Автор обложки Данияр Альжапар

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения издательства «КомпасГид».

© Кретова Е. В., текст, 2022

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2022

* * *

Пролог

Женщина поморщилась от резкого запаха жаренного с луком мяса, покосилась на каза́н, от которого растекался густой и насыщенный аромат. Мужчина напротив привстал на шелковых подушках, устроился удобнее, подобрав под себя ноги.

– А что я получу взамен? – спросил он резко, продолжая разглядывать незнакомку.

Она пришла в его шатер, миновав охрану, будто из-под земли появилась. В черном одеянии, она будто источала тьму, будто сама состояла из тьмы.

Услышав его вопрос, качнулась – силуэт подернуло пеленой. Прохрипела приглушенно в ответ:

– Золото. Шелка. Товары. Весь город.

Мужчина цокнул языком, выковыривая застрявшую между зубами мясную жилку, посмотрел с опаской.

– Целый город? Взамен на девчонку? – Темные раскосые глаза смотрели пристально, жалили любопытством.

Женщина поправила темное одеяние – он едва смог рассмотреть ее лицо под опущенным на глаза капюшоном, – а из-под руки вырвался длинный язык черного тумана и, спутавшись с отбрасываемыми от свечей тенями, растаял в ночи.

– Все так. Я проведу вас тайной тропой до города. Вы возьмете его богатства и его жителей и приведете мне девочку.

Мужчина смотрел недоверчиво:

– Она точно там будет?

– Если вы будете слушать, что я говорю, – да.

– Ровно в тот момент, когда ты скажешь?

Женщина повторила вновь:

– Если вы будете слушать, что я говорю, – да.

Мужчина посмотрел в глаза присутствовавшему при разговоре воину:

– Что скажешь ты, Сенге́?

Воин вздохнул:

– Застава близко. Обман может быть, Батур.

Мужчина перевел тяжелый взгляд на женщину, помолчал, изучая ее. Осанка, гордый разворот плеч выдавали молодость. Голос – старушечий, сухой и скрипучий, будто шелест мертвого дерева. Черное одеяние и этот туман, клубящийся из-под пальцев женщины. Не понять, по обычаю какого народа одета. Ткань струится словно марево. На хрупких запястьях, что то и дело показываются из-под широкого рукава, – кожаные зарукавья, какие носят славяне. Только письмена не разобрать. И не ест ничего.

– Зачем так делаешь? Зачем город отдаешь, родичей своих?

Женщина повела плечами, тень скользнула по ним, стекла дымкой по накидке.

– Каждый получит по делам своим.

– А девочка? – спросил строго.

– А это, Батур, не твое дело.

Мужчина усмехнулся:

– Было б не мое, ты бы ко мне не пришла, сама бы справилась.

Женщина с сомнением покосилась на присутствовавшего при разговоре воина, прошептала:

– У нее есть то, что я сама взять не могу.

– Что же это?

Женщина сбросила с головы капюшон, позволив рассмотреть себя. У мужчины округлились глаза, рот искривился в брезгливой гримасе.

– Ведьма… – прошептал он, отворачиваясь от покрытого язвами лица.

Женщина снова надела капюшон, проговорила, спокойно пожав плечами:

– Поживешь с мое – и не таким станешь.

Только сейчас Батур понял, чтó беспокоило его больше странного тумана, голоса и повадок пришедшей женщины. От нее на стены шатра не ложилась тень.

«Ведьма», – повторил про себя и дотронулся до ножен, словно до оберега.

* * *

– Вы все умом, что ли, тронулись?

Солнце ярко освещало просторное помещение: огромное круглое окно, через которое виднелись утопающая в зелени равнина, поблескивающая лазурью река, уносившая свои воды далеко за горизонт. Легкие облака, словно тонкая фата невесты, бросали невесомые тени на долину. Мягкие, изумрудно-золотистые портьеры отгораживали спокойное умиротворение панорамы от гневного голоса. А на ковре малахитового цвета, повинуясь солнечному свету, лившемуся из окна, медленно расцветал сказочный цветок. Перламутровые лепестки с нежно-персиковыми прожилками, острые хвостики на концах. Капли росы в углублениях. Стебель вился по центральной части ковра, укладываясь затейливым узором.

