В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ru/человек-лицо-мокрый-мужчин-голова-945482/ по лицензии СС0

Пролог

25 декабря 2017 года

По улице Фестивальной, между домами семнадцать и девятнадцать, стояли два брата-близнеца: облупленная бирюзовая краска, стены в неприличных лохмотьях штукатурки стыдливо хмурились покосившимися карнизами. В одном, хоть и приговоренном к расселению, еще теплилась жизнь, пульсируя ароматами бабушкиного борща да редким топотом детских ног. Тот, что левее и ближе к проезжей части, уже стоял в ожидании сноса, пялясь на торопливых прохожих пустыми глазницами оконных провалов. Осенние дожди заливали его нутро, разлетаясь шумливым эхо по безлюдным квартирам, зимняя стужа кралась узкими темными коридорами.

А по ночам, мальчишки из дома напротив рассказывали, черные прямоугольники окон озарялись бледным гнилушно-зеленым светом. И в нем, они клялись и божились, неистово тараща глаза и выпячивая губы, медленно скользили невесомые тени.

Гришка Столпов не верил россказням. В свои одиннадцать лет он уже давно не ждал Деда Мороза, пересмотрел разоблачения всех телевизионных шоу про магов и экстрасенсов и был скорее практикующим скептиком, чем недоверчивым подростком.

– Вот пойдем сегодня к дому, сами все и увидите, – кривился он, пряча длинные руки в карманы широких, изрядно поношенных брюк. – Нет никаких привидений.

Друзья смотрели на него с восхищением, тревожно вглядываясь в худое веснушчатое лицо.

И тем же вечером, часов около девяти, когда холодные зимние звезды светят высоко и равнодушно, он притащил их к пустому жутковатому дому. Они устроили засаду в кустах неподалеку.

Окна соседнего, еще не расселенного брата-близнеца, бросали тусклые желтые квадратики на лысый неухоженный двор. Гришка посмотрел в небо:

– Луна полная. Если и есть там что, появится.

– Почему? – душно шептали Витька, Крош и Стомыч, Гришкины ближайшие друзья.

– Потому что в полнолуние открываются врата. И ведьмы шабаш устраивают, – со знанием дела пояснил он, устраиваясь удобнее, а в следующее мгновение в окнах подвала мелькнул неверный серебристо-зеленый свет.

– Видел?! – Крош вытаращил глаза, толкнул Гришку в бок.

Тот скривился:

– Бомжи, небось. Пойдем, посмотрим ближе…

И он, пригнувшись, направился к дому. Крош и Стомыч, промычав что-то невразумительное, остались в кустах. Только Витька выдвинулся вперед, последовал за другом и замер за углом:

– Гри-иш, не надо, – сердце бешено колотилось у самого горла, отдаваясь в барабанных перепонках. Он высунулся из своего укрытия почти на корпус, вгляделся в темноту и нерешительно сделал еще один шаг вперед.

Гришка лежал ничком, вглядываясь в черноту подвального оконца-отдушины, того самого, в котором недавно мелькнул загадочный огонёк.

– Гри-иш, – снова позвал Витька, оглядываясь на мелькающие за кустами фигуры.

– Щас-щас, – прошелестел тот, елозя по обледенелой земле.

Он достал из кармана телефон, включил на нем фонарик. Яркий синеватый луч полоснул по Витькиным глазам, и Гришка направил его внутрь, в черноту подвала.

И в следующее мгновение его душераздирающий крик зазвенел над заваленным хламом двором.

Гришка, выронив телефон, подскочил и опрометью бросился от дома. Витька, не разбирая дороги, падая и поскальзываясь на тонком льду, помчался к притаившимся в кустах парням. Те, лишь завидев его фигуру, подхватились и выскочили на освещенную фонарями детскую площадку соседнего дома, только в тот момент сообразив, что Столпова рядом с ними нет.

– А где Гриха? – задыхаясь и хватаясь за грудь, прохрипел Стомыч.

– За мной бежал, – прошептал Витька и оглянулся в пустоту: в квадратных глазницах брошенного дома бродили серо-зеленые тени, бросая бледные гнилушечные отсветы. Гришки нигде не было видно.

