Как представитель русского, а значит, мифологического сознания, мне всегда импонировали такие новеллизированные мифы и легенды. Подлинно «народные» сказания — это вообще вымышленный конструкт, когда под псевдонимом «народ» работали сотни авторов разной степени ума и таланта; я всегда за честную новеллизацию. Особенно когда и материал позволяет, и фактура крепкая, и авторы качественно работают — кстати, их тут два: великий Ло Гуань-чжун, автор Троецарствия , в авторстве которого над этим источником сомневаются примерно все исследователи (о чём честно пишет редактор в послесловии): не было авторских прав в древности, поэтому существовала практика, когда, если кому-то казалось, что им написанное сочинение достойно Платона, его подписывали как «Платон» — отчасти по этой причине спорят, всё ли подписанное Шекспиром написал Шекспир; и Фэн Мэнлун, как писатель особо не известный, но известный как коллекционер и компилятор. Надо отметить, что никакой проблемы-то и нет — в китайской литературе вообще нет чёткого требования к «оригинальности текста», ценится как раз умение пересобрать произведение, насытить его дополнительными смыслами. Т. е. в восточной литературе грамотный компилятор не менее важен, чем сам сочинитель. Поэтому дело ясное, что дело тёмное, и найти, кто же собрал эти истории, явно отсылающие к историческим событиям и преломившие всё повествование в народно-мифологический аспект, — задача для пары научно-исследовательских институтов китайской литературы; куда интереснее здесь иной аспект.
Перед нами — классический образец нравоучительной литературы, когда на примере конкретных исторических событий автор пытается объяснить своему ученику какие-то вещи и уберечь его от жизненных и (прежде всего, конечно) политических ошибок. Поначалу, когда неизвестный нам автор ещё не набил руку, это выглядело очень наглядно — в каждой главе было ровно две моралите, и истории выглядели как полноценные кейсы для разбора. Потом, когда автор немного поднабрался опыта, он стал работать тоньше в плане мастерства и смелее — в плане размаха. Ну и, разумеется, как вся литература подобного рода (например, Хитопадеша , которая по форме — чистый сборник сказок, а по сути — учебник для будущего правителя по управлению обществом и подготовке его к царской галерее), магичность повествования — всего лишь мишура, внешняя оболочка, те самые виньетки, которые скрывают главную педагогическую цель данного произведения. В результате эту книгу невозможно читать без грамотного комментатора: неподготовленный читатель скорее увидит в ней только магическую оболочку, не сумев проникнуть даже к периферии, не то что к ядру.
Поскольку жанр «магической педагогики», где «магия» — просто двигатель сюжета, способный пододвинуть его в нужном направлении без полного разрушения логического каркаса произведения, а «педагогика» и есть ядро, должен быть чётко подчинён определённой фабуле, постараемся в неё проникнуть. Разумеется, она не должна быть слишком сложной, чтобы будущий юный правитель смог её усвоить. Итак, с неба украдено некое тайное и крайне мощное знание (читаем: власть), которое попало в руки лисам-оборотням и людям, которые этими самыми знаниями стали распоряжаться по своему усмотрению — персонажам разной степени достойности. Кто-то погряз в разврате, кто-то воздвиг памятник в честь самого себя, кто-то решил, что может свергнуть вековые «китайские скрепы» и пересмотреть устоявшийся порядок в свою сторону. Ничего не напоминает? Разумеется, учебник политологии будет разбавляться истинами поменьше, например тем, что чрезмерная похоть способна нанести гигантское количество бед или что излишняя вспыльчивость и злобливость до добра не доведут. Здесь нас приветствует ещё и учебник по психологии управления.
Естественно, что восточная литература строится на сложной и многоплановой восточной же космологии, — и лисы-оборотни здесь не просто лисы-оборотни, а разум без меры. Классическая «Лиса Патрикеевна — обманщица» раскрывает здесь едва ли не малую долю сложности: нерв произведения таится в мотиве кражи недостойно полученной силы — кстати, одном из стержневых сюжетов восточной литературы.
Или, например, другой аспект космологии — знаменитая триада «Небо — земля — человек»: украденная сила и безобразие на земле — не только проблема людей, это ещё и нарушение единого, божественного порядка, и потому боги считают нужным вмешаться в имеющийся ход событий. Так никакой правитель, даже самый успешный, не может быть уверен, что, если его действия идут против неба, он в безопасности от «вмешательства свыше». Значимым людям уготована своя судьба, и она сильнее любых магических чар — о чём автор недвусмысленно говорит, даже выводя ключевых персонажей за попытку вмешаться в этот естественный порядок. Разумеется, выводит не до конца — сложно кого-то вывести насовсем, когда ты находишься в бесконечном круге перерождений.
Если абстрагироваться от всей магической мишуры и рассмотреть именно суть данного произведения, то оно начинает играть совершенно новыми и, как по мне, гораздо более интересными красками — например, тем фактом, что в первой трети книги будто бы существует норма по две морали на одну главу. Интересно? Интересно. Причём одна — как бы открывающая, на поверхности, а другая — более сложная, чуть сильнее скрытая. Вижу в этом базовый и продвинутый уровни обучения. Вообще, китайская литература всегда славилась умением обнаружить баланс между развлечением и нравоучением.
Сами истории напомнили мне сборники восточных сказок (уж не помню, как назывался — кремового цвета, вроде под эгидой издательства восточной литературы издавался), зачитанные мною до дыр. Логика повествования и структура у них были очень похожи, так что данную книгу я воспринял скорее как возвращение в детство. Тем более что она и адресована такому кругу читателей.
Не обошлось и без огрехов: поскольку работа носит явный дидактический характер, это определяет схему повествования и, скажем честно, гарантирует предсказуемость сюжета. Как в сказках — сложно найти финал, где «все вели себя плохо и жили долго и счастливо». Так и здесь — методико-дидактическая ритмичность привела к тому, что уютное качание на повествовательных волнах сюжетно почти не удивляет. Впрочем, это общая проблема дидактической литературы.
Относитесь к данной работе не как к сборнику сказок, а как к нравоучительной литературе — только не в «лоб», как у Макиавелли, а более аккуратно, с «чёрного хода»: как к рассуждению о базовых механизмах функционирования мира, за гармонией которого следят высшие силы, неизбежно карающие тех, кто нарушает эту гармонию и, конечно, пренебрегает базовыми законами управления. Воспринимайте подобную литературу как способ научения, а не как способ развлечения — именно тогда вы получите истинное удовольствие как от формы, так и от содержания.
