…я выбрал достаточно большой и известный по меркам провинции клуб. Широкое двухэтажное здание, увешанное довольно приличными рекламными баннерами и неоновыми вывесками, сверкало всеми цветами радуги, заманивая проходящих мимо людей пропустить рюмку-другую и потанцевать.

В крупных городах гулять по таким местам скучно и неинтересно. Это в маленьких столицах глубинки народ еще не испорчен до той стадии, когда черту даже не надо что-то предлагать. Нет, только в провинциальных городах еще можно найти экземпляры, с которыми охота превращается в увлекательную игру.

Я уверенно вошел и осмотрелся. В подвальном баре, призванном дать возможность поболтать и потанцевать тем, кто не любит толпы, было оживленно. Под медленную тягучую музыку пары выпивали, курили кальяны и самозабвенно целовались.

Здесь мне ловить нечего. Слишком просто.

Я поднялся в танцевальную зону. И вскоре нашел идеальный вариант.

Она стояла у стойки и отчаянно пыталась привлечь внимание бармена, занятого смазливой малолеткой и ее коктейлем.

– Бокал красного вина даме и быстро! – велел я наглому мальчишке, остановившись около выбранной девушки.

– В этом не было необходимости, – тут же ощетинилась она, бросив на меня короткий взгляд.

Но я успел заметить, что синие глаза засветились интересом.

– Я настаиваю, – улыбнулся, придвинув к ней бокал.

– Дело ваше, – она демонстративно отвернулась в сторону.

Но длинные пальчики с аккуратным маникюром сомкнулись на стеклянной тонкой ножке. Она пригубила вино.

– Я всего лишь хотел угостить красивую даму. Разве это преступление?

Еще один быстрый взгляд из-под чуть отросшей челки. И тишина.

– Что ж, как верно вы подметили: дело ваше, – не менее демонстративно, чем она, я отвернулся и подозвал бармена: – Коньяк-кола, будь любезен.

– Спасибо, – выдавила девушка спустя минуту.

– Не за что, – равнодушно откликнулся я, потягивая воняющий спиртом паленый алкоголь, разбавленный газированной водой. Мерзость та еще. Но я же сам выбрал глубинку.

Она придвинулась поближе, поправила юбку, нервно крутанула серебряный браслет на запястье и неуверенно произнесла:

– Меня зовут Ольга.

– Ас, – кивнул я.

– А что ж сразу не профи? – криво пошутила Ольга и тут же смутилась. – Я вас раньше здесь не видела.

– Я редко бываю в подобных заведениях. Присядем?

Она кивнула, и я понял, что уже победил.

Пару бокалов и несколько вполне безобидных жестов спустя скромная девушка Ольга сама потащила меня в один из тихих неприметных тупиков ночного клуба.

Первая же и полезла целоваться, беззастенчиво поглаживая мою ширинку. Так и хочется добавить: «о времена, о нравы». Но разве я могу на это жаловаться?

Я прижал девушку к стене и прошептал:

– Скажи, чего ты хочешь?

– Тебя, – выдохнула она, отчаянно извиваясь.

– Уверена? – поцеловал ее в шею, правой рукой медленно забираясь по бедру под юбку.

– Да! – простонала она, пытаясь расстегнуть мою рубашку. – Я хочу тебя.

– Даже душу бы отдала?

– Что? – она рассмеялась. – Наглец! Отдала бы, если бы ты перестал тянуть!

– Как скажешь.

Я развернул ее спиной к себе и толкнул так, чтобы она оперлась руками на стену. Задрал юбку, отодвинул дешевые кружевные трусики и резко вошел.

И поймал себя на мысли, что все это ужасно скучно. Даже душу забирать не хочется.

Похоть и страсть – мои верные друзья – совершенно мне надоели. Аж до зубного скрежета.

Я занимался сексом с молодой красивой женщиной. И ничего не чувствовал. М-да, кажется, пора Асмодею посетить доктора Чертболита и проверить голову.