Они вернулись назад, к дому, и, не найдя его в своем укрытии, забеспокоились:

– Может, домой убежал…

Витька шагнул к притихшим стенам.

На углу, аккурат в том месте, с которого несколько минут назад выглядывал Витька, что-то темнело. Сердце тоскливо сжалось, предчувствуя беду, ноги сами придвинулись ближе: синяя куртка, съехавшая на бок вязаная шапка в красно-белую полоску, неловко вывернутые ноги.

– Гриш, – тихо позвал Витька и толкнул друга в плечо. Тот не пошевелился.

Тогда Витьке пришлось наклониться, перевернуть его на спину.

Яркий свет включенного телефонного фонарика выхватил бледное лицо в сетке мелких красно-малиновых царапин и замершие в немом крике, неживые Гришкины глаза.

Глава 1. Дар

12 января 2018 года

В целом и в частности, день сегодня удался. Лерка с облегчением стянула резинки для волос, которыми были закреплены косички, не расплетая их, перехватила на затылке в один небрежный пучок. Нацепила шапочку для душа – тонкую оранжевую клеёнку с кислотными бабочками на макушке – включила воду и с удовольствием нырнула под тёплые струи.

Какое наслаждение! Девушка зажмурилась, наслаждаясь моментом и улыбаясь собственным мыслям.

Они с мамой переехали в этот дом несколько дней назад. Суетились, хлопотали, чтобы Новый год – в новой квартире. О которой давно мечтали. Сколько Лерка себя помнила, мечтали. По прежнему адресу остались подруги, хорошая, если не лучшая в округе, школа. Но всегда чем-то приходится жертвовать. Тем более, что с подругами она расставаться не собиралась – проехать несколько автобусных остановок в наше время не – проблема.

Новое жильё сразу очаровало их головокружительным запахом свежей штукатурки, краски, чистотой и устроенностью. Шикарный жилой комплекс, со своим подземным гаражом, многочисленными магазинами, SPA, тренажёрными залами, прачечными. Оборудование в доме и в квартирах – по последнему слову техники: сплошные датчики и тепловизоры. Иногда кажется, что жилец ещё не успел сформулировать своё желание, лишь почувствовал некую потребность, движение мыслей, а всё уже исполнено.

Прекрасный вид на город из панорамных окон в человеческий рост.

Мечта, воплощенная в реальности.

Лерка улыбнулась: вспомнила, как мама, еле дыша, бродила по комнатам, кончиком пальца дотрагиваясь то до лакированного столика, то до зеркальной поверхности кухонного гарнитура.

Это было две недели назад.

Сегодня, в последний день каникул, она решила сходить в новую школу.

Центр разгрызания гранита науки, в общем, ей тоже понравился. Конечно, не её бывшая школа, но вполне ничего. Она забрала учебники из библиотеки, за одно зашла к классной, познакомиться так сказать. А у той весь класс. С тортом и газировкой. Лерку представили одноклассникам, от торта она отказалась, на неё потаращились словно на музейный экспонат, но вроде агрессии никто не проявлял. На том знакомство с альма-матер закончилось.

Она понимала, что ей будет тяжело: ребята вместе учатся с пятого класса. Всё возможные и невозможные комбинации кто-с-кем-против-кого-дружит уже использованы, все разбились по группкам, не прорвёшься. Да и середина года уже.

«Хотя», – Лерка задумалась, – «может, это и к лучшему, меньше цепляться будут. Да и вообще, не маленькая уже, как-никак десятый класс».

Девушка намылила лицо. Мягкая ароматная пена скользила по рукам, плечам, приятно успокаивая.

«Вот сейчас помоюсь, разогрею ужин, включу телек, гирлянду на ёлке… Мама придёт, закатим пирушку».

Вода внезапно стала ледяной.

Лерка протянула руку, стараясь ощупью найти переключатель, но струи снова потеплели.

– Ещё борются за звание дома высокой культуры быта,^[1] – вздохнула она фразой из известного кинофильма советских лет, яростно смывая с лица остатки мыла. – Жалобу на них надо написать, коллективную.

И открыла, наконец, глаза.

Рядом с ней, под струями горячей воды, стояла высокая темноволосая женщина с уставшим лицом и испуганно-удивлёнными серыми глазами. Кажется, незнакомка была не готова к тому, что её заметят.

