В принтере кончилась бумага. Грета скользнула взглядом по столам, заглянула на всякий случай в тумбочку. Можно, конечно, попросить пачку взаймы в регистратуре, но отношения с регистраторшами не заладились с самого начала ее работы, еще до того, как в больнице начался ремонт. Теперь же, когда бухгалтерию временно переселили во вторую комнату регистратуры, которую они использовали не только как архив, но и как бытовку, между бухгалтерией и регистратурой просто искрило. А уж после того, как им не вручили эти несчастные конфетные коробки на День медицинского работника… Словом, придется идти в больницу, лазить под строительными лесами, пачкаться побелкой и выслушивать брань отделочниц.

– Екатерина Сергеевна, я за бумагой. Еще что-нибудь прихватить?

Екатерина Сергеевна оторвалась от компьютера, открыла рот и снова его захлопнула. Видимо, мысли ее прошли по тому же маршруту: бытовка – конфеты.

– Да нет, Ритуля, ничего не надо. Хотя… если можно, занеси документы на подпись главврачу. Вот папочка.

Сунув папку с документами в пакет, Грета вышла в регистратуру. Час был предобеденный, в регистратуре – ни души. Упорно звонил телефон. В бытность свою старшим регистратором Татьяной Ивановной она бы за такое взгрела всех. Да и сейчас с трудом сдержалась. Но трубку все-таки схватила.

– Поликлиника.

– Девушка, нельзя ли пригласить Кожевникову Татьяну… не знаю, как ее по отчеству, – голос мужской, явно человека немолодого.

– А кто ее спрашивает? – вырвалось у Греты невольно.

– Я ее земляк. Она мне нужна по личному вопросу.

Земляк… Кто-то приехал из Утятина? Зачем? И почему звонит в поликлинику, а не домой? Нет, тут что-то не то.

– Вы откуда звоните? Из Утятина?

– Таня?

– Нет, я ее племянница.

– А где Таня?

– Может быть, вы все-таки представитесь?

– Я Наппельбаум Борис Аркадьевич.

– Наппельбаум?

А, вот оно что. Это двоюродный брат Руины, какая-то родня Ирки Наппельбаум. Ему, наверное, лет сто. И вовсе он не из Утятина, а из Уремовска. Переехал в Успенск еще раньше Татьяны Ивановны. Что ему понадобилось? Не к врачу же записаться, он какой-то крутой ювелир с большим авторитетом в криминальных кругах.

– Борис Аркадьевич, Татьяна Ивановна умерла в прошлом году. Если я могу быть вам чем-нибудь полезной…

Молчание. Да не должен старик расстроиться, мы едва ли были знакомы!

– Борис Аркадьевич, я здесь оказалась случайно. Если у вас появятся какие-нибудь вопросы, запишите мои телефоны. Зовут меня Маргарита Гỳстовна Пурит. Можно без отчества.

– Спасибо, милая Маргарита. Я несколько ошарашен этой прискорбной вестью. Если позволите, я перезвоню через два-три часа. По какому из телефонов вас удобнее спросить в это время?

– Лучше по сотовому.

Грета положила трубку и пошла к выходу, который загораживала грузная фигура Анны Ивановны, нынешней старшей регистраторши.

– Рита, что за дела у тебя с мафией?

– Да будет вам, Анна Ивановна! Дедушке лет сто. Какая мафия?

– А то ты не знаешь, что он смотрящий по нашему району. Ну-ка, признавайся, шашни завела с бандюганом?

– Не выдумывайте. Я этого дедушку в глаза не видела. Знаю, что еще при Хрущеве сидел он по экономическому преступлению. Теперь это бизнес.

– А зачем ему звонишь?

– Это не я ему, это он в регистратуру звонил, где ему ответить было некому.

– Еще критиковать будешь, соплячка! – Анна Ивановна покраснела от негодования. – Работаешь тут без году неделя, а туда же, командовать.