Я сгреб волосы постанывающей от удовольствия Ольги в кулак, вынуждая запрокинуть голову. Второй рукой задрал ей блузку и сжал упругую грудь. Девушка вскрикнула и выгнулась еще сильнее.

Свет софитов сменил оттенок, и мне вдруг показалась, что в моей руке черно-аквамаринованые пряди. И что прикрытые от наслаждения глаза совсем не синего цвета.

– Хар! – пробормотал я, ускоряясь. Желание во мне расцвело с неожиданной силой.

В темноте все кошки серы. И легко перепутать одну с другой. А иногда даже приятно.

Ольга уже кричала, а потом содрогнулась всем телом и обмякла. Следом за ней и я. Вот только слышал в этот момент я совсем другой голос…

Лекция первая: вводная

– Я повторюсь: ты не пойдешь на эти спецкурсы!!! – мама повысила голос и снова начала нервно вышагивать по комнате. Еще немного и на шикарном длинноворсном ковре в гостиной останется протоптанная колея.

– Ева, может, стоит все же ей позволить?.. – мягко начал отец, но она не дала ему закончить.

– Нет, нет и еще раз: НЕТ! Хватит уже того, что она наплевала на мое мнение и параллельно с Высшей школой все равно пошла учиться на общее отделение!

– Мам, я вообще-то все еще здесь, – я помахала рукой.

– Ника!!! – хором воскликнули родители.

– Хар, да в чем проблема?! Я всего лишь хочу побольше узнать о Верховных. И лучше подготовиться к своей будущей работе.

Мать слегка побелела, но ответила твердо:

– Нет. Особенно по первой причине!

– Ева! – в голосе отца зазвенела сталь.

Интересно. Чего это папочка вдруг разозлился?

– Иер! – в тон откликнулась мама.

Родители сверлили друг друга гневными взглядами, а у меня появилось желание убраться от них как можно дальше.

– Ника, – позвал отец. – Ты пойдешь на спецкурсы. А сейчас брысь отсюда.

И, не дожидаясь моего исчезновения, он пошел на маму. Ох, что сейчас будет…

Чтобы вы понимали. Когда Глава Второго круга Ада и его жена начинают выяснять отношения… демоны бегут на другой конец преисподней и даже дальше, попутно прося ангелов укрыть их под юбкой…

На самом деле мама – добрая чертовка. Но не стоит доводить ее до кипения. Мало не покажется.

А в случае спецкурсов… Я прекрасно понимаю ее.

Раскрою вам тайну. Вся наша родня вообще сомневалась, что я могу появиться на свет. Почему?

Ой, тут история за гранью. Моя маман. Ну та, которая сейчас в гостиной орет на папу, была когда-то обычной девушкой. Потом умерла из-за нелепой случайности. И что вы думаете?

Не. Ошибаетесь. Она попала в Рай. А потом заскучала. И ее отправили в Ад. На каникулы. Да-да, я, услышав эту историю впервые, тоже с трудом подняла челюсть с коленок. Но факт остается фактом: чистую душу по имени Ева отправили к чертям на месяц.

И тут-то они с папой и познакомились.

Закрутилось-завертелось, и мамуля заявила, что в Раю, конечно, климат лучше, но в Аду компания приятнее. И страшное Высшее сделало ее чертовкой.

Надо ли объяснять, что все сильно сомневались, что такая женщина может продолжить прославленный род искусителей, берущий свое начало аж от самого Асмодея?¹

Но мама и тут всех удивила. И вот она я. Прошу любить и жаловать, Ника.

И судя по знакомым шагам, любить и жаловать меня сейчас будет Люцифер.

– Привет, горе!

– Дедушка Фер! – я повисла на шее у своего далекого (и это мягко сказано) родственника.

– Хар, раздавишь! – прохрипел Верховный. – И я просил меня так не называть. Какой я тебе дедушка?!

– Самый любимый, – я чмокнула его в щеку.

– Подлиза. Я выгляжу едва ли старше тебя… – пожурил он и вдруг сменил тему: – Что, Ева все еще против того, чтобы ты посещала наши лекции?

