Часть первая
Амнезия

Хозяек, желающих придерживаться выдачи провизии, назначенной в этой книге, прошу иметь в своей кладовой: во-первых, столовую серебряную ложку…

Елена Молоховец

Глава 1
Незнакомец в доме

Он очнулся. Голова просто раскалывалась от боли, поэтому некоторое время он полежал, с недоумением рассматривая обстановку вокруг: белый потолок с трещинами, желтая стена, на ней – разноцветные картинки непонятного содержания. Другая стена почему-то голубая. Шкаф, ломящийся от книг и безделушек, дверь с нарисованной наискосок радугой, окно без занавесок, в углу – огромный фикус в кадке. Он сделал было попытку сесть, но стены поплыли и закружились. Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. И где это – здесь? Ничего не вспоминалось, в окружавшей его сознание беспросветной тьме возникали только какие-то неясные – не в фокусе – образы. Словно глубоководные рыбы, они медленно всплывали и опять тонули, сверкнув на мгновение бликом на чешуе. Вскоре около него образовалась какая-то жизнь – что-то шевелилось, шелестело, пыхтело, попискивало, покашливало и шепталось:

– Как тебе кажется, проснулся он или нет?

– Не знаю.

– Ну посмотри, посмотри на него – вполне приличный. И лицо такое интеллигентное.

– Да уж.

Он открыл глаза, с трудом повернув голову на звук, и чуть не упал с дивана: перед ним выстроилась удивительная группа – большой черный кот, маленькая лохматая собачка, низенькая пухленькая девушка и высокое тонкое создание в бесформенном сером свитере с белой крысой на плече. Толстушка смотрела на него с явным интересом, а создание – скорее брезгливо.

– О, проснулся! – сказала толстушка. – Привет. Как ты?

– Ни… ничего, спа… спасибо…

– Вот видишь, воспитанный.

– Ну да, – с сомнением в голосе произнесло существо в свитере.

– Вы кто? – спросил он, морщась от головной боли.

– Мы? Я Наполеон.

– Кто?!

– Бонапарт, – пояснила толстушка и повернулась в профиль, заложив руку за борт воображаемого сюртука.

– Бо… Бонапарт?

– Ну да. Вот это – Киви и Дуся, а это – Гамлет и товарищ Шариков.

Он с трудом сел, чувствуя, что ум заходит за разум. Ну с товарищем Шариковым все ясно: лохматая дворняжка радостно скалила зубы и молотила хвостом. Гамлет – черный кот с белой искоркой на груди – был явно и определенно беременным. Существо в бесформенном свитере носило совершенно неподходящее имя Дуся. И еще крыса, которую почему-то звали Киви. Просто зоопарк какой-то.

– Хочешь кофе? Пошли на кухню.

Все, не мешкая, удалились. Последней, подозрительно оглядываясь, ушла кошка по имени Гамлет.

Ничего по-прежнему не понимая, он с трудом поднялся – процесс занял массу времени и потребовал приложения нечеловеческих усилий – и поплелся на запах кофе. Кухня оказалась очень маленькой и светлой, а на окне висели разноцветные стекляшки на леске, сверкавшие на солнце и пускавшие вокруг радужные блики. От блеска у него еще больше заломило в висках. Кошка Гамлет сидела на подоконнике и умывалась, товарища Шарикова и Наполеона не было видно, а создание с крысой на плече мрачно разливало по чашкам кофе.

Щурясь от обилия света, он разглядел за окном голые деревья и несколько белых многоэтажек – типичный пейзаж московского спального района. По небу быстро плыли серо-лиловые облака. Ноябрь, что ли? Или март? Какой сейчас месяц-то? Куда он попал? И почему та странная девица называла себя Наполеоном, а беременную кошку – Гамлетом? Надо бы выяснить, как он здесь оказался.

– А почему кошку зовут Гамлет? – спросил он.

– Ну не сразу народ понял, что кошка. Думали, кот.

– А почему Наполеон?

– Ей так нравится. Считает, что похожа. Особенно в профиль. Не заметил? А вообще-то Ира. Пошла с собакой гулять. Еще вопросы есть?

Создание поставило перед ним чашку с кофе, который оказался горячим и в меру сладким. Именно это ему сейчас и было нужно.

– Спасибо, Дусенька.

– Какая я тебе Дусенька?

– А как же?

– Я Киви. А Дуся – вот она, крыса.

– Извини, я не понял. Но почему ты Киви?

– А что, нельзя? Ирка – Наполеон, я – Киви. А тебя-то как зовут?