Она еще что-то бубнила вслед, но Грета уже шла к выходу. «Ну вот, еще один конфликт». Не ладились у нее отношения в коллективе. Грета их всех знала как облупленных, а они пытались что-то из себя изображать. И обижались каждый раз, когда новый бухгалтер не велась на их уловки. Эта Анна Ивановна тоже прикидывалась лучшей подругой Татьяны Ивановны и пыталась втереться к Грете в дом. Что она пыталась выяснить о сопернице после ее смерти, непонятно, да и не очень хотелось знать. Поэтому на ее намеки на то, что не мешало бы пригласить старых друзей покойной тетки домой на чай и воспоминания о былом, сделала очень наивную мину и ответила: «Да, тетя Таня говорила, что вы давно мечтали занять ее должность». Можно было бы, конечно, стерпеть. Но сплетничать Анна Ивановна не перестанет в любом случае. Так что не стоит себя ломать.

Назад она возвращалась не скоро. Долго пришлось ждать в приемной, даже позвонила Екатерине Сергеевне, не оставить ли бумаги у секретарши. Но главбух велела дождаться начальства непременно, а на обед пойти, когда освободится.

– Рита, ты, говорят, любовница дона Карлеоне? – встретила ее с порога вопросом кассир Наташа.

– Да, – неостроумно ответила Грета. – У нас в Сицилии все такие.

– Маргарита, что за дела? – вступила Екатерина Сергеевна. – Анна Ивановна на хвосте принесла, что ты Наппельбауму звонила.

– Не я звонила, а он. И не мне, а Татьяне Ивановне.

– Покойнице?

– Так он не знал, что она умерла.

– Они что, знакомы были?

– Шапочно. У него родня в Утятине. Наверное, что-то хотел передать.

– А что передать?

– Так мне-то он ничего не поведал.

– Анна Ивановна сказала, что ты ему свои телефоны дала.

– Ну, дала. Я ведь на днях в Утятин памятник повезу. Вот и прихвачу посылочку для Ираиды Семеновны. Все, пошла я обедать.

Ох, бабье царство, до чего же любопытные. И этих не пошлешь, как Анну Ивановну.

Часа в три раздался звонок. Номер не определился.

– Маргарита, это Наппельбаум.

– Да, Борис Аркадьевич, – ответила Грета и тут же пожалела: все дамы бухгалтерии сделали стойку.

– Мне надо встретиться с вами. Я в последнее время прибаливаю. Не будет ли нескромностью с моей стороны, если я попрошу вас зайти ко мне? Я пришлю за вами машину.

Если не любопытство коллег, она бы от этой встречи вежливо отказалась. Но, когда что-то осуждают, хочется сделать назло.

– Я заканчиваю работу в пять. Машину присылать не надо, с удовольствием пройдусь пешком. Говорите адрес.

Назавтра коллеги даже не пытались делать вид, что работают.

– Я что, опоздала? – демонстративно взглянув на часы, спросила она. И сама же ответила. – Нет, еще без пяти.

Ни о чем спросить они не успели. Вошли две врачихи, недовольные начисленной зарплатой, и Грета усадила их к столу. Разбирались долго и нудно.

Освободившись минут через пятнадцать, она поглядела на изнывающих от любопытства женщин и сказала:

– Да ладно вам. Скажу сразу: если Наппельбаум – крестный отец мафии, то я – владелец заводов, газет, пароходов. Квартира на первом этаже пятиэтажки. Окна пластиковые, кондиционер. Мебель старая. Самому лет под 90. Всё.

– А что хотел?

– Да что я и думала. У Ираиды Семеновны юбилей, хочет передать ей презент.

– Какой?

– А я знаю? Просил позвонить, как соберусь.

– Он один живет?

– Ей-богу, не знаю. Я никого не видела. Что, надо было поинтересоваться?

Женщины еще что-то спрашивали, получая в ответ «не видела, не знаю». Грета подвела итог:

– Или есть еще один Наппельбаум, сын, например, или старичка оболгали. Или он зиц-председатель мафии…

Назавтра позвонили из мастерской. Памятник был готов. Грета начала операцию по выбиванию отпуска.