Люцифер как всегда зрел в корень. Да и прав он, конечно. Что за дедушка, выглядящий так, словно только что вернулся со съемок обложки глянцевого журнала, модного у людей двадцать первого века?

И, честно говоря, он вообще мне не родственник. Просто, когда маму сделали чертовкой, он принял ее в свой род. Ну, или как-то так. Поэтому с рождения я была уверена, что Люцифер – мой дедушка по маминой линии. И узнала правду, только поступив в университет.

Но детская привычка никак не хотела исчезать. И Верховный черт, ответственный за высокомерие и гордыню, вынужденно мирился с моими шалостями.

Фер – частый гость нашего дома. И вот что странно. Несмотря на то, что папе по долгу службы приходилось много контактировать со всей Верховной Семеркой, только Люцифер бывал у нас. Остальных я видела крайне редко. Особенно самого загадочного из них – Асмодея.

– О чем задумалась, милая? – Люцифер наблюдал за мной своими удивительными стальными глазами.

– Это все из-за Асмодея, да? Мама переживает из-за него? – в лоб спросила я.

– Ника…

– Фер! Я давно уже не ребенок. И знаю обо всем, что между ними произошло…

– И за это твоя мама чуть меня не убила, – буркнул он.

– …но я все равно не понимаю, почему она думает, что этот Верховный может мне навредить, – закончила я, проигнорировав Люцифера.

– Ника, она так не думает, – дедушка тяжело вздохнул. – Она просто беспокоится о тебе. Как беспокоилась бы любая человеческая мать… Ты скоро отправишься на свое первое задание в рамках практики на спецкурсах. И она опасается того, что мы можем запудрить тебе мозги. Правда не очень понимаю, чем и зачем…

– Ясно…

– Не вешай нос. Иер уговорит ее, – Фер обнял меня за плечи и чмокнул в макушку.

– Надеюсь.

– Так и будет, – и, поцеловав меня еще раз, но уже в щеку, Верховный направился туда, откуда доносились крики моей матери и звон битой посуды.

Я же поплелась к себе.

Не знаю, что мужчины вчера сделали с мамой, но утром в комнату вошел папа и, бесцеремонно стащив с меня одеяло, велел собираться на учебу.

– Сегодня первый день спецкурсов. Ты же не хочешь пропустить вводные лекции? – весело пожурил отец, ставя на столик завтрак.

В жизни не собиралась так быстро! Одеваясь и жуя бутерброды, я пыталась затолкать в сумку все необходимое, чтобы вечером не заходить к родителям.

Последнюю пару лет, если можно так сказать, я жила в старом домике отца. И оставалась у родителей крайне редко. Я бы и вчера отправилась к себе, но заснула в ожидании решения.

Наверное, странно, что взрослая самостоятельная девочка получает разрешение на учебу у папы с мамой, да? Но если бы ваши родители были… В общем, если бы мама сказала «нет», меня бы даже на порог университета не пустили. Вот так-то.

А сейчас вот пропустили. И даже кивнули в знак приветствия. Так что на первую лекцию я все же успела. Хоть и влетела в просторную аудиторию одной из последних.

Поздоровавшись со всеми сразу, я плюхнулась на свое любимое место – второй стол в третьем от окна ряду.

Так блокнот, ручка… Куда я дела лешеву расческу?!

– Приветствую, выпускники, – в аудиторию стремительно вошел Люцифер, и мне пришлось прекратить свои поиски. – Предлагаю сразу приступить к делу.