– Меня?

И тут он вдруг похолодел, а стены снова угрожающе заколыхались вокруг: он не помнил, как его зовут! Он не помнил вообще ничего: ни имени, ни фамилии, не говоря уж об отчестве. Ни адреса, ни профессии, ни возраста. Никакого представления вообще, кто он такой! От ужаса потемнело в глазах, и он почувствовал, что теряет сознание…

– Эй! Эй, ты что?

Перед ним загадочно мерцали глаза – золотисто-коричневые с темными ободочками, они были окружены длинными ресницами и сияли, как звезды. Медовые глаза…

– Твои глаза – цвета гречишного меда…

– Ну вот, очнулся. – Киви выпрямилась: не в силах поднять его с пола, она просто помогла ему сесть и плеснула в лицо водой. – Что это ты? С тобой все в порядке?

– Нет. Со мной все не в порядке, – сказал он, вытирая рукой мокрое лицо. – Представляешь, я ничего не помню. Совсем ничего.

– Что такое гречишный мед, ты помнишь?

– Вот только это и помню. А все остальное – нет. Ни – кто я, ни что – я, ни – где я… И кстати, где это я?

– Ты у Наполеона. То есть у Иры. Ира Кольцова, моя подруга. Она тебя вчера вечером подобрала на улице.

– На улице?

– Ну не совсем на улице. Короче, ты сидел на лавочке у ее дома и засыпал. Холодно было. Она тебя пожалела и подобрала. Не помнишь?

– Не помню. Я что, пьяный был?

– Не знаю. Ирка говорит, вроде не пахло. Она решила, тебе плохо. Она такая: всех подбирает. Кошек, собак, крыс. Теперь вот мужика подобрала.

– Боже! А где это все находится?

– Что – все?

– Ну, эта улица, где она меня подобрала?

– Где эта улица, где этот дом! Улица Строительная, дом двенадцать. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Нет, ни о чем.

– Что же с тобой делать?

Киви мрачно смотрела на него своими медовыми глазами. В коридоре загрохотало: Наполеон и Шариков вернулись с прогулки.

– Наполеон, что с ним делать? Он ничего вспомнить не может и в обмороки падает. Я тут с ним не останусь. Ни за что.

Наполеон, отбиваясь от Шарикова, ввалилась в кухню. Кошка раздраженно зашипела, а крыса, до этого шуровавшая в мусорном ведре, ловко залезла Киви на плечо.

– Может, ему давление померить?

– Думаешь, поможет? – скептически возразила Киви.

– А вообще, надо Катерине звонить.

– Вот ты и звони.

– Ладно, я позвоню, а ты померяй все-таки ему давление.

– Закатай рукав, – попросила Киви.

Он послушно закатал рукав белой рубашки, а Киви ловким движением приладила манжету и уставилась в монитор. Крыса тоже смотрела. У нее – у Киви, а не у крысы – были маленькие, совсем детские пальчики с коротко постриженными ноготками без маникюра. Он смотрел, как она хмурит брови, как двигаются пальчики, как дышит белое горлышко за высоким воротником свитера, такое тонкое и беззащитное, как бьется на нем синяя жилка, как шевелятся губы в такт биению его сердца… Вот придурок… Только что, можно сказать, восстал из небытия, а туда же – пальчики, губки! Идиот.

– Сто двадцать на восемьдесят. Как у космонавта. Стало быть, инсульт тебе не грозит.

– Ты что, врач?

– Я – нет. Врач скоро придет. Я надеюсь.

– Я дозвонилась, – вернулась взволнованная Ира-Наполеон. – Катерина сейчас прибежит. Ну, как он?

– Клиент скорее жив, чем мертв.

– Послушай, На… Наполеон, расскажи поподробнее, как ты меня нашла, а? Ира присела на табуретку, задумалась и торжественным тоном произнесла:

– Смеркалось…

– Наполеон! – одернула ее Киви.

– Киви, правда же, смеркалось! Я иду с Шариковым, а он – то есть ты – сидишь на скамеечке у нашего дома, смурной такой, в одной рубашке и галстуке. А холодно было. Я говорю: «Молодой человек, вы где живете-то? Давайте провожу, а то замерзнете!» А ты засыпаешь на ходу… Ну, я к себе и привела. А то бы замерз.

– Послушай, а больше у меня ничего не было с собой? Ни куртки, ни портфеля, ничего?

– Нет, все, что было, – при тебе.

