всегда готов выслушивать мои истории про шахов, министров, генералов и авантюристов любого рода.

Доктор Ходадад Фарманфармаан, теперь заместитель директора Центрального банка Ирана, терпеливо меня посвящал в некоторые «лабиринты» международных крупных финансовых операций. Йельский университет предоставил мне два отпуска: один – для проведения исследования в Англии, другой – для завершения работы. Профессора Джордж В. Пиерсон и Артур Ф. Райт неизменно проявляли интерес к моему исследованию. Мисс Ф. Пфлуджер, исполнительный секретарь отделения истории, способствовала изданию и переизданию рукописи.

Профессор Никки Кедди из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе прочла эту рукопись и предложила множество ценных замечаний. Мои старые друзья профессора Амин Банани из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и Марио Родригес из университета Джорджа Вашингтона знают, о чем написана эта книга, даже не прочтя ее. Профессор Говард Гарей из Йельского университета, мой ближайший сосед по Трамбальскому колледжу, прочитал рукопись, имевшую отдаленное отношение к вопросам его собственных научных интересов. Я благодарен за многие предложения, которые он сделал.

Госпожа Мариан Н. Эш, главный редактор издательства Йельского университета, и мисс Кэсей Миллер внесли значительный вклад, невидимый для читателя, но известный автору и оцененный им.

Я желаю выразить мою благодарность сотрудникам Библиотеки министерства по делам Содружества Наций и ее директору Джозефу Суттону и сотрудникам Государственного архива в Лондоне за их неизменную помощь. Я вынужден, к сожалению, отметить, что в информационном агентстве Рейтер на Флит-стрит мне отказались предоставить доступ к архиву их организации.

Я недоумеваю по поводу их нежелания обнародовать тайны, которым более девяноста лет, так же как и по поводу их бесцеремонной, чтобы не сказать невежливой, манере отказа.

Больше всего я обязан моему отцу, Казем Казем-Заде, чей дипломатический опыт в Иране и России сделал его неоценимым критиком и который получил для меня множество документов из архива иранского министерства иностранных дел.

Ф. К.

Нью-Хейвен, Конн Апрель 1967 г.

Примечание

В конце 40-х годов правительство Персии обратилось с нотой к правительствам государств, с которыми оно поддерживало дипломатические отношения. В обращении содержалось требование о замене во всех официальных документах исконного названия страны Иран – на Персию.

Данное обстоятельство породило недоразумения разного рода. Невзирая на тот факт, что вопрос многократно рассматривался ранее, приходится вновь утверждать следующее: что касается собственно персов, то они не изменяли название своей страны, всегда остававшейся для них Ираном. Древние греки назвали весь Иран по имени одной из его частей – Персии, известной сейчас как Фарс.

В свою очередь, иранцы называли и сейчас называют Элладу Ионией.

Традиция, установленная греками, преобладала на Западе. Там на протяжении столетий слово «Персия» приобрело богатые смысловые оттенки, которых так недостает топониму Иран. Но тем не менее для иранцев Персия – всего лишь провинция.

Глава 1
Англо-русский конфликт в Центральной Азии: Происхождение и развитие

Туркестан, Афганистан, Каспийский регион, Персия – у многих эти слова вызывают ощущение отдаленности, или воспоминание о странных превратностях, или отголоски умирающего романа. Для меня, признаюсь, они – шахматные фигуры на доске, где идет игра за мировое господство.

Джордж Керзон

Продвижение России в Центральной Азии, завоевания, которые она осуществляла во второй половине XIX столетия, последовательное расширение границ ее империи – все это ошеломило Европу. Пустыни и оазисы Центральной Азии, неизведанные горы Афганистана, легендарные города Хорасана внезапно вторглись на первые листы ведущих газет и стали злободневной темой разговоров в Берлине, Париже и Лондоне.

По мере того как русские войска легко одерживали победы над ордами казахов, узбеков и туркмен, сужалось пространство, отделявшее русских от британцев, медленно прокладывавших себе путь к Белуджистану и Афганистану. Мир, столь ненадежно установленный в отношениях между двумя великими державами, оказался под угрозой конфликта.

С точки зрения Лондона, проникновение России в Центральную Азию казалось нарушающим спокойствие, если не устрашающим. С точки зрения Санкт-Петербурга, это казалось естественным, будучи кульминацией целого ряда действий, начинавшихся тремя столетиями ранее, в царствования Ивана Грозного, Федора Иоанновича и Бориса Годунова. В то время как британцы, оказавшиеся чужаками в Азии, были потрясены, обнаружив казаков на берегах Окса, русские чувствовали себя как дома среди тюркских народов, на протяжении столетий являвшихся поочередно их соседями, правителями и подданными.

Покорение Казани открыло России выход на Каспий, а присоединение Астрахани неизбежно вовлекло ее во взаимоотношения с Кабардой, что, в свою очередь, привело к контактам с Грузией, Турцией и Ираном.