Как живой.

Глава 1
Снова в школу

За несколько дней до этого

Сон какой-то странный. Будто идет она по синему льду. Прозрачному. Гладкому как зеркало. Идет осторожно, неуверенно переставляя ноги в неудобных ботинках, синих, из грубой негнущейся кожи, с громоздкой и очень скользкой подошвой (в жизни у нее не было такой обуви). Где-то там, под многометровой толщей льда, величественно проплывают чужие тени. Одна, другая… У самой поверхности мелькнула и растаяла в глубине блестящая чешуйчатая спина… Бросило в холод, и липкий, противный страх перехватил дыхание. Единственное, что важно, – вернуться назад.

Трынь-тры-ы-ынь… Трынь-тры-ы-ынь…

Аякчаана вынырнула из тревожного сна, недобро поглядела на синий экран телефона: «Семь двадцать, подъем». За окном – сизые сумерки. Коричневые дома на сваях, будто избы сказочных ведьм. Потемневшая после первых заморозков зелень, прибитая за ночь хрустким и колким туманом. Сентябрь в Якутии уже гремит оковами наступающей зимы.

Шумно вздохнув, она спустила ноги с кровати, сразу удачно попала в теплые пушистые тапочки, которые мама привезла из командировки в Москву, улыбнулась приятному ощущению. Сладко потянулась и зевнула, сбрасывая с плеч остатки сна. Решительно встала и собралась вниз, на кухню, – чай заваривать, завтрак готовить.

Выходя из комнаты, сдернула одеяло со сладко похрапывающей младшей сестры.

– Оюна, вставай! Бутеры заканчиваются, – пошутила она над девочкой, которая была толстушкой.

Та в ответ сонно пробасила что-то вроде «Я не сплю», перевернулась на другой бок, плотнее заворачиваясь в теплое одеяло.

Ну и пусть поспит еще пять минут – будильник-то старшая сестра не выключила. Сейчас сработает повтор и будет звенеть, пока не нажмешь кнопку «отбой». Но для этого надо найти телефон! А для этого – открыть глаза и вылезти из-под одеяла!

Очень довольная собой и приготовленной для сестры шуткой, Аякчаана вышла в коридор.

Там еще царила сонная тишина. Все спали.

Так повелось с самого ее семилетия. Шесть лет назад, в день ее рождения, отец подарил ей большую коробку для рукоделия, в которую они с мамой положили нитки, иголки, кусочки ткани, ленты и кружева. Это означало, что Аякчаана выросла и стала полноправной маминой помощницей. На нее были возложены обязанности, которые она, как послушная дочь, должна была выполнять. Выходной ли, праздник ли, каникулы ли, она вставала раньше всех в доме и готовила завтрак для всей семьи. Она убирала в комнатах, стирала и гладила одежду, следила за тем, чтобы в доме были вода и дрова.

В этом году Оюне тоже исполнится семь, сегодня она первый раз идет в школу, и часть обязанностей она, Аякчаана, передаст младшей сестре. Что бы ей такое спихнуть? Этот вопрос мучил Аякчаану с начала лета. Пока она склонялась к тому, чтобы та мыла посуду и кормила козу Осу – очень противную особу, вечно бодающую Аякчаану и норовящую укусить за палец…

Сегодня, правда, возникла мысль передать утреннюю готовку, чтобы иметь возможность утром поспать на несколько минут дольше. Хотя… Пара лишних минут особой погоды не сделает. А завтрак неумеха Оюна будет портить регулярно.

С этими размышлениями девушка, стараясь не шуметь, спустилась по хлипкой лестнице на первый этаж, на цыпочках прошла мимо двери в дедушкину комнату, проскользнула в кухню и, только плотно закрыв за собой дверь, щелкнула выключателем.