– Вы кто?! – зашипела Лерка, хватаясь одновременно за скользкий кафель и полупрозрачную занавеску с наивными дельфинчиками.

Женщина шумно выдохнула и выпрыгнула из ванной, в одно мгновение оказавшись за дверью.

– Стой! – снова заорала Лерка. – Я сейчас полицию вызову!

Она, в самом деле, решила, что нужно звать на помощь: мало ли кто проник в квартиру вместе с этой ненормальной? Куда охрана смотрит?!

Лерка сиганула к двери, захлопнула её за незнакомкой, дрожащими пальцами передёрнув задвижку. И только тут поняла, что оказалась в западне: телефона с собой нет, позвонить и позвать на помощь не сможет, предупредить маму – тоже, защититься здесь нечем, разве что пенкой для умывания. Да и щеколда эта – так, мелкое недоразумение для злоумышленников, а не преграда, дверь легко вынести. Лерка, быстро натягивая махровый халат, прислушалась.

В квартире стояла мёртвая тишина. Ни шороха. Ни скрипа. Ни шёпота.

Всё внутри похолодело: получается, там, в коридоре, тоже прислушиваются.

Лерка отпрянула вглубь ванной, в то же мгновение заметив, что ручка легонько дёрнулась… и дверь отворилась.

В нос ударил резкий запах гари.

Нет, не такой, когда убегает молоко из кастрюли или подгорает гороховый суп. Это была едкая, привязчивая вонь смеси обугленного дерева, пластика. Это был запах большого горя.

Лерка, плотнее кутаясь в халат, осторожно ступила босыми ногами на покрытые рыхлым пеплом головешки. Вокруг всё: стены, потолок, пол, – оказались чёрными от копоти, проёмы прогорели. Повиснув на покосившихся петлях обугленными струпьями, на них скрипели покорёженные картонки дверей.

– Эй! – её жалобный голос пропал в топкой тишине, в которой было слышно, как поднимаются в воздух и снова медленно оседают белёсые хлопья. – Кто здесь?

Она сделала ещё несколько осторожных шагов.

Это был не её дом. Она ещё ничего не могла понять, но могла бы поклясться, что это не её дом, не её квартира.

Она стояла посреди жуткого пепелища. Страшным скелетом поверженного великана торчали дымящиеся ещё брёвна, фрагменты перекрытий с выгрызенными огнём кусками. Под ногами хрустели обломки старой черепичной крыши, куски обугленной штукатурки, в углу, на выгоревших дотла досках, лежали почерневшие от сажи кастрюли. Удивительно чистый посреди этого ужаса белый плюшевый мишка скорбно смотрел на неё с облупившегося подоконника. Лерка только сейчас увидела, сколько игрушек вокруг: покоробившиеся от жара пластиковые погремушки, куски яркого тряпья, кукольные глаза-пуговки.

Лерка сделала ещё несколько шагов в сторону, чтобы посмотреть, на каком этаже она находится.

Ну, точно, это не её дом: они с мамой купили квартиру на пятом этаже, а это убогое жилище явно находилось на первом. Вон и забор видно покосившийся, и… Лерка замерла. Да, их с мамой квартира расположилась на пятом этаже, но вид из их окна до мелочей совпадал с тем, что она видела в эту секунду: серое трехэтажное здание с малиновой вывеской магазина женской одежды «Colliostro» на первом этаже, чуть левее, через перекресток, кафе. С той только разницей, что час назад, когда она заходила в подъезд, был январский вечер, а сейчас над знакомыми крышами утопающего в зелени переулка занималась летняя заря.

Девушка почувствовала движение за спиной и резко обернулась: перед ней снова оказалась та самая темноволосая женщина. Только сейчас она была собрана и даже решительна.

– Где я? – прошептала Лерка.

– Мой дом, – донеслось. Незнакомка находилась рядом, буквально в метре от неё, говорила чётко, но слышно было так, словно звонила она по разбитой рации с северного полюса. Словно догадавшись, что не услышана, та повторила чуть громче: – Мой дом.

– Не понимаю, – развела руками Лера. – Как «ваш дом»?