В 1560 г. Россия уже посылала свои войска для борьбы против горцев Дагестана. За браком Ивана Грозного и дочери предводителя горцев Темрюка последовало размещение российских войск в Кабарде.

После разгрома отрядов князя Ивана Андреевича Хворостинина в 1594 г., когда он был вынужден отступить, потеряв убитыми три тысячи человек, попытки России подчинить себе Дагестан потерпели поражение.

Первая кавказская война России положила начало борьбы, продолжавшейся вплоть до капитуляции прославленного шейха Шамиля в 1859 г.

Борис Годунов предпринял следующую попытку установить правление России над горцами, но Турция и Иран помогли племенам Дагестана оказать сопротивление стрельцам и казакам. К 1605 г. Россия была настолько поглощена своими собственными несчастьями, что у нее просто не было сил на новые завоевания. Вплоть до воцарения Петра Великого Россия не предпринимала никаких дальнейших действий в отношении Кавказа.

В период его правления империя расширилась по всем направлениям. Сражаясь за утверждение России на Балтике, царь предавался мечтаниям об организации азиатских походов.

«Несмотря на сосредоточенность всех его основных усилий на Европе, – пишет Сумнер, – с самых ранних лет он живо интересовался Азией. Энтузиазм исследователя соединялся в нем с ослепленной золотом фантазией разведчика и торговца».

Хива, Бухара, Персия, а также сказочная Индия возбуждали Петра. Он послал отряд, состоявший из трех тысяч пятисот человек, под командованием князя Бековича-Черкасского на завоение Хивы, а также дал задание князю разведать наиболее удобный путь в Индию. Отряд попал в засаду и был уничтожен.

Примерно в то же самое время Петр приказал одному из своих младших офицеров, Артемию Волынскому, отправиться в Персию для сбора политических, экономических и военных сведений. Перед Волынским, наряду с прочими, ставилась задача выяснить наличие в Персии судоходных рек, которые текли бы из Индии и впадали в Каспийское море. По возвращении Волынский настойчиво убеждал царя идти завоевывать Персию, где в то время царила анархия. Как только Северная война была окончена, Петр напал на Иран. Он не встретил сопротивления, поскольку страна была захвачена афганцами, шах был в плену, правительства не существовало. Русские заняли Баку, Гилян, Мазандаран и Астарабад. Тем не менее завоевания Петра в Персии оказались эфемерными. Его непосредственные преемники, столкнувшись с возродившейся мощью Ирана во главе с Надир-шахом, не имея никаких интересов на Востоке, уступали пядь за пядью земли, за приобретение которых Петр Великий заплатил чрезвычайно дорого – не только человеческими жизнями, но и казной.

В течение последних десятилетий XVIII столетия Россия активизировалась на Кавказе. В 1801 г. была присоединена Грузия. Персия, не смирившаяся с потерей территорий, находившихся под ее управлением в течение столетий, вступила в войну, но была жестоко разгромлена.

В соответствии с Гюлистанским соглашением Персия потеряла большую часть своих кавказских владений, включая Баку, Дербент, Ганджу, а Грузия лишилась права держать флот на Каспийском море, которое, таким образом, превратилось в российское озеро. Возможно, наиболее лискредитирующее положение из всего договора содержалось в пятой статье, согласно которой Россия признавала принца Аббас-мирзу законным наследником и обещала ему свою поддержку, получая таким образом удобный инструмент для прямого вмешательства во внутренние дела Ирана.

Стремление Персии к отмщению и вторжение России вдоль недавно установленной границы привели к следующей войне и следующей российской победе. Российские войска захватили Ереван и Тебриз, под угрозой оказался Тегеран. В 1828 г. в деревне Туркманчай был подписан мирный договор. Он должен был регулировать русско-персидские отношения вплоть до 1917 г. В дополнение к потере территории Персия должна была выплатить компенсацию в 20 миллионов рублей. Торговый договор, заключенный в то же самое время, установил максимальный размер пошлины на российские товары (до 5 процентов), импортированные в Персию, и распространил на российских торговцев привилегии, которыми прежде никогда не обладали иностранцы во владениях шаха.

Таким образом, в течение жизни одного поколения Россия «перепрыгнула» через Кавказ, поглотила Грузию, Северный Азербайджан и часть Армении, приобрела расширенные торговые права и сильное политическое влияние в Персии, а также утвердилась в непосредственной близости от Британской Индии. Тогда и была подготовлена сцена для длительного соперничества между Россией и Англией, поединка, который являлся определяющим фактором в делах Центральной Азии и Среднего Востока до тех пор, пока мощь Британии не стала клониться к закату после Второй мировой войны.

Сложности восточного вопроса, яростное сопротивление горцев под предводительством Шамиля и опасение спровоцировать глобальный конфликт с Великобританией удержали Россию от дальнейших попыток вторжения на персидскую территорию к западу от Каспия. Граница, которая пролегла в Туркманчае, практически не изменилась до сего дня. К востоку от Каспия не существовало никаких определенных границ между Персией и ее кочевыми соседями, между различными центральноазиатскими ханствами и Россией. Политическая нестабильность и экономический застой становились участью государств, которые периодически возникали в Туркестане. Обширный вакуум силы, простираясь от Каспийского моря до Китая, от Афганистана до Сибирской равнины, непременно должен был оказаться привлекательным для русских.