Вчера она потратила весь вечер, чтобы навести здесь идеальный порядок (так сказать, на неделю вперед – очень уж не хотелось в первые дни после каникул торчать дома с тряпкой и ведром в руках вместо того, чтобы болтать с подружками), и теперь еще раз придирчиво оглядела результат своих трудов. Тесная, довольно потрепанная временем кухонька сияла чистотой. Стекла в маленьких оконцах до блеска вымыты, цветы на узких подоконниках расставлены по местам, а их листья блестели словно отполированные. Занавески аккуратно подвязаны, чисты и вкусно пахнут свежестью. Старенькие шкафы идеально вымыты, стол покрыт почти новой клеенкой, а белая электрическая плита выглядит, пожалуй, лучше, чем новая. Ковровые дорожки выстираны и натянуты так, что по ним парады можно проводить. Молодец!

Немного огорчало, конечно, что голубая краска на кухонных шкафчиках облупилась и сквозь некрасивые трещины видна прежняя, зеленая. Да и окна тоже требуют побелки. А весь дом – ремонта. Но это поправить она уж никак не может.

Она подошла к электрическому чайнику, примостившемуся на подоконнике рядом с чахлым кактусом, и включила его. Чайник весело заурчал, зашумел, приветствуя молодую хозяйку. Аякчаана зевнула. Надо молоко поставить для каши. Сегодня у нее по плану овсяная каша, праздничная, с яблоками и корицей. Дедушка такую любит.

Она достала с нижней полки холодильника литровую банку с козьим молоком, вылила его в большую пузатую кастрюлю, зажгла плиту, снова зевнула. Сонное настроение никак не проходило.

На узкой полке поправила махонькое зеркало с когда-то ярко-розовой пластмассовой оправой цветочком. Пока закипали вода в чайнике и молоко в кастрюле, Аякчаана прихорошилась: переплела косички, распушила челку, белозубо улыбнулась сама себе.

За дверью послышалось шуршание: в мутном дверном стекле мелькнула розовая пижама младшей сестры.

– Не шуми! – Аякчаана, не дожидаясь, пока Оюна всех разбудит, осторожно открыла скрипучую дверь.

– Ты чего будильник не выключила? – Оюна обиженно терла заспанные пухлые щеки. – Я пока его нашла, весь пол в комнате носом пропахала…

– На вот, карауль, чтобы молоко не убежало. – Вместо приветствия Аякчаана подтолкнула сестру к плите, а сама торопливо достала хлеб и принялась его нарезать.

Оюна послушно передвинулась, обреченно вглядываясь в молочную пену через стеклянную крышку.

– Ая, – жалобно позвала.

– Чего тебе?

– А в школе страшно?

– Очень, – хмыкнула Аякчаана.

Это была ее недавняя забава – дразнить сестру. Оюна шла в первый класс и очень волновалась, как у нее всё получится. На рассказы взрослых о том, какая у нее будет замечательная школа, добрая учительница, она с сомнением вздыхала, ведь «эксперт» и «непосредственный участник» событий, старшая сестра, говорила совсем другое. Предупреждала: порют розгами. Это тонкие гибкие веточки. Оюна как-то сорвала себе такую и для пробы ударила по ноге – эффект получился потрясающий: ревела полчаса, потом еще неделю рассматривала продолговатый синяк. Еще старшая сестра рассказывала: есть специальные темные комнаты с пауками и змеями, в которых запирают нерадивых учеников за двойки и плохое поведение. А еще между делом сообщила, что у ее, Оюниной, учительницы есть тайный дар – она умеет превращаться в большую прожорливую жабу с черными бородавками и съедает всех, кто окажется рядом с ней.

Конечно, Оюна смотрела фильмы про школу. Там ничего подобного не было. Но кто его знает, вдруг ее школа – исключение.