Женщина стояла и молча на неё смотрела, словно ожидая следующего вопроса.

– Как я здесь оказалась? – темноволосая отрицательно покачала головой и тяжело выдохнула. Только сейчас Лерка поняла, что женщина выглядит очень усталой, измождённой. Её светлое платье, больше похожее на ночную сорочку, было испачкано в саже, худые руки подрагивали. Ей стало жаль её.

– Я Вам могу чем-то помочь? – женщина медленно кивнула. Её черты обострились, а взгляд приобрёл ясность. Девочка невольно вздрогнула, увидев неистовую ярость, даже ненависть в этом казавшемся таким милым и несчастным лице. Темноволосая протянула вперёд руку, показывая за Леркину спину:

– Найди его! – прохрипела она. Девушка оглянулась. В нескольких метрах от дымящихся развалин припарковались несколько машин. Около одной из них столпились люди, человек пять, что-то живо обсуждая. Иногда их компанию сотрясал истерический хохот. Но незнакомка показывала на одного. Здорового такого, жирного. С тяжёлым взглядом и улыбкой бульдога. Это ему заискивающе рассказывали, неистово лебезя и доказывая свою верность. А он уставился на белёсые развалины и брезгливо кривился. – Найди его…

Лера перевела взгляд на незнакомку.

– Почему? Я не хочу этого, – она понимала, что происходит что-то ужасное. Вернее, нет, «ужасное» произошло, жирный бульдог и эта несчастная, дрожащая от ненависти и бессилия женщина к нему причастны. Они оба связаны на века. Но при чём здесь она, Лера Ушакова?

Её уже никто не слышал. И не спрашивал, хочет ли она, сделает ли она то, о чём её просили. Просили? Или приказывали?

Белый пепел поплыл перед глазами, унося с собой вопросы, оставшиеся без ответа. Исчезла незнакомая женщина, толстый боров, изувеченный дом, ворох детских игрушек и скорбный белоснежный медведь. Остался лишь нестерпимый запах гари.

* * *

Ромка напрягся и застыл.

С соседней парты его сверлил взглядом Горыныч, Санька тыкал кончиком карандаша в спину.

– Ромыч, ты скоро?

Ромка молчал. Ему нужно еще мгновение, чтобы понять, рассмотреть.

Он зажмурился. Перед ним медленно проявилась полупрозрачная пленка, на которой голубоватыми светящимися чернилами мелким разборчивым почерком было написано с десяток строк.

Мысленно «сфотографировав» их, он схватил клетчатый литок и карандаш, и судорожно записал на нем решение. Автоматически, не глядя, протянул руку через проход, и черновик мгновенно исчез в липкой от нетерпения Санькиной ладони.

Ромка снова пригляделся к видимому ему одному мерцающему синевой экрану. Задание поменялось, цифры, словно кусочки пазла, переместились и снова встали на свои места. Он опять «сфотографировал» увиденное, еще раз быстро вписал решение на тетрадный листок и передал назад.

Все.

Он выдохнул и взглянул на часы. Двенадцать сорок. У него есть тридцать шесть минут, чтобы добраться до места, где его никто не увидит, никто не достанет.

Не дожидаясь вопросов, новых просьб, он схватил тощий рюкзак, сгреб в него ручки и карандаш. Захлопнув тоненькую тетрадь, торопливо положил ее на учительский стол.

– Чижов, ты все? – Инесса Викторовна лишь удивленно вскинула брови. – Олимпиада же…Неужели не хочешь проверить?

Пацаны что-то шипели ему в спину, девчонки томно вздыхали, кто с завистью, кто с упреком, но он их уже не слышал – в голове, словно часовой механизм, тикали секунды, уменьшая отведенное ему время.

Ромка выскочил за дверь, в прохладу пустынного коридора, и уже никого не стесняясь, со всей скоростью рванул к выходу из школы.

Хорошо, что каникулы еще, малышня под ногами не носится.

На ходу застёгивая оранжевую куртку, он выбежал из здания школы, еще раз взглянул на часы: двенадцать сорок пять.

– Ромка! – сзади топот и гомон голосов. – Ты куда? А праздновать!!!