Он оглядел себя: мятая рубашка, не менее мятые брюки, несвежие носки. Он проверил карманы, в них – ничего. Ни документов, ни ключей. Что же с ним произошло? При малейшем усилии что-нибудь вспомнить в голове гудело, как в пустой бочке.

– Слушай, а как это, когда совсем ничего не помнишь, а? – Ира разглядывала его с интересом.

– Наполеон! – Киви опять шикнула на подругу, отличавшуюся, как он уже понял, удивительной непосредственностью.

– Киви, интересно же!

– Интересно ей, – проворчала Киви, доставая сигарету.

Он прислушался к собственным ощущениям и поёжился:

– Голова пустая. Только сквозняк гуляет.

– Ужас! – ахнула Наполеон, а Киви, мрачневшая на глазах, спросила:

– И что будем делать? Может, его в полицию сдать?

В полицию ему как-то совсем не хотелось. Ему смертельно хотелось домой. Принять душ, побриться, переодеться, поесть, наконец. Но где этот дом? Черт, что же это такое?

– Не надо меня в полицию, пожалуйста! Можно, я тут у вас немножко посижу? Должен же я что-нибудь вспомнить?

– Киви, ну ты представляешь – в полицию! Они же пристанут: кто, что, откуда, почему? – заволновалась Наполеон. – А у меня поезд через три часа. И потом, мне он кажется вполне приличным человеком.

– Приличным! Приличные люди в одних рубашках зимой не бегают и на скамейках не спят. А ты тоже. Вызвала бы ему «Скорую», и все дела.

Киви была в ярости. Целую неделю она жила предвкушением грядущей свободы: Наполеошка уедет, и она останется наконец одна – кошки-собаки не в счет. Такое счастье – никто не давит на психику, никто не пристает. Можно делать что угодно! Ничего такого особенного она делать не собиралась, но возможность порыться всласть в книгах, поваляться на диване, посмотреть спокойно видео, послушать любимую музыку и даже немножко потанцевать под нее – все это было так заманчиво. А тут – на тебе! Конечно, она подозревала, что с Наполеошкой все гладко не пройдет, но чтобы такое!

Жизнь у Киви была не слишком веселая. Обычно она до последнего сидела на работе, а потом каталась в метро, уткнувшись в книжку или электронную читалку. Иногда заходила в торговый центр около дома и бродила там, разглядывая витрины. Летом можно было просто погулять по улицам, но осенью и зимой, когда рано темнеет, да и вообще холодно, торговый центр был спасением. Обычно она звонила оттуда или от метро Ире-Наполеону, и та, выгуливая Шарикова, провожала ее до подъезда.

Дома Киви быстренько ужинала, стараясь не попадаться на глаза матери, если в холодильнике еще оставались купленные ею самой йогурты или сыр. Она давно питалась сама, в основном фастфудом – совсем отделилась от родителей после очередного скандала. Потом она скрывалась в своей комнате, включала ноутбук и, нацепив наушники, отрешалась от происходящего в квартире. А происходить там могло все, что угодно – от внезапной перестановки мебели до бурного выяснения отношений с рукоприкладством: отец время от времени запивал, и мать учила его уму-разуму. Да и комнатку, где она ютилась, Киви с большой натяжкой могла назвать своей: мать заходила когда хотела и наводила собственный порядок. Такой же порядок она пыталась наводить и в жизни своей никчемной дочери, но Киви не давалась. Вот и вчера – в очередном припадке любви к «дочуне» мамаша попыталась осчастливить Киви новой трикотажной кофтой ярко-красного цвета. Все немногочисленные одёжки Киви были серые либо чёрные, поэтому красная кофта с воланами никак не вписывалась в ее гардероб. Она вообще старалась одеваться неброско и выглядеть как можно более незаметно, чем ужасно раздражала мать:

– На кого ты похожа? От людей стыдно. Что это такое? Не девушка, а… поганка какая-то. Кто тебя замуж возьмет?

– А я и не собираюсь замуж! – выкрикнула Киви в ответ. Она привыкла к ругани, но «поганка» обидела ее ужасно. – На себя посмотрела бы.

Мать невольно обернулась к зеркалу и окинула взглядом свою мощную фигуру и наряд: темно-синюю юбку и лиловую кофточку с ярко-розовыми и белыми хризантемами, дополнительно украшенными блестками.

– Галюнечка, ну что ты кричишь на девочку! – встрял слегка поддатый отец, который обожал свою дочь. – Ей все к лицу. Я уверен, что мальчикам она нравится.

– А ты вообще молчи! Понимал бы что. Ладно, не хочешь такую красивую кофту – не надо. На работе продам. Стараешься для нее, стараешься. Никакой благодарности.

