Медовый месяц завершился досрочно

Время к полудню, солнце жарит неимоверно. Всё-таки плохо, что на улице Чирка почти не осталось деревьев. Раньше хоть по одной стороне тополя стояли. Но, когда проезжую часть расширяли за счёт газона, их почти все спилили. Наталья Алексеевна доковыляла до пыльных кустов черёмухи у забора детского сада и поставила пакеты на траву. Во дворе гомонили ребятишки. Она вздохнула при мысли о том, как там Сашенька с отцом и мачехой, и машинально поправила косо висящую створку закрытой изнутри калитки. Что-то знакомое во дворе мелькнуло. Она приникла к щели, выдохнула: «Ну, ни фига себе!» и заколотила в калитку. Как ни странно, охранник оказался рядом и открыл почти сразу. Она хмуро поздоровалась с ним, занесла пакеты во двор, приткнула их к забору и засеменила к игровой площадке. Поздоровалась с Ольгой Васильевной и присела на скамейку рядом с ней.

– Саша Трашкина, за тобой бабушка пришла! – заголосила Люба Киселёва.

Вся группа развернулась. Саша нога за ногу отправилась к скамейке, несколько ребятишек тоже двинулись за ней. По праву соседства и давнего знакомства первым разговор завёл Вася:

– Баб Наташа, ты ведь не отдашь Сашу в Архангельск?

Наталья Алексеевна поперхнулась. Эта болтушка уже в детсаде рассказала об Архангельске, об отце и мачехе! Да, об Архангельске, наверное, она сама не раз отзывалась неодобрительно, в том числе и при внучке. Так получилось, что Наталья Алексеевна там побывала дважды, и оба раза в апреле: пять лет назад, когда Сашенька родилась, и два года спустя, когда Монику хоронили. Первый раз провела там месяц, пережив изрядные морозы и затем начавшуюся распутицу, а второй раз все три дня запомнились ей непрекращающейся метелью. Вспомнила, как стояла у гроба, держа под руку внука, и всё никак не могла настроиться на соответствующие моменту мысли, переживая, как будут откапывать занесённую снегом могилу. А оказалось, что ритуальщики прикрыли вырытую накануне яму досками и постелили сверху брезент. Господи, и так настроение никуда, а тут ещё воспоминания о заснеженном этом кладбище со странным названием Валдушки.

– Вася, Архангельск – большой город, не то, что наш Утятин. Там морской порт, корабли плавают, ещё аэропорт есть, самолёты летают. Там театры, музеи, университеты. Только лето там короче, чем у нас, зато зима длиннее. Папа Сашин там всю жизнь живёт, ему нравится. Может быть, и ей там понравится, это ведь её родина.

– Не понравится, – заныла Саша. – Ну, бабушка, ну, разреши мне не ехать с папой и этой тётей Галей!

Наталья Алексеевна горестно вздохнула. Ах, кто бы знал, что она сон потеряла с тех пор, как внук внезапно позвонил, что едет в гости с молодой женой, а по приезде эта Галя заявила, что приехали они за Сашенькой, что ребёнок должен жить в полноценной семье, а не с прабабушкой. Умом-то она понимает, что невестка права, но как разрывается её сердце при мысли о расставании с кровиночкой!

– Дети, кто главный в вашей жизни? Мама и папа, – сказала она Сашиной банде. – Пока вы маленькие, они за вас отвечают. И они решают, где и с кем вам жить.

– Нет, – возразил Вася. – Кто самый старший, тот самый главный. У нас самая главная баба Паша. Её все слушаются, даже баба Тася. А ты тоже прабабушка, поэтому в вашем доме главная. Скажи дяде Лёне, чтобы уезжал!

– Сравнил, – грустно усмехнулась Наталья Алексеевна. – Твоя прабабушка Паша не только в семье старшая, она во всём Утятине самая старшая. Участница войны, ровесница английской королевы. Кто бы её не послушал! А я… конечно, я не хочу с Сашей расставаться. Но решать будет папа!

– Баба Наташа, а если Саша будет плохо себя вести, им же не нужна будет такая доченька? – спросила Люба.

– Ну, ты додумалась, – улыбнулась старуха. – Тогда-то папа точно скажет, что бабушка не умеет внучку воспитывать, и надо Сашу срочно отсюда забирать!

