Пролог.

В две тысячи двадцать втором году от Рождества Христова в одну из июньских пятниц ровно в пятнадцать часов ноль пять минут в небе над Техасом ничего не случилось. А вот где-то за Уралом в двадцать три часа ноль шесть минут в полузаброшенном городе стали происходить весьма странные для этого мира события. И одним из непосредственных участников этих событий был я. Худой, нескладный шестнадцатилетний подросток, на которого без слёз мог взглянуть лишь слепой. В древней Спарте меня бы ещё в детстве сбросили со скалы.

Какое-то время назад меня похитили и лишили сознания. Я только сейчас пришёл в себя. Вытаращил глаза и стал лихорадочно осматриваться.

В исписанном матерщиной цехе горели сотни восковых свечей, возле бетонных стен с влажными потёками громоздился мусор, пищали крысы и поблёскивали стёкла разбитых бутылок. Дрожал вонючий тяжёлый воздух, пахнущий тухлятиной, воском и кровью… Именно кровью была выведена пентаграмма, внутри которой я лежал в позе звезды.

Мои руки и ноги оказались привязаны к ввинченным в бетон винт-петлям. Рот был заклеен клейкой лентой. А на лице явно царила гримаса неподдельного ужаса. Ещё бы, блин! Меня же не каждый день похищают и готовятся принести в жертву Сатане, Ктулху, Санта-Клаусу или ещё чёрт пойми кому! Я как-то сразу осознал, что это никакой не розыгрыш, а всё происходит всерьёз.

Однако в моих глазах забрезжила надежда, когда из мрака дальней части цеха появилась грузная мужская фигура в дорогом костюме-тройке.

Незнакомец оказался седовлас, благообразен и носил очки в золотой оправа. А его щекастая физиономия буквально сияла от самодовольства.

Мужчина картинно покашлял в кулак и приподнято произнёс густым баритоном:

– Здравствуй, Александр. Я хочу сразу заявить, что лично ничего против тебя не имею. Так уж сошлись звёзды. Просто ты именно тот, кто мне нужен – отверженный, проданный святой. Ох и долго я тебя разыскивал. Месяца три. Но мои усилия не прошли даром.

– М-м-м, – замычал я и затрепыхался точно выброшенная на берег рыба. Только так мне удалось выразить своё негативное отношение к происходящему.

– О, прости за клейкую ленту, но если её снять, то ты начнёшь орать как резанный. И никакие доводы не заставят тебя замолчать. Ты будешь надеяться на то, что кто-нибудь услышит твои вопли. Но мы находимся на отшибе города на заброшенном заводе. Поэтому позволь я спокойно доведу до конца свой монолог, – с притворной мягкостью проговорил Очкарик и возбуждённо продолжил, словно ему не терпелось похвастаться удачно проведённой сделкой: – Твой отец, Пётр Лыков, ушёл из семьи, когда тебе было всего три годика. Сейчас он живёт в мегаполисе и даже не вспоминает о тебе. А твоя мать-алкоголичка пару часов назад продала тебя. Притом, сравнительно дешёво. Всего-то за двести тысяч рублей. Я бы даже сказал, что это преступно мало за святого. Правда, святой ты с натяжкой. Однако за неимением кого-то более достойного сгодится и твоя неказистая персона. Всё-таки ты, живя в столь неблагополучной обстановке, не скатился на дно. Примерно учился, не курил травку за гаражами и даже не пил пиво, а всё своё время проводил за умными книгами и раскладыванием Таро. Достойно, право слово.

– М-м-м! – снова промычал я, но уже отчаяннее.

Меня совсем не устраивало нынешнее положение дел. Этот щекан явно с головой не дружит. У него же рожа сияет так, словно он в две тысячи восьмом году вложился в биткойн. А в глазах горит огонь ярого фанатика. Такие люди на всё что угодно способны.

Между тем незнакомец привычным движением поправил очки, бережно достал из внутреннего кармана пиджака свёрнутый трубочкой коричневый папирус и с долей хвастовства сказал:

– Это древний манускрипт, написанный на одном из мёртвых языков. Естественно, я купил его не на Авито и даже не на Ебей, а на закрытом аукционе вместе с другим манускриптом, написанным на том же языке. Спустя какое-то время я отдал их на расшифровку уважаемым специалистам в области древних языков. И через пять лет эти книжные черви перевели оба свитка. Оказывается, каждый из них нёс определённый ритуал. Я ради любопытства попробовал сотворить один… И ты знаешь что… У меня получилось. Я тогда долго отходил от шока. А вот теперь мне вздумалось сотворить и второй ритуал.

Очкарик наигранно смущённо улыбнулся. Дескать, чего нам, богатым ублюдкам, на ум только не приходит. Потом он положил манускрипт на одну из вершин пентаграммы и вытащил из кармана брюк небольшой шарик из абсолютно чёрного стекла. Его поверхность излучала слабое тёмное марево.

Мужчина поставил сферу на другую вершину магической конструкции, с кривой улыбкой на устах достал из пиджака кожаные ножны с кинжалом и доверительно проговорил:

– А вот это, Александр, для тебя и твоей матери.

Меня прошиб холодный пот, но трепыхаться я больше не стал, поскольку понимал, что безумец не остановится. Однако и умирать я не хотел. Не хочу! Не хочу умирать!

Незнакомец театрально щёлкнул пальцами, и из мрака цеха появились бойцы в масках, бронежилетах и при оружии. Двое из них тащили мою ужравшуюся в слюни мать. Такую же русоволосую, скуластую и голубоглазую, как и я. Она что-то мычала, хлопала мутными зенками и плямкала влажными губами. А её перебитый в том году нос с затейливым свистом вдыхал воздух.

Бойцы грубо швырнули её в пентаграмму и рассредоточились вокруг кровавых линий.

Очкарик шагнул к моей матери, покосился на амбалов и тяжёлым голосом проинструктировал их:

– Когда я вонжу клинок в этого паренька, тогда же по контурам пентаграммы должен возникнуть портал. Войдёте в него по моей команде. Ясно?

– Да, – хором ответили они, словно весь день репетировали свою короткую реплику.

Безумец удовлетворённо кивнул и полоснул кинжалом по руке моей бедной матери. Она хрипло закричала от боли и в ужасе попыталась отползти. Но мужчина безжалостно наступил дорогим ботинком на её щиколотку, а затем задорно подмигнул и ударил меня клинком в грудь. Стальной кончик скользнул по ребру и вскрыл кожу. Господи, как же больно! Перед глазами вспыхнули искры, а из раны пошла кровь. Я дико выгнулся и громко замычал.

Очкарик же проворно выскочил за пределы пентаграммы. И буквально через миг от магического рисунка во все стороны хлынул голубой свет. Он в мгновение ока залил большую часть цеха, поглотив всех людей, которые находились в нём.