– А ты не старайся. Оставь меня в покое раз и навсегда. Я сама разберусь.

– Как же, разобралась одна такая. Нет, вы только посмотрите на нее! Мышь серая.

– Галюнечка, ну что ты… – опять влез отец.

– Не встревай! Ты мусор вынес? Ладно, пошли ужинать. Мышь, ты идешь?

– Я попозже поем.

– Ага, йогурты свои будешь лопать? И так худая – одни кости, без слез не взглянешь. Ну, пойдем, не капризничай. У нас сегодня курочка, запеченная на картошечке, жирненькая такая. Капустки достану квашеной, помидорок. Пойдем, дочунь.

– Не надо мне твоей курицы! Опять станешь куском попрекать…

– Ну и сиди на йогуртах. Скоро вообще одна тень останется.

И мать выплыла из комнаты, а отец, виновато улыбнувшись, быстро чмокнул дочку в макушку и побежал следом. Дочка всхлипнула – редкая отцовская нежность пробивала сквозные дыры в ее защитных доспехах. Киви была очень похожа на отца, только характером потверже, поэтому с бо́льшим успехом противостояла сокрушительному материнскому напору. Утром Киви с огромным облегчением сбежала из дому к подруге, где ее ждал сюрприз в лице таинственного незнакомца…

Раздался звонок в дверь. Шариков залаял и ринулся в прихожую, крыса юркнула под плиту, а кошка Гамлет насторожила уши.

– Ура! – закричала Наполеон.

– А это еще кто?

– Это обещанный врач, Катерина Полякова! – ответила Киви, тоже слегка оживившись.

Катерина ворвалась как цунами. Она была рослая, пышная и жаркая: куртка нараспашку, белый халат расстегнут, в вырезе розовой кофточки видна сдобная грудь, слегка прикрытая фонендоскопом.

– Ну, что тут у вас?

– Кать, представляешь, он ничего не помнит! И в обморок упал почему-то. Я давление померила – ничего особенного, сто двадцать на восемьдесят.

– Понятно. Что пили, товарищ?

– Да не помнит он ничего!

– Не помню я ничего…

– Так, давайте всё сначала.

– Ну, в общем, Наполеошка вчера вечером гуляла с Шариковым. Видит – на лавочке сидит этот товарищ и пытается прикорнуть. На улице – мороз, а он в одной рубашоночке.

– Ага, хорошенький такой!

– Ну ты Наполеона знаешь. Короче, она привела его домой. Говорит, спиртным от него не пахло. Ночь он проспал, а утром – вот, ничего не помнит.

– С ума от вас сойдешь! Как можно приводить домой совершенно незнакомого человека, да еще в непонятном состоянии? Ладно, Наполеон, а ты-то куда смотрела?

– Я тут при чем? – взвилась Киви. – Я только утром пришла. Наполеошка в Питер уезжает, Пифагор в Лондоне, а меня она вызвала за зверьем присматривать.

– Хорошенькое приобретение для вашего зоопарка. Вот только такого зверя вам и не хватало. Хотя бы Пифагор дома был!

– Ты не знаешь Пифагора? Наполеошка снежного человека приведет – он не заметит.

– Это верно. А если бы он умер тут у вас? «Скорую» ты не догадалась вызвать?

– Кать, ну не умер же, – возразила Ира-Наполеон, которая все это время растерянно переводила взгляд с одной подруги на другую. – А «Скорую»-то зачем? Просто человек выпил и спать хотел…

– Выпил! Ты же говоришь: не пахло? А вдруг он наркоман?

– Да нет, не похоже.

– Не похоже! Много ты видела наркоманов? А если он маньяк?

– Послушайте, девушки. – Предполагаемый маньяк наконец опомнился и прорвался в бурный девичий спор. – Нельзя же так. Я, конечно, ничего не помню, но пока все слышу и даже что-то понимаю. Никакой я не маньяк. И не наркоман. Даже не алкоголик.

– Откуда вы знаете? Вы же не помните ничего.

– Я уверен.

– Уверен он…

– Ну откуда, откуда я могла знать, что он утром ничего не вспомнит? – всхлипнула Наполеон. – Я думала, выспится и уйдет себе. Что нам теперь делать-то?

– Наполеон, не реви. Ну-ка, больной…

– Я не больной.

– А какой? Здоровый, что ли? Дыхни-ка. Скажи: «А-а-а-а». Направо посмотри, теперь налево… теперь вот сюда…

Катерина ловко произвела осмотр, ощупала голову и шею, потом, развернув к свету, заглянула в глаза.

