«Писать об Абхазии радостно и трудно. Радостно потому, что это – страна твоего сердца. Трудно потому, что о сложном и неповторимом не скажешь сразу. Иногда для этого не хватает целой жизни…»

Андрей Дементьев «Абхазия в моём сердце»

«Абхазия большая: если разгладить горы, то её на половину России можно натянуть!»

Из местного фольклора

Глава первая. Краснодар-Сухум: был день, и было утро…

– Я сегодня видел во сне красивую девушку, – сказал Толик, опершись о перила балкона и глядя в морскую даль. – Она мне устроила фотосессию, а в процессе съёмок вижу: хочется ей гораздо большего. И так ко мне прижмётся, и этак погладит, и раздеваться уже начала – в общем, мало-помалу почти дошло у нас до дела. И тут…

– Неужто не дала? – шутливо подначил я.

– Не дала, – со вздохом подтвердил он. – Вера меня разбудила, не дала досмотреть та-а-акой сон. Если б не она, всё закончилось бы хорошо.

Я сочувственно поцокал языком, и мы замолчали, слушая пение птиц и любуясь окрестной панорамой. Лучи утреннего солнца освещали безмятежную синь Сухумской бухты. Наша резиденция располагалась на южной окраине абхазской столицы, в переулке Услара, и отсюда, с балкона, открывался замечательный вид на весь город. Дома, разбросанные по обступавшим её горным склонам, тонули в буйной зелени. Ветви деревьев клонились к земле от яблок, хурмы, гранатов, мандаринов, апельсинов, лимонов – близилось время сбора урожая. Впрочем, наши мысли в эти минуты были далеки от сельскохозяйственных интенций: мы наслаждались собственными долготой, широтой и высотой над уровнем моря, помноженными на предвкушение приятного дня.

– Синь сосёт глаза, – не удержался от восхищённой реминисценции Толик, воздев руку над бухтой.

– А зелень-то какая, – указал я на обрамлявшую море сушу. – Середина октября, а на деревьях ни одного жёлтого листочка!

За нашими спинами, на двух сдвинутых столах, стояли тарелки с фруктами, баклажка с мёдом, пустая бутылка из-под чачи, ополовиненный кувшин с домашним вином – остатки вчерашнего пиршества, о котором напоминало лёгкое похмелье.

Да уж, славно мы вчера пополуночничали…

Но прежде чем рассказывать о событиях минувшего дня, представлю читателю действующих лиц моего повествования:

Анатолий Клименко – известный российский художник, непревзойдённый исполнитель казачьих песен и потайного кубанского фольклора.

Вера – его неизменная муза и спутница во всех отношениях.

Андрей Глушенко – неувядающий автор и исполнитель стихов и песен, и прочего всякоразного, а также гостеприимный хозяин особняка на горе, в коем мы получили кров и стол во время нашего абхазского трипа.

Амра – моя рыжая муза, которая на своём голубом «Додже» привезла меня, Толика и Веру из Краснодара в Сухум, а затем – невзирая на сопротивление – благополучно доставила обратно.

…А началось всё с ночного звонка Андрея:

– Женя, ну когда вы наконец приедете? Я посмотрел прогноз: целую неделю обещают хорошую погоду, а потом снова начнутся дожди. Сейчас самое время – бери Толика с Верой и приезжайте завтра же.

Несколько лет мы собирались совместно поколесить по Абхазии. Толик и Вера регулярно наезжали в гости к Андрею, а мне всякий раз что-нибудь мешало. Вот и теперь я стал лихорадочно вспоминать текущие дела, мысленно выстраивая их по ранжиру и приговаривая примерно в таком духе:

– Нет, ну не могу я вот так, сразу. Если хотя бы через неделю…

Однако мой визави не ослаблял напора:

– Можно, конечно, и через неделю, но там по прогнозу будет несколько дождливых дней. Дела подождут, а погода ждать не станет. У меня в этом году триста литров домашнего вина. Чачи, правда, поменьше, литров тридцать, но нам хватит. И хурма спеет, и апельсины. В прошлом году я посадил кумкваты – сейчас уже плоды на ветках висят! Бросай всё и приезжай, я покажу тебе такие красивые места – домой возвращаться не захочешь!

Амра сказала мне:

– Хочу кумкватов и абхазского сыра. Давай съездим на неделю.

– Тридцать литров чачи за неделю не выпить, – возразил я. – Надо ехать дней на десять-пятнадцать.

– Я могу только на неделю, – твёрдо заявила она.

– Как поедем? Поездом?

– Зачем поездом? Я всех отвезу туда и назад.

