© Евгения Басова, текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательский дом „КомпасГид“», 2025

Дед и птичка

Дом наполнялся воздухом, тысячи запахов входили в него, когда отец с матерью после зимы раскрывали окна. Маленькая птичка в саду спрашивала: «Вить? Вить?» – и он знал от учительницы, что это была горихвостка.

Обрывки газеты лохматились по краям рамы, они шли в печку; тряпочки, присохшие за долгую зиму, снимали, складывали в мешочек: будут опять холода! Мама грела воду, чтобы стёкла получше отмылись, он строгал серое мыло. В какой-то год им с братом дали по окну, они сравнивали, у кого чище, и мутные разводы не уходили с его окна, сотрёшь в одном месте, глядь, снова кривые полосы, уже там, где их не было!

О мытье окон говорили заранее – что, мол, пора, в следующий выходной… Но у матери в выходной была стирка, а уж следующее воскресенье становилось днём окон, большим днём!

Старик помнил эту слаженность, эту общность, отцовы слова звучали для него и сейчас: «Не знаешь, как делать, – спроси и слушай, что говорят тебе». Он и внукам повторяет: «Не знаешь – слушай», – а те точно сами всё без него знают, доказывают один одному непонятное, в кухне спорят, и он приходит из своей комнаты сказать им: «Я слышу, я всё слышу!» – а ему в ответ отмахиваются, не руками – словами:

– А мы ничего секретного не говорим!

И бабка, жена, встревает:

– Они же не кричат! Им что, как приходят – вовсе не разговаривать?

А старику всё равно, как они обойдутся, станут ли открывать рот. Не хочет он слышать про то, что ему непонятно, – настырные звонкие голоса раздаются в доме, звонкие-звонкие, а не птицы. Старик бы хотел сейчас слушать птиц, раскроешь окно, а к тебе по имени: «Вить? Вить?»

– Окно надо помыть, – говорит старик домашним за ужином.

И тут бабка поддерживает его, упирает глаза во внучку:

– Леночка, как бы нам помыть окна? – точно речь идёт о сложнейшей задаче по физике или о школьном проекте «Наш город в пятнадцатом веке».

Леночку бесит, когда ей не говорят прямо: «Нужно сделать то и то», – а говорят экивоками: «Как бы нам?» И бабка видит её скрываемое раздражение и с ходу выкладывает приготовленный для спора аргумент:

– А то у меня сосуды, мне самой уже нельзя голову вот так задирать.

Всё верно. Бабке нельзя. И окна мыть Леночке. Их в этом году ещё не мыли. И кому, как не ей, живущей со стариками, этим заняться? Леночка возьмёт сухую салфетку, достанет стеклоочиститель, оставшийся с прошлого года. И раз-раз. Хуже всего, когда о мытье окон, или пола, или чего угодно приходится разговаривать. И бабушка напевно рассказывает, где что у неё болит, почему она не может всё сделать сама. Слушать всё это так долго, как раньше было долго – о том, что бабка могла бы всё сделать сама, но нет, внучка должна учиться тому и другому. Теперь, видно, считается, что она выучилась. И чтобы прекратить разговор, она отвечает:

– Хорошо. Я вымою в выходной.

И старики недовольны, что спор заканчивается, не начавшись. Дед наступает:

– Могла бы и сама догадаться. Почему не смотришь, что нужно сделать по дому?

В выходной Леночка встаёт раньше, чем в школу. Старики спят. Тихо-тихо выходит она в кухню. Дед появляется у неё за спиной, когда она брызгает на окно моющим средством. Он говорит: «Этим пользоваться нельзя. От этого портится резиновая прокладка. Сделай мыльный раствор. Окна требуется протирать мыльной тряпкой и после смывать мыло водой. И дальше уже сухой тряпочкой…»

Лена ахает: «Это же на целый день!» – и дед соглашается: «А ты как думала?» Леночка спорит: «Но я не могу мыть окна весь день», – и дед не понимает, как это она не может. Он слаб и не может ударить кулаком по столу или топнуть ногой. Он думал, что станет показывать внучке, где ещё остались разводы, и ласково, тихо говорить: «А отойди-ка, посмотри от дверей – и сама увидишь».