И сегодня как раз надо идти в первый класс. Первое сентября. Мама форму погладила. Банты приготовила, большие, белоснежные. И колготки белые. И туфли. И ранец достали – новый, нежно-розовый, с большеглазыми феями с блестящими крылышками за спиной. Вдруг она сегодня получит двойку или сделает что-то не так, и ее, такую нарядную, посадят в ту ужасную комнату с пауками и змеями…

– Да ты уснула, что ли! – Аякчаана сердито посмотрела на нее, ловко снимая с плиты кастрюлю, из которой выплескивалась на белоснежную плиту пушистая пена. – Ничего тебе доверить нельзя! Сказала же – следи, чтоб не убежало! – ругалась она, вытирая дымящиеся лужицы молока, но оно неумолимо темнело, оставляя на белом глянце неаппетитные разводы, а в кухне – едкий запах. – Открой окно!

Оюна подбежала к окну, дернула за раму, та с треском распахнулась, увлекая за собой несколько цветочных горшков. Старшая сестра даже подпрыгнула от неожиданности – конечно, мамины любимые фиалки и эти, как их там… орхидеи.

– Ой, – только и пропела жалобно первоклассница.

– Да ты вообще о чем думаешь? – в гневе крикнула Аякчаана, понимая, что ей сейчас вместо утреннего завтрака придется снова убираться в кухне, пока грязь не разнесли по всему дому.

Оюна горько заплакала.

Дверь скрипнула, пропуская внутрь кухни дедушку.

– Ну, ничего, ничего, – мгновенно оценив обстановку, покачал головой он. – Торопливость еще никому хорошую службу не сыграла.

Оюна шмыгнула носом и полезла в шкафчик под раковиной – за совком и веником, а Аякчаана, бросив оттирать плиту, поспешила взять кружку, сунула в нее пирамидку с чаем, залила кипятком и, заботливо прикрыв крышкой, подала дедушке:

– На, дедушка Учур, выпей, разбудили мы тебя.

– И тебе доброе утро, внученька. – Дедушка улыбнулся. Сухими, в глубоких морщинках пальцами взял кружку, с наслаждением вдохнул ароматный чай. – Что приключилось-то тут у вас?

– Да эта растяпа цветок разбила, – с раздражением буркнула Аякчаана. – Вернее, целых два.

– Не «эта растяпа», а Оюна, – мягко поправил дедушка. – А ты что скажешь, внучка моя младшая?

Оюна, виновато мявшаяся с совком у открытого окна, подняла на дедушку зареванное лицо.

– Я в школу боюсь идти, – прохныкала она, – там злая учительница и комната с пауками!

Дедушка медленно перевел потемневший взгляд, посмотрел на Аякчаану, да так, что дотянулся до самых потаенных уголков ее мыслей, прочитал, будто в открытой книге, как посмеивалась она, обманывая маленькую сестру и пугая.

С глухим стуком поставив чашку на стол, дед поманил к себе:

– Подойди ко мне, Аякчаана.

Она сразу съежилась. Ой, что сейчас буде-е-ет… Шагнула вперед и замерла напротив деда. Будто кол проглотила.

– Зачем сестру пугаешь? – прошептал Учур. – Зачем неправду говоришь? Зачем напраслину на хорошего человека возводишь?

Аякчаана молчала.

Зато Оюна покраснела до кончиков волос, виновато оглядываясь на посеревшее лицо сестры.

– Я ему ничего не говорила! – умоляюще прошептала она одними губами. – Я не знаю, как он узнал…

Учур и это услышал. Его морщинистое лицо стало еще более строгим, а глаза наполнились колючей темнотой, и она тонкими напряженными змеями повисла в воздухе.

– А мне и не надо ничего говорить. Сам все вижу… Оюна, встань ровно! – приказал.

Та замерла.

А дед велел:

– На меня посмотри…

Глаза у Оюны распахнулись, она перестала моргать и, кажется, забыла, как дышать. Руки безвольно повисли вдоль тела. И будто померкло все. Притихли звуки, притушились цвета. По тесной кухоньке в далеком эвенкийском селе растекался запах сырого, покрытого мхами камня. Аякчаана остро почувствовала его – он всегда появлялся, когда дедушка сердился. И это было самое страшное – рассердить дедушку, своего главного заступника и помощника во всех начинаниях и делах. Главного друга и опору. Стыдно-то как. И правда: что это она пристала к малявке?

– Прости! – крикнула Аякчаана и бросилась к нему в ноги.