…И спустя сутки с небольшим мы уже мчались по горному серпантину на голубом «Додже» Амры, неотвратимо приближаясь к границе. На полдороге, где-то между Дедеркоем и Верхним Буу, устроили короткую стоянку над обрывом, перекусили Вериными пирожками и котлетами, запив сей фриштых фляжкой агуарденте, – и веселее прежнего помчались дальше. Толик от полноты чувств несколько раз затягивал попутные песни в курортном наклонении:

У мо-о-оря, у си-и-инего моря

Со мно-о-ою ты, рядом со мною!

И со-о-олнце светит, и для нас с тобой

Целый де-е-ень поёт прибой!

На адлерской таможне проверка паспортов и досмотр заняли минут десять. Единственным предметом, который озадачил стражей кавказского лимеса, оказался этюдник.

– Что в этой коробке? – поинтересовался абхазский таможенник. – Не оружие?

– Здесь краски, – пояснила Амра. – Художника везу.

И в подтверждение своих слов указала на Толика (чей жизнерадостный эйдос вполне убедил человека в форме в отсутствии у нашей компании отрицательных помышлений). Мы получили отмашку с пожеланием доброго пути – и через несколько мгновений уже мчались по Сухумскому шоссе.

Настроение было приподнятое. Притом чем дальше – тем больше. Вероятно, потому что его подогревало предощущение приключений, без коего не обходится начало любого путешествия. Всё же прав был Грэм Грин, выразившийся на сей счёт следующим образом:

«Граница – это не только будка пограничника, паспортный контроль и человек с ружьём. На границе всё становится другим; жизнь никогда больше не будет прежней после того, как в ваш паспорт поставили штамп».

Правда, на абхазской границе штампов в паспорта нам никто не ставил. Однако это не меняет сути дела.

Итак, наше авто резво катилось на юг. Справа мимо окон проплывали морские виды, слева разворачивалась изгибистая горная плеорама, а по обе стороны трассы сменяли друг друга указатели с диковинными названиями населённых пунктов: Гячрыпш, Цандрыпш, Арасадаха, Багрипш, Аныханста, Чигрипш… Гагра!

– Обана! – обрадовался я. – Надо прогуляться по Гагре.

Амра и Вера дружно возразили:

– Не надо. Хочется поскорее уже приехать.

– Если будем везде разгуливать, не успеем до темноты!

Толик отсутствующим взглядом выразил своё фигуральное согласие с дамами.

После этого Вера принялась рассказывать о том, как она с подругой отдыхала в Пицунде (это совсем рядом с Гагрой), Амра вставляла вопросы касательно цен, условий проживания и обустроенности пляжей, параллельно комментируя окрестные ландшафты. А голубой «Додж», ясное дело, катил себе дальше, и никого не колыхало моё мнение; а мне в помощь осталось лишь наставление Эпиктета о том, что человек всегда поступает так, как ему кажется лучше для себя, и если это на самом деле лучше для него, то он прав; если же он ошибается, то ему же хуже, ибо за всяким заблуждением непременно последует и страдание; постоянно помня это, не отыщешь смысла ни сердиться и возмущаться, ни бранить и попрекать кого бы то ни было в чём угодно.

С другой стороны, пост фактум считаю возможным высказать обиду. За всё время нашего октябрьского забега по Абхазии мне так и не удалось посмотреть места, о которых Роберт Рождественский написал:

Хочу запомнить гул прибоя,

Оставить горы неразгаданными.

И пусть над каждою судьбою –

Такое солнце, как над Гаграми.

Хотя солнце – оно, конечно, было. То же самое, что светило и Роберту Ивановичу, когда он вдохновился на упомянутые строки. Мы мчались по трассе, дневное светило от нас не отставало, а указатели на обочине продолжали информировать о проезжаемых населённых пунктах: Псахара, Бзыпта, Калдахуара, Бармыш, Хыпста… Дабы не переврать упомянутые здесь географические агнонимы, мне сегодня пришлось воспользоваться картой.

От шоссе уходили в стороны тихие сельские улочки, дома на которых зачастую были едва видны из-за разросшихся садов.

В Новом Афоне Вера и Амра тоже не позволили мне выйти из авто для осмотра достопримечательностей:

– Там не только монастырь, но ещё и пещеры. Минимум часа полтора надо, чтобы всё посмотреть, да и то – если бегом.

– Давай уже доберёмся до Сухума, а в Новый Афон потом специально съездим…

Пришлось лицезреть из окна автомобиля знаменитый монастырь, вздымавший к небу золотые купола на заросшем деревьями горном склоне. Равно как и последовавшее далее природное великолепие черноморской Ривьеры, которое трудно не оценить по достоинству. Потому что красота окружающего мира – это одна из немногих незыблемых констант в мутном потоке времени.