Европейские державы, ревниво отслеживая каждый шаг России по направлению к Константинополю, казалось, не осознавали ее непрерывного продвижения в Центральной Азии. Ни катастрофа, постигшая генерала Петровского при попытке завоевать Хиву в 1839 г., ни победы, одержанные на благо России Ак-Машидом (Ак-Меке) в 1853 г., не вызвали никакой реакции со стороны европейских государств.

Крымская война отвлекла Россию от Средней Азии, но после короткого восстановительного периода Россия возобновила свою политику в этом направлении.

Инициатором и вдохновителем этой кампании стал генерал Милютин, один из наиболее замечательных деятелей России XIX в., хотя его роль так и не была оценена по достоинству. Генерал Димитрий Алексеевич Милютин был государственным деятелем, реформатором и сподвижником Александра II. Именно Милютину принадлежит львиная доля усилий по преобразованию устаревшей армии и восстановлению военного могущества России. Он боролся за продвижение в Центральной Азии, зачастую наперекор желаниям более осторожного и европейски ориентированного канцлера князя Горчакова. Не кто иной, как Милютин, несет ответственность за назначение фон Кауфманна на пост генерал-губернатора Туркестана в 1867 г., именно он был связан с восстановлением мира в российской Центральной Азии и созданием там системы управления.

В то время как Милютин призывал царя продвигаться вперед, Горчаков рекомендовал быть осторожнее. Активные действия в направлении Индии встревожили бы англичан, для которых даже самые обширные пустыни, самые высокие горы и самые глубокие моря не казались достаточными для защиты столь дорогого для них владения. С тех пор как Наполеон разыгрывал крайне непродуманный план вторжения в Индию при помощи царя Павла и шаха Фатх Али, англичанами овладели страх и подозрительность, которые Горчаков предпочел бы не увеличивать. Однажды, когда Министерство иностранных дел затронуло эту проблему, Милютин возмущенно писал: «Нет никакой необходимости приносить извинения английскому министру за наше вторжение. Они не церемонятся с нами, завоевывая целые королевства, покоряя иностранные города и острова; мы же не спрашиваем их, почему они так поступают». В течение последующих двадцати лет Горчаков, а после него его выученик Гирс пытались сдерживать военных, в то же время оказывая им блестящую тактическую поддержку за границей. Сам факт напряженности в отношениях между Милютиным и Горчаковым, генералами и дипломатами способствовал необычайной гибкости и энергичности российской политики. Так как не существовало никаких разногласий относительно конечных целей и никто не подвергал сомнению непререкаемый авторитет царя в определении политики, эта межведомственная конкуренция не представляла собой серьезной опасности.

В 1864 г. в Санкт-Петербурге по требованию царя было проведено несколько заседаний кабинета министров, посвященных обсуждению центральноазиатского вопроса.

Для организации нового наступления проводились широкомасштабные военные приготовления. Когда войска были готовы к походу, дипломаты уже разработали декларации, оправдывающие вторжение. В декабре Горчаков разослал российским представителям за границей циркулярную депешу, рекомендуя им использовать ее аргументы как руководство «при любых объяснениях, которые Вы можете давать Правительству, при котором Вы аккредитованы, в случае, если к Вам обратятся за разъяснениями или если Вы увидите, что ложное восприятие наших действий получает признание». Отправление депеши 21 ноября 3 декабря 1864 г. явилось определенной вехой в истории российской дипломатии. Горчаков писал: «Россия занимает в Центральной Азии такую же позицию, как и все цивилизованные государства, которые сталкиваются с полудиким, кочевым населением, не имеющим никакой определенной социальной организации.

В подобных случаях, как правило, более цивилизованное государство вынуждено, во имя безопасности собственной границы и своих коммерческих намерений, осуществлять некоторое господство над теми, чей бурный и неукротимый нрав превращает их в нежелательных соседей.

В первую очередь необходимо прекратить набеги и грабежи. Для того чтобы положить этому конец, приграничные племена должны быть более или менее подчинены.

После умиротворения эти племена имеют право на защиту против своих соседей; но в силу «моральных причин этого не произойдет, поскольку «особенность азиатов состоит в том, чтобы уважать только видимую и ощутимую силу». Таким образом, цивилизованное государство поставлено перед дилеммой: оно должно или отказаться от всех стремлений к цивилизации, или «стремиться глубже и глубже внутрь варварских стран». Такова была участь каждой страны, оказавшейся в подобном положении. Соединенные Штаты в Америке, Франция в Алжире, Голландия в ее колониях, Англия в Индии – все они были неотвратимо вовлечены, в меньшей степени собственными амбициями, а в большей – настоятельной необходимостью, в данное продвижение; причем самая важная проблема состоит в том, чтобы знать, где остановиться».