Но теперь он кричит:

– Иди отсюда, не надо, я сам вымою!

И тут же пугается, что она и вправду уйдёт. И Лена понимает, что вот сейчас можно миролюбиво сказать:

– Давай я осторожно – стеклоочистителем? Чтобы не попал на резину?

И дед радуется:

– Ты осторожно не сможешь, я сам побрызгаю, а ты – только смывать!

И уже боится высказать ей, что она неправильно трёт окно, да и кто знает, вдруг так и нужно, если моешь без воды, насухую. Лена влезает на табуретку, слезает, тянется, изогнувшись, за окно. Дед запоздало напоминает, что сперва моют рамы, потом стекло, но она и с рамами уже закончила.

Нынешние окна не надо заклеивать на зиму, они и так закрываются плотно-плотно. Рамы у них сборные, ступенчатые по краям. Дед проводит белоснежной салфеткой в желобках между ступеньками, в самых потаённых местах. Показывает почерневшую салфетку внучке:

– Вот как ты моешь!

Леночка знает, что дед ничего ей сделать не сможет, и она уходит из кухни, чтоб деду стало некого укорять.

Деду скучно, и он идёт за компьютер. Он давно пользуется интернетом. Дед видит плохо, но слышит зато хорошо.

– О’кей, гугл, как вымыть пластиковые окна?

Бойкий женский голосок щебечет ему про окна, и он зовёт Леночку: «Послушай!» – но та не хочет учиться: у неё с собой тряпка и стеклоочиститель, она сдвигает занавески в дедовой комнате, и тому кажется, что сейчас окно распахнётся – и в комнату войдут нездешние звуки. Он не всегда помнит, где он и в каком году, но если глянуть вниз, на ноги – на растопыренные тёмные пальцы, на жилы, – то сразу поймёшь, отчего ты чувствуешь ноги: они кажутся мягкими – не прогнулись бы под тобой, удержали бы. Маленьким ты разве их чувствовал каждый миг? Но если поменьше ходить, если сесть и не слышать своих домашних, то ясно-ясно представишь, что за окном сейчас раздастся: «Вить! Вить!»

– Не открывай окно, – говорит он Леночке. – Не надо его мыть. Сам потом вымою.

И бабка тут как тут:

– Это когда ты его вымоешь сам, когда вымоешь?

Дед отмахивается от неё:

– Молчи!

– Лена, – частит бабка, – пойдём, в большой комнате, в большой комнате вымоешь, а дед пока успокоится, после сюда придёшь.

И он тоже машет внучке:

– Иди, иди отсюда, – а сам поворачивается к монитору. – О’кей, гугл. Купить горихвостку в клетке.

Деду вся родня твердит, чтобы он пользовался такси, а он не может смириться с излишними тратами: ведь у него есть льготный проездной билет и в троллейбусе ему всегда уступают место. Но в этот раз дед вызывает такси. Леночка окна моет, а бабка пошла прилечь, задремала – никто его не остановит.

Сейчас можно купить что угодно – были бы деньги. Дед возвращается с чем-то большим, но лёгким, обёрнутым китайским мешком. Под мешком оказывается клетка, и в ней птичка: с воробья ростом, сверху серенькая, с грудкой кирпичного цвета и аккуратным чёрным нагрудником. Если такая в полёте раскроет хвостик оранжевым веером, сразу поймёшь, какое из всех возможных птичьих имён подходит ей больше всего. Только птичке летать негде, она ударяется о решётку и справа и слева, сбивает крылом поилку.

Леночке никогда не хотелось держать птицу в клетке. Котёнка, щенка – да, но бабка и дед всегда были против. Бабка говорила: «С них же будет лететь шерсть! А ты лишний раз тряпку в руки не возьмёшь!» – и дед подключался: «Да где лишний раз, вообще не берёт в руки тряпку. Не скажешь взять – сама и не додумается».