Саша заревела, вслед за ней захлюпали носом ещё две девочки, засопел Вася.

– Ладно, ребята, ещё ничего не решено. Кто тебя одевал? Ну-ка, руки вниз, – она развернула красную футболку на внучке.

– Точно! А я думаю, куда карманы пропали, – засмеялась Саша.

– А они у тебя на ж… были, – басом сказал Вася.

– Кому-то мы будем язык с мылом мыть, – покачала головой Ольга Васильевна.

– А кто тебя в садик привёл, Саша? Я ж тебя дома оставила.

– Я сама! Они все куда-то ушли. Ну, я и пошла тоже!

– Ты через дорогу одна переходила?! Поэтому ты таким светофором вырядилась?

– Ребята, ура, придумала! Давайте играть в светофор, – запрыгала Люба. – Саша будет на дорожке стоять, а мы мимо ездить. Чур я буду автобусом!

– Ну, какой из тебя автобус, Люба? Ты «Шкода», – засмеялся охранник.

Наталья Алексеевна ещё выяснила у внучки, что папа ушёл с каким-то дядькой, что тётя Галя сказала Саше сидеть, а потом будут завтракать, а сама ушла с телефоном. Саша посидела одна, а потом заскучала и пошла в садик. А шорты у неё вчерашние зелёные, а футболку красную она вытащила из шкафа, а панамку надела жёлтую. А что, весёленько так!

Получается, что из дома Саша ушла не менее, как два часа назад. И за это время Лёня и его жена пропажи не заметили и не позвонили ни в сад, ни бабушке. Наталья Алексеевна обозлилась, но и заволновалась: вдруг что-то случилось? Набрала внука – недоступен, его жену – звонок проходит, но трубку она не берёт. И старуха бросилась к воротам. По дороге ещё дважды ставила пакеты с продуктами на траву, передыхая и снова набирая их телефоны. Ещё она думала, как выскажет молодым, что нельзя так безответственно относиться к ребёнку, но уже понимала: что-то случилось дома.

У соседских ворот стояла бабка Паша. Заведённая Наталья Алексеевна только поздоровалась и попыталась проскочить мимо. Но не тут-то было! Партизанка больно ухватила её за плечо своей тёмно-коричневой морщинистой кистью и сипло сказала:

– Стой! В дом с мильтонами пойдёшь!

– Что случилось?

– Стой, Наташа, стой…

Подъехала полицейская машина. Вышел сожитель Ольги Васильевны майор Огородников, кивнул, бабка Паша сказала:

– Там на ящики влезь у забора, – и открыла свою калитку. Буквально через минуту он вернулся, махнул своим: «На выход!» и повернулся к старухам:

– Простите, как вас? Наталья Алексеевна? Давайте зайдём к вам во двор.

– Что? – прошептала она, понимая, что её опасения подтвердились, и случилось что-то страшное.

Он вздохнул, взял её пакеты в одну руку, другой прихватив её за локоть, и повёл в калитку:

– А дальше?

Она сказала:

– За домом огород, – и взошла на крыльцо. – Открыто.

Они прошли через дом по коридору и вышли через заднюю террасу на огород. Ей сразу бросилась в глаза куча чёрного тряпья в углу у забора из бетонных плит, разделяющего участки её, Золотухиных и конторы Энергосбыта.

– Галя? Что с ней? Она… умерла?

Дальше она просто сидела на чурбачке, тупо наблюдая, как топчутся на грядках незваные гости, переговариваются, уточняют что-то у неё. Она что-то отвечала, даже один раз вставала и заходила в дом… зачем? А, покопалась в сумках Лёни и Гали, отдала паспорта полицейскому. Намного позже до неё дошло, что они считают, что это Лёня убил жену и сбежал. Вот тогда она немного пришла в себя:

– Лёня? Бред! Они поженились в прошлом месяце! И куда бы он, интересно, ушёл без вещей, без документов? Он здесь никого не знает.

– Ну, сгоряча выбежал, а потом вернуться побоялся. Найдём, – пожал плечами один из полицейских. Заглянул в паспорт и хмыкнул. – Да, три недели. Медовый месяц завершился досрочно.