– Раздевайся. Ну, рубашку сними. Наполеошка, отвернись. Не видишь, человек стесняется. Та-ак. Ссадин и гематом нет, следов уколов нет… Давай-ка еще раз давление померяем. Теперь послушаем. Дыши. Не дыши. Какой сегодня день недели? Ладно, я и сама не знаю. А число? Месяц какой сейчас? Не помнишь. А год? Ясно. Сколько будет семью восемь? Правильно. В больницу ты не хочешь?

– Не хочу.

– Ну да, без документов тебя и не возьмут. Нет документов? Нет. А в полицию?

– Тем более не хочу. Чем мне полиция поможет? Послушайте, я, конечно, ничего не помню, но я приличный человек. Мне так кажется.

– Ну ладно. На алкоголика ты не похож, на наркомана тоже. Но все-таки что-то ты принял такое… своеобразное, что тебе память отшибло. Хорошо бы, конечно, томографию сделать… Вдруг у тебя… Ладно, будем надеяться, что нет ничего такого. Пожалуй, анализ крови помог бы прояснить ситуацию… Хотя… Да, уже порядочно времени прошло. Ну ладно, попробуем что-нибудь сделать. Я вернусь через полчасика.

– Кать, так что с ним такое? – волновалась Наполеон.

– Ретроградная амнезия, похоже. Из-за чего, пока неясно.

– А это пройдет?

– Будем надеяться.

– А когда? Когда я все вспомню? – Он с волнением смотрел на Катерину.

– Трудно сказать. В любой момент.

– Может, его по голове стукнуть? – предложила Киви весьма кровожадно.

– Вот спасибо! – Он обиженно взглянул на Киви, которая скорчила ему рожицу.

– Боюсь, не поможет. Ну что, мальчики-девочки? Когда Наполеон уезжает?

– Сейчас.

– А возвращается?

– Через четыре дня.

– А Пифагор?

– К Новому году.

– Киви, тогда придется вам с подкидышем как-то продержаться до возвращения Наполеона, – сказала Катерина, внимательно глядя на насупившуюся Киви. – Ты выдержишь? Деться ему некуда, как я понимаю.

– Да пусть он тут остается. А я домой пойду. – Киви совсем расстроилась.

– Нет, один я тут ни за что не останусь. Лучше уйду.

– Да куда ж ты пойдешь? Без документов, без памяти! Полиция тебя сдаст в психушку, и все дела.

– Я не хочу в психушку, – испугался он.

– Киви, одного его лучше не оставлять. Мало ли! Так-то с виду здоровый, но кто его знает. А ты «Скорую» в случае чего вызовешь. Или мне свистнешь. Потерпи, а? Я кое-что выясню пока по своим каналам. А ты, товарищ беспамятный, веди себя прилично. У меня муж – сотрудник МВД, понял? И чашечку эту я с собой возьму, там отпечатки. Проверим еще, такой ли ты приличный, каким кажешься. Ну-ка, улыбочку! – И Катерина шелкнула мобильником, сфотографировав «товарища беспамятного».

Наконец она отхлынула. Шариков зевнул с подвываньем, а кошка Гамлет, презрительно дернув хвостом, плавно перешла с подоконника на стол и свернулась клубочком. Он машинально погладил ее по голове, и кошка замурлыкала.

– Ну вот, включил шарманку, – пробормотала Киви и отвернулась к окну, явно собираясь заплакать. – Просто черт знает что…

– Киви, прости меня, пожалуйста! – захныкала Наполеон. – Не могла же я оставить его на улице морозной ночью. А зато как интересно. Амнезия у человека. Прямо как в кино.

– Ага, бразильский сериал. Если ты такая добренькая, так и оставайся с ним тут, а я пойду.

– Ну, Киви! Ну, заинька! Ты же знаешь, у меня уже билеты куплены, и вообще меня там ждут. А он совсем безобидный. И даже вполне симпатичный, ты посмотри.

– Я безобидный. И очень даже симпатичный.

– Мне кажется, вы себя переоцениваете. – Киви раздумала плакать и закурила.

– Киви, а вдруг он – наследник миллионера и его хотели устранить конкуренты, а?

– Ну да, вылитый миллионер. Просто Рокфеллер.

– А вдруг он, например… хакер! И нашел код доступа к Центральному банку США? И за ним охотится…

– ФБР! Или ЦРУ? – засомневался «хакер». – А вдруг я вообще шпион?