Птица не разляжется перед тобой кверху пузиком и не даст почесать за ушком, да и вообще её страшно в руки брать – вдруг что сломаешь? Она и сама крылья поломать может: вон как ударяется о прутья!

– Накройте, накройте обратно её, – говорит дед. – Пусть успокоится. И вообще, выйдите все отсюда! Она чувствует вас, чужих!

Лена слышит, как бабка по обыкновению что-то бубнит, дед возражает громко, с энтузиазмом:

– Она говорить со мной станет! Слышала, как птица звать может: «Вить? Вить?»

Знаток, продавший деду горихвостку, сказал: «У вас, видно, смещение в памяти. Весной у них другие песни, „вить-вить“ – это летнее. Или вы в разгар лета окна расконопачивали?»

Деду всё равно. Он ждёт, и он рад будет любой песенке. Но птичка в темноте сидит тихо, а если накидку снять – опять начинает биться. Лена помнит, как притащила из подъезда котёнка и дед загораживал ей дорогу в дом:

– Унеси куда хочешь. Он здесь не нужен.

Деду никого не жаль, никого! Ему пришло в голову мучить птицу, и спорить с ним бесполезно, хотя бабка и начинает:

– Кто чистить у неё станет? Ленку не заставишь, а я сама не могу, мне запах этот…

– Я сам, сам! – отмахивается от неё дед.

Наутро Лена собирается в школу, из дедовой комнаты доносится ясное:

– Вить? Вить?

Лена заглядывает к деду тихонько, зная, что тот не любит, когда его тревожат. Они с бабкой и живут в разных комнатах. Дети разъехались, квартира им позволяет, и телевизоры у них свои. Бабка любит смотреть телешоу, а дед – все подряд фильмы, и всё про животных, и новости…

Птичка сидит на серванте, оглядывается в комнате, спрашивает:

– Вить? Вить?

И дед улыбается ей ласково:

– Ну, я Витя. Ну, что? Зайди, – говорит он Лене, – посмотри. Ко мне привыкла.

Лена вошла – птица спорхнула, полетела к окну, стала о стекло биться.

Когда Лена пришла из школы, птицу, видать, снова усадили в клетку. И клетку накрыли старой скатертью.

Вечером бабушка говорит:

– Что-то тихо сидит птичка, жива ли она?

А дед отвечает:

– Жива, жива. Я её отпустил.

– Как – отпустил? – говорит бабушка, снимая с клетки скатерть.

А после спрашивает:

– Ну и зачем ты пустую клетку моей скатертью накрыл?

Дед отвечает:

– А кто вас знает? Станете бухтеть: зачем, мол, отпустил?

– Ну и зачем? – спохватывается бабушка. – Надо было назад отвезти, чтоб деньги – назад. Зачем вообще было покупать птичку? Я ведь узнаю, узнаю, сколько ты за неё заплатил!

– Вот, начинается! – говорит дед.

Назавтра Лена встаёт, а дед уже поднялся, уже ванная занята, а ведь ему с утра спешить некуда, это она опаздывает.

Дед в уличных джинсах, в клетчатой рубахе выходит за дверь. Лена, не попив чаю, выскакивает с ранцем за ним. Дед ходит медленно – она видит его впереди на дорожке, он двинулся в противоположную от школы сторону. Ну и пускай она опоздает. Она слышала: старики иногда уходят куда глаза глядят, ищи потом.

Но дед быстро устаёт, садится на лавочку в сквере. Трещат воробьи. Он думает: «Хоть бы одна горихвостка!» Хочется ему, чтоб его окликнули: «Вить! Вить!» Может, не обязательно, чтоб это была такая, с оранжевым хвостиком? В разных странах птицы и звери кричат по-разному, по крайней мере если верить людям, которые там живут. Он помнит из школьного учебника по русскому языку, что петухи в Англии говорят: «Кок-ей-дудл-ду!»