Едва слова сорвались с его губ, как вся женская половина курса подавилась вздохом. Девчонки тут же переключили все свое внимание на серебряноволосого Верховного, и я не могла их винить за это. Голос у Фера был… чувственный. Глубокий проникновенный, наполненный такой гаммой оттенков, что женщины легко теряли голову. Даже странно, что такой потрясающий голос принадлежал Верховному, ответственному за гордыню, а не за похоть. Боюсь подумать, что будет, когда мы услышим Асмодея…

Мне было проще, чем сокурсницам. Я просто привыкла к Феру. А вот они, бедняжки, сидели и пускали слюнки. Ведь Верховный не только обладал чудесным голосом, но был еще и бесстыдно красив. Представьте: волосы цвета плавленого серебра, стальные глаза, тонкие черты лица… Высокий и жилистый. Этакий скучающий человеческий аристократ. Утонченный и обманчиво мягкий. Да в любую эпоху мимо него не смогла бы пройти ни одна женщина!

И поверьте, он прекрасно знал, какое впечатление производит…

Люцифер обвел аудиторию взглядом и, заметив меня, подмигнул. Я хихикнула, проигнорировав косые взгляды, а он начал лекцию.

– Как вам известно, сегодняшний день открывает череду спецкурсов от Верховной Семерки. Цените эту возможность перенять бесценный опыт ваших старейшин.

Он снова обвел взглядом всех присутствующих и, опершись на столешницу, продолжил.

– Меня зовут Люцифер. Но и это вы знаете. Знаете же?

Верховный затих. И только после нашего нестройного и неуверенного «да» заговорил снова.

– Я отвечаю за высокомерие. Гордыню, если хотите. Называйте, как вам больше нравится, сути это не изменит, – он усмехнулся. – Нужно ли мне напомнить вам грехи остальных Верховных?

Народ замотал головами, что почему-то вызвало ехидную улыбку Люцифера.

– О, пока не забыл! Спецкурсов у вас будет только шесть. Да, не удивляйтесь. Бельфегор² слишком ленив, чтобы читать лекции.

В аудитории послышались смешки. Но тут же стихли. Мои сокурсники достаточно быстро сообразили, над кем позволили себе похихикать и прикусили языки.

– Понятие гордыни одно из ведущих во всем комплексе семи смертных грехов. Оно лежит в основе или пересекается с такими пороками, как алчность, зависть и гнев. Например, стремление к обогащению вызвано тем, что человек хочет стать не просто богатым, а богаче остальных людей, он завидует потому, что не допускает мысли, чтобы кто-то жил лучше его, он раздражается и сердится, когда другой человек не признает его превосходства и так далее. Именно поэтому почти все богословы ставят гордыню на первое место³. Это не мое мнение. Это цитата из рассуждений о грехе людей. Но нам с Верховными эта мысль понравилась, и поэтому спецкурсы открываю именно я.

Он помолчал несколько секунд, давая нам переварить первую порцию информации, а потом медленно заговорил:

– Ну а теперь, начнем с азов. Согласно доктрине католической церкви… О, не надо делать такие лица! Вы же изучали историю религии. И прекрасно понимаете, что и мы, Верховные, будем иногда ссылаться на представления людей, чтобы объяснить те или иные вещи! – Люцифер недовольно нас осмотрел и продолжил: – Итак, согласно этой доктрине, гордыня – это переходящая за все пределы любовь к самому себе, которая становится выше любви к богу. Она противоречит первой заповеди. Но я бы посмотрел на это немного иначе…

И Верховный затянул длинную монотонную лекцию о своем грехе.

Ближе к вечеру я начала сомневаться в том, что посещение спецкурсов – это хорошая идея. Нет, мне было интересно познакомиться с Верховными и послушать их. Но в большинстве своем лекции оказались довольно скучными. А обстановка учебного корпуса – гнетущей.

Снаружи студенческий городок выглядел если не красиво, то, как минимум, монументально. А внутри… Я в свое время увлекалась средневековьем и читала все, что смогла найти о том периоде человеческой истории. Так вот, учебный корпус чертей напоминает изнутри средневековый замок. Стены из грубо оттесанного камня, и такой же пол, окна с витражами и гобелены на стенах.

В аудиториях между рядами здорово мешали колонны, поддерживающие потолочные арки. И совершенно резали глаз более современные (опять же по меркам людей) шкафы, полки и парты.

Странная обстановка и странные Верховные…