Вечер подкрался незаметно. «Тёщин язык» – извилистый участок Сухумского шоссе между Новым Афоном и Верхней Эшерой – мы проезжали уже в темноте. Это, я вам скажу, тот ещё аттракцион! И дело вовсе не в чрезвычайно крутых поворотах, а в том, что практически все местные водители, оказывается, устанавливают на свои автомобили дешёвые ксеноновые фары. Я сидел рядом с Амрой на переднем сиденье и, совершенно ослеплённый, не видел перед собой ни дна ни покрышки. Наша рыжая возница с оквадратившимися глазами вела «Додж» в гору черепашьим шагом, опасаясь сверзиться в пропасть, – и когда нам наконец удалось подобру-поздорову миновать треклятый «Тёщин язык», поклялась ни в жизнь больше не ездить по Абхазии в тёмное время суток.

К счастью, до Сухума теперь было рукой подать. Достигнув города, мы устремились в южном направлении по широкой улице Эшба, затем повернули на восток… Из-за темноты и резвой езды я не успел разглядеть в абхазской столице никаких особенных примечательностей. Разве что здание железнодорожного вокзала: красивое, с колонно-арочной надстройкой, увенчанной двухъярусной башенкой со шпилем. Правда, позже – при свете дня – я увидел, что оно покрыто (пылью? копотью? плесенью?) серым налётом, создававшим такое впечатление, будто вокзал возведён как минимум несколько столетий назад. Но это из-за того, что здание пребывает в заброшенном состоянии, а на самом деле его построили в середине прошлого века. Мне рассказали, что вокзал пострадал во время войны 1992-1993 годов, когда в нём разместили склад боеприпасов… Разрушенные железнодорожные пути, ведущие от российской границы до Сухума, восстановили в начале нового тысячелетия, и ныне сюда ходят поезда от самой Москвы; а до здания центрального вокзала у государства пока руки не дошли.

От привокзальной площади, слегка поплутав, мы вырулили на Кодорское шоссе; оттуда – через несколько минут – последовали ещё несколько поворотов с крутым въездом на гору по улице Услара… И – вот он, двухэтажный особняк, перед воротами которого нас встречает щирый абхаз Андрей Глушенко с распростёртыми объятиями.

А как же, он заждался.

Обнимаемся с хозяином сухумского ранчо и танцуем танцы усталых путешественников, рекомендованные Минздравом против отекания нижних конечностей. А слегка пообочь на асфальт бубухается спелая хурма, поставив жирную оранжевую точку под вынырнувшим из памяти мира утверждением Бертрана Рассела о том, что в жизни нет ничего случайного, а всё, что происходит с нами, происходит в нужное время и в правильном месте.

***

Итак, четыре линейно независимых вектора, объединившись ко взаимному удовольствию, благополучно пересекли половину Абхазии и прибыли к месту назначения. Это событие невозможно было не отметить. И спустя полчаса мы впятером уже сидели на балконе за обильным столом (точнее, за двумя сдвинутыми столами) и провозглашали тосты, и делились впечатлениями, и строили ветвистые планы на ближайшие дни, и снова провозглашали тосты.

– Завтра повезу вас по Военно-Сухумской дороге в Мерхеул, а оттуда – в Черниговку, говорил Андрей. – В Мерхеуле родился Берия, а потом построил маленькую гидроэлектростанцию для земляков. Ущелье в Черниговке тоже стоит посмотреть, очень живописное место. Потом – в Драндский мужской монастырь, там очень старый храм, шестого века. И – на сероводородные источники в Кындыге, и в Илорский храм с мироточащими иконами, и в Очамчиру…

– Может, для начала прогуляемся по Сухуму? – предложил я, не в силах столь широко растечься мыслью по карте Апсны*.

– Обязательно прогуляемся, – кивнул он. – На Брехаловку тебя отведу, там с людьми поговоришь: они тебе столько сюжетов подбросят в копилку – собрание сочинений сможешь написать про Абхазию!

– Придёшь туда с бутылкой чачи и скажешь, что собираешь тосты, – вставила Амра. – Как Шурик в «Кавказской пленнице».

– У меня всегда с собой фляжка, – напомнил я.

– Пожалуй, тут одной фляжкой не отделаешься, – заметил Андрей.

– А меня подбросьте на Келасурку* или на Мачару* – в такое место, откуда горы видны, – выразил пожелание Толик. – Хочу остаться там часа на три-четыре, этюды пописать…

Вечер плавно перетёк в ночь. Столь же неспешно, как этот южный вечер, струилась навстречу завтрашнему дню наша беседа, разбавленная тёплыми тонами домашнего вина, чачи и гранатового сока. Посильно принимая в ней участие, я любовался с высоты огнями города, дугой обрамлявшими море и тянувшимися вдаль до самого маяка. Полнилась огнями и небесная ширь. Словно два мира играли в гляделки: нижний был много ярче, и казалось, что победа скоро будет за ним – но у верхнего мира в запасе была целая вечность.