Княжий сыск. Последняя святыня

Нервная работа быть князем, вот и Александр Тверской попал меж двух огней. Тверичам спичку поднесли – и пошли они бить ненавистных татар, удобно расположившихся в кремле и чувствующих себя как дома. Бунт аукнется карательным ханским отрядом, а зачинщиков выдать – так свои ж. Куда ни кинь, всюду клин, а Александр Михайлович в святые, как его батюшка, ещё не готов.
Можно спорить до хрипоты и обид, как бывший дружинник московского князя Александр Одинец и будущий митрополит Алексий, разбираясь, как должно поступить тверскому князю. Я не знаю – оба правы. И перед ханом ползать невмоготу, и сил справиться нет. А ещё тоскливее, что в Москве – своему, православному – Ивану Калите большая радость, мол «Сашке Тверскому крышка».
И благодарность от Ивана Даниловича Одинец поимел за службу верную – семью в заложники, самого в кабалу – иди выкручивайся. Сыр-бор из-за древней рукописи мне показался неубедительным. Правда, ну написано в ней про то, что было на нашей земле до Рюрика, что за тайна, от кого это надо скрывать? Ну Перун, Даждьбог, Макошь – двоеверие среди простого люда чуть ли не до Петра I было. А тут развели конспирологию - за это минус.

Если первая книга цикла была историческим детективом с налётом приключений, то вторая – это историко-приключенческий роман, где детективная интрига отходит на второй план. Здесь от трения жерновов большой политики, походя перемалывающих судьбы простых людей, высекается искра в давно готовый вспыхнуть костер народного гнева.

Кузнецов мастерски погружает читателя в суровую атмосферу Руси первой половины XIV века. Мир провинциальной крестьянской Михайловской слободы, бунташной столичной Твери, спокойной Москвы и безбрежной могущественной Орды («Восемь дней в эту сторону ехать, две реки переехать, потом, однако, назад два дня воротиться...» – «А ворочаться-то зачем?»– «Степь большая, вы, урусы, обязательно проскочите!») оживает во всех красках, звуках и запахах.

Но при этом Кузнецов не просто рисует фон, он вплетает действие в реальные исторические события – продолжаются сложные отношения Москвы (Иван Калита) и Твери (Александр Михайлович). На фоне их борьбы за ярлык на великое княжение мы наблюдаем засилье и произвол ордынских баскаков во главе с Чолханом (он же Шевкал, он же Щелкан).

Мы снова видим историю не через сухие даты и имена исторических персонажей, а через судьбы простых, а порой и не очень, людей. Их страхи, надежды, любовь, горе, бытовые заботы на фоне больших политических игр делают эпоху близкой и понятной.

Главный герой, Сашка Одинец, персонаж сложный и притягательный, волей обстоятельств из кузнеца и счастливого отца превращается в невольного участника и лидера восстания, а затем в узника и заложника политики. Его путь от трагического крестьянского прошлого (один из самых мрачных и сильных эпизодов – рассказ о гибели родителей на глазах маленького Сашки) к воротам свободного Новгорода («Эгей, кузнечата... Глядите: Новгород... Великий Новгород! Вольный город!») выписан логично и убедительно. Привыкшим к роялям в кустах – готовиться к разочарованию: Сашка не супергерой, он постоянно попадает из переделки впеределку, изо всех сил пытаясь сохранить себя и близких в мясорубке истории. И в этом ему снова не обойтись без старых друзей и новых знакомых.

Второстепенные персонажи снова продолжают радовать – бывший послушник Елеферий, а ныне игумен Алексий, на словах – автор спорной идеологии покорности («От Бога или нет, но Узбек – правитель законный, признанный всей Русью», «Разве есть у тверичей даже малая надежда одолеть ордынцев? Ну, побили тысячу, теперь пятьдесят тысяч прискачет!»), а по делам –главный помощник Сашки, старый кузнец Никифор с его загадочным прошлым (ждем раскрытия в третьей книге?) и отеческой любовью к Сашке, Марья, верная и тревожащаяся жена, хитрый и неприятный купец Рогуля, жалкий и злобный приказчик Силантий, наивный Илюха – каждый запоминается, у каждого своя правда и роль в повествовании. Даже эпизодические лица, вроде горшечника Потапа, оживляют повествование.

Автор избегает излишней архаизации, делая текст понятным, и снова использует уместные историзмы, пословицы, поговорки, придающие речи персонажей колорит и достоверность. Не увидел здесь «лишних» слов, как впрошлой части, может уже «причитался» к слогу? Описания живые и достоверные, диалоги естественные, часто с долей иронии или грубоватого юмора.

Рекомендую всем любителям не слишком тяжелой, но в то же время атмосферной и «человечной» историко-приключенческой литературы.

Минус в оценке – за «альтернативную» историю с Аскольдовичами-Кучковичами.