В столовой она подсела к кассиру Наташе.

– Как ты думаешь, отпустят меня в отпуск по графику?

– А когда у тебя по графику?

– В декабре.

– Не, не получится. Ревизия КРУ, годовой отчет. Никого не отпустят.

– Так. В январе, значит, тоже…

– Само собой.

– А в феврале у меня сессия.

– Ты что, учиться поступаешь?

– Понимаешь, какое дело. Мне тетки, которые в Латвии живут, на учебу в институте денег обещают. Заплатить надо не позже декабря. Загранпаспорт будет готов не раньше конца августа–начала сентября. Ну, ладно, перехвачу у знакомых, а потом съезжу в Даугавпилс и верну. Главное, отпуск в запасе. Пойти раньше меня никто не заставит.

Всё. Теперь пойдут интриги.

В результате Екатерине Сергеевне потребовалось отдохнуть в августе; Наташе – в сентябре, сына в первый класс водить; Любовь Самойловна собралась идти в октябре; в ноябре и декабре вообще никому нельзя уходить. Короче, иди, Маргарита в отпуск со следующей недели.

– Хоть бы предупредили! И почему прямо не завтра?

– Именно завтра. Чтобы к начислению августовских зарплат успеть.

Надув губы и хихикая в душе, Грета села начислять себе отпускные.

Вечером, когда все уже начинали складывать дела, в бухгалтерию заглянул водитель Витя, с которым Грета собиралась ехать в Утятин устанавливать памятник.

– Маргарита, когда едем?

– Ой, Витя, извини, замоталась, не предупредила. Меня в отпуск отправляют. Так что поездка отменяется.

– Чем тебе отпуск помешал, чтобы родным памятник поставить? – вмешалась в разговор Екатерина Сергеевна. – Поезжайте да устанавливайте.

Главбух, как всякая стареющая женщина, любила сватать. К Вите она благоволила, и очень хотела свести его с Гретой.

– У меня попутка нашлась. Утятинские предприниматели товар в Москву привезли, назад почти порожняком возвращаются. Они и памятник, и меня заодно прихватят.

– Так мужская помощь все равно нужна.

– Они и установят. А потом я к знакомым поеду, у них погощу, раз уж отпуск.

Звякнула эсэмэска. Грета взглянула на телефон и стала собираться. Витя сказал:

– Я провожу?

Грета замотала отрицающее головой:

– За мной заедут!

Тут телефон зазвонил. Сима:

– Грета, какие у тебя планы на выходные?

Удивительно, но с медсестрой Грета сдружилась. Они перезванивались, иногда встречались, один раз даже посетили ночной клуб.

– Ты что, с мужем полаялась или с бабкой?

– С обоими, – вздохнула Сима. – Как всё обрыдло!

– Слушай, я сегодня уезжаю. Попутка подвернулась, памятник отвезти. Если тебе невмоготу, я Ирине Михайловне ключ оставлю. Приезжай завтра с Сашенькой, отдохни от своих, да и они заодно от тебя отдохнут. В холодильнике полный обед, вам двоим на выходные хватит. А? Нет, вернусь я не скоро. Остановлюсь у знакомых, буду на озеро ходить, загорать, купаться. Да, в отпуске. Так получилось. Ну? Отлично!

Грета кинула трубу в сумку, сказала всем «до свидания» и скользнула в дверь. Услышала шипенье Екатерины Сергеевны «Иди за ней» и шаги Вити, но не притормозила, а выскочив на крыльцо, завертела головой. На углу стоял джип с тонированными стеклами. «Вот идиоты», – подумала она и повернула к машине. Из-за руля выбрался Руслан и открыл для нее заднюю дверь. Последнее, что она видела – это Витя, притормозивший на полпути, и вся ее бухгалтерия, кучкой стоящая на крыльце поликлиники.