– А вот я тоже думаю, что он не мог, – вдруг вступил в разговор один из понятых. Наталья Васильевна даже не знала, как его зовут, но жил он, вроде бы, на Базарной. Наверное, от реки с рыбалки его полицейские прихватили. – Лёня нашему малому комп собирал позавчера. Я же видел, как он работает! Он очень неторопливо и делает, и объясняет. Он основательный. Задушить и убежать – это псих-торопыга. А этот сначала обдумывает, потом делает. И руки у него…

– Что руки?

– Маленькие они, как женские. Весь он такой небольшой. Там же следы остались… ну, на шее? Вы бы померяли.

– Померяем, померяем, – недовольно пробормотал полицейский. – Все специалисты! А говорите, знакомых нет?

– Да на речке мы познакомились, на рыбалке! Ну, он сказал, что айтишник, а я рассказал, что у нас старое железо. А он сказал, что делать всё равно нечего, может посмотреть. И наладил всё, и малого поучил, и от денег отказался. Вот так, – а Наталье Алексеевне шепнул. – Вы бы адвоката наняли. Им же только бы кого схватить. Ивана Ивановича попросите, он из ихних, из бывших полицейских. Знает их уловки.

После того, как посторонние покинули её дом, в калитку протиснулась соседка Таисия Андреевна, дочь бабки Паши:

– Наталья Алексеевна, вы уж на бабку мою не обижайтесь. Галин телефон звонил за забором, а мимо неё ведь, спортсменки-юниорки моей, до сих пор муха не проскочит. Полезла на ящики поглядеть, ну и полицию вызвала!

– Ну что вы, я ей благодарна. Если бы одна зашла да всё это увидела…

Наталье Алексеевне очень хотелось остаться одной и собраться с мыслями. Хотелось найти Лёню. Но при соседке это было невозможно. Таисия Андреевна говорила, говорила, при этом тащила её через дом в огород, на террасе схватила тяпку и, ворча на неаккуратность полиции, принялась поправлять грядки. Срезала затоптанный лук: «Ничего, отрастёт!», матерясь, поправила дверь теплицы, заглянула туда, велела включить воду. Поймала её взгляд, направленный в сторону реки, и сказала:

– Лёню полиция ищет, это дело у них всё равно лучше, чем у вас, получается. Да и народ любопытствующий у наших домов топчется. Сидите дома, займитесь делами. Я Нинку свою предупредила, она Сашу вместе с Васей из сада к себе заберёт. А я покуда здесь побуду. Мало ли что…

Наталья Алексеевна по жизни суровая и нелюдимая, но слишком многим была соседям обязана, поэтому никогда не спорила с ними и не огрызалась. Зашла на кухню, вспомнила про продукты, что с рынка принесла, огляделась. Пакеты пустые. Всё разложено, что на полках, что в холодильнике. И когда умудрилась? Наверное, на автомате двигалась. Так же на автомате стала готовить борщ. Таисия вошла следом за ней и села чистить картошку. Рот у неё не закрывался. Она трещала о ценах на рынке, о том, что в «Селезне» в буфете очень вкусные чебуреки с сыром, что завтра на их улице отключат водопровод, что с утра несколько мужиков отравилось палёнкой, двоих даже пришлось в областную токсикологию отправлять…

– Вы меня слушайте, вы отвечайте. Нельзя обо всём этом думать, в отчаяние уйдёте. Самое страшное уже случилось, Лёню найдут, у нас тут не тайга. Тогда будем думать, как его защищать. Ну, ведь не мог он… ну, ведь вы его знаете…

Наталья Алексеевна подняла на соседку глаза, и та резко замолчала. Вот то-то и оно, ничегошеньки она его не знает! Поэтому и задумывается.

Зазвонил телефон. Мужской голос представился: «Огородников». И кто это? В Утятине этих Огородниковых как собак бродячих! Половина жителей носят три фамилии: Кожевниковы, Кузнецовы и Огородниковы. А он просил подойти к больнице опознать внука. Всё поплыло перед глазами. Таисия Андреевна, слышавшая этот разговор, выхватила у неё трубку:

– Сашка! Что с ним?.. Ах, живой? Так что ж ты так с пожилым человеком? Сейчас приедем! – сунула Наталье Алексеевне её телефон, вытащила свой, набрала. – Валера, ты дома? Подъезжай к воротам Трашкиной, надо её на опознание… да живой он, живой! Так, собирайтесь живенько, деньги с собой, документы… так, борщ доварился почти, дойдёт, остывая… да не тряситесь вы, живой он, только бухой…

Вышли за ворота. Обычно их улица малолюдна, но не теперь. Стояли кучками любопытствующие, больше женщины, конечно. Бесшумно подъехала прямо по тротуару чёрная машина соседа Кожевникова, потеснив зевак. Таисия Андреевна впихнула Наталью Алексеевну в заднюю дверь, обежала машину и села рядом с водителем.