Это Горыныч, Пашка и Санек, пацаны из Ромкиного класса, друзья.

«Только вас мне здесь не хватало!», – ругнулся про себя Роман. Отрицательно качнул головой:

– Парни, не сейчас! Я вас вечером догоню! – махнул рукой и помчался к остановке, на ходу посматривая на стрелки: двенадцать сорок девять. Черт!!! Может не успеть.

– Ромыч, мы у Пашки тогда. Подруливай! – орали ему в спину. – Вот чума-пацан. Вечно так с ним…

Но он уже заскочил на подножку уходящего с остановки автобуса. Пластмасса дверей хрустнула, но пустила его внутрь под неодобрительными взглядами пожилого водителя, бабушки, и молодой мамочки с ребенком.

Ромка прижался рюкзаком к инфракрасному окошку, загорелась зеленая стрелочка, и турникет, наконец, пропустил его в салон. Он протопал подальше от любопытных пассажирок, и плюхнулся на мягкое сиденье, на мгновение закрыл глаза. Затих, переводя дух.

В лицо ударил яркий, но все равно холодный луч январского солнца. За окном проплывали грязные бока легковушек, торопливо суетились маршрутные такси, на переходах сновали пешеходы, сумрачно поглядывая друг на друга. Ромка кивал головой в такт уходящим секундам, то и дело поглядывая на часы.

Двенадцать пятьдесят пять. Четырнадцать минут на автобусе. Плюс шесть минут от остановки до дома. Две минуты – пешком на третий этаж. Одна минута – открыть дверь. Итого двадцать три минуты. А у него всего двадцать одна. И то, если повезет.

Какой-то придурок резко затормозил около автобуса, и, кажется, задел его.

Блииииин!!! Только этого не хватало. Сейчас начнутся разборки, ГАИ. У него нет времени на все это. Ни секунды.

Он торопливо подскочил, дернул рюкзак на плечо и с силой ударил по кнопке принудительного открывания дверей. Механизм, хоть и не с первого раза, но подчинился, двери медленно поползли в стороны.

– Ненормальный!!!

– Псих! – кричали ему вслед, но он, поскальзываясь на тонком льду, рванул прочь.

Итак, на автобусе надо было проехать четырнадцать минут, он проехал четыре. Сейчас двенадцать пятьдесят девять.

Еще десять минут бы ехать. А бежать сколько?

Черт!!! Черт!!! Если бежать примерно сорок четыре километра в час, то можно сократить недостающую минуту…

Сорок четыре километра в час! Это ж семьсот тридцать три метра в минуту!

Это кто ж так бегает?

«Усейн Болт так бегает. Но на стометровке. А мне семь километров с гаком бежать… Или сдохну, или добегу».

Ромка взглянул на часы. Тринадцать ноль-ноль.

Какие-то там, то ли американские, то ли английские ученые посчитали, что человек может бегать шестьдесят пять километров в час. Может теоретически. Но никто еще не бегал.

«Может, не надо было», – мелькнуло в Ромкиной голове. – «А мне надо».

И он помчался дальше.

Уже забегая во двор своего дома, он еще раз мельком взглянул на часы. Один час тринадцать минут.

«Ого! Я только что сделал Усейна Болта!» – радостно взвизгнуло в голове, и Ромка взлетел по ступенькам на третий этаж.

Перескакивая пролеты, распахивая на ходу куртку, он притормозил у своей двери, только в эту секунду понимая, что, кажется, забыл ключ…

Он его обычно укладывал в крайний карман, под «молнию», держал на длинном шнуре, чтобы не потерять вот в таких случаях. А вчера его отнял отчим.

Этот гад потерял свой комплект и отобрал его, Ромкин:

– Тебе, сосунок, еще рано свои ключи иметь.

И сейчас у него осталась одна несчастная минута.

Он стоит под дверью своего дома, почти достигнув места, где он будет в безопасности. Но почти не считается.

Ромку бросило в холодный пот.

Начинается…

Дрожащей рукой он дотронулся до кнопки звонка, сам не зная, на что рассчитывает.

В тишине спасительного коридора раздался переливчатый трезвон, который уже уходил из Ромкиного сознания куда-то в мутную темноту, терялся в надвигающемся ватном полусне.