– Молодец ты, Таська, что пешком не повела, – с одобрением сказал сосед. – Ишь, вороньё, слетелись как на падаль!

– Ну, не стоило, Валерий Андреевич… дошла бы и так… стыд глаза не выест, – бормотала Наталья Алексеевна.

– Да чего стыдиться, Наталья Алексеевна? Ещё ничего не известно, а они уже приговор подписывают!

Вот так они общались. Четверть века соседи, но она к ним только по имени-отчеству, и они к ней так же. С Кожевниковым они ровесники, жена его лет на восемь моложе, Таисия их всех старше. Между собой они Танька, Валерка и Таська. Но, конечно, они соседи с рождения, не привыкать же величаться.

В приёмном покое она увидела внука с воспалённым, красным как мясо лицом. Почему? Говорят, пьяный на солнце обгорел. Лежал в соснах за спортивным пляжем. Да не должен он быть пьяным! И дежурный врач, и полицейские ухмыляются. Наталья Алексеевна сдержанным тоном объясняет, что у внука на спирт аллергия, максимум, что он себе позволяет – это бокал красного вина. «Да вы понюхайте!» Да, от него невыносимо разит спиртом и какой-то химией. Но она продолжает настаивать, чтобы взяли кровь на алкоголь. И ещё на всякую химию. Её убеждают, что всё сделано в соответствии с состоянием внука, что были уже сегодня у них пациенты с отравлением некачественным алкоголем, но тут симптомы другие. А она настаивает, что тут не палёная водка, а какой-нибудь клофелин. Тут Лёня глаза открывает, и она трясёт его: «Лёня, что ты пил?» Он бормочет, что в него влили стакан, но он почти всё выплюнул себе на грудь под рубашку. Снова отключается. Она снимает с внука рубашку и требует, чтобы её забрали на анализ – пусть выяснят, что он пил!

Заходит мужик с чемоданчиком, пристраивает стул к кушетке, протирает Лёнины ладони, потом мажет пальцы и откатывает отпечатки на листе. Потом суёт Наталье Алексеевне пачку спиртовых салфеток. Она начинает оттирать краску с рук внука, но успевает заметить, что тип с чемоданчиком обменивается взглядами с Огородниковым. И этот молчаливый диалог связан с руками внука. Да, прав тот глазастый понятой, у Лёни кисти рук небольшие, ладони узкие, пальцы короткие. У него и ноги для мужика маленькие, тридцать девятый размер. Если честно, Наталья Алексеевна никогда не приглядывалась к внуку, он слишком похож на свою мать, а ей и вспоминать её неприятно. Но, кажется, эта похожесть сейчас обернулась спасением.

Лёнин костюм укладывают в пакеты, а его, оставшегося в одних плавках, перегружают на носилки и увозят в отделение. Ей идти за ними запрещает медсестра, но Наталья Алексеевна, прихватив зачем-то сандалеты внука, идёт вслед за носилками.

Разместили Лёню в коридоре неподалёку от туалета. Даже ширмой не огородили. Поставили капельницу. Стульев в коридоре нет, зато стоит у кровати тумбочка. На ней устраивается полицейский, надо думать, охранять будет. Наталья Алексеевна идёт на сестринский пост и просит что-нибудь от ожогов. Молоденькая сестричка покопалась в холодильнике и предложила болтушку. Обработав лицо внука, бабушка пристраивается у противоположной стены на подоконнике.

Здесь в коридоре – как у них на улице. Кто медленно проходит мимо, кто кучкуется неподалёку. Любопытствуют. К счастью, среди пациентов терапевтического отделения нет её знакомых, поэтому никто не лезет с разговорами. Только после ужина на дежурство заступает знакомая санитарка Анна Ивановна. Она утаскивает её в подсобку, где наливает чая и достаёт бутерброды:

– Ешь, я же знаю, что ты с обеда тут. Жуй, а я тебе буду рассказывать, что подслушала…