Напротив кафе в тени раскидистых пальм стояли Виктория Комиссарова и ее водитель Юрий Дегтярев. Выйдя из ворот института, они направлялись к своей машине, но, поравнявшись с летней террасой, Комиссарова внезапно увидела Веру. – Ты заметил, какой у нее ожог, Юрий? – тихо произнесла Виктория.– Малоприятное зрелище, – сухо ответил Дегтярев.– Нечто подобное я и подозревала… У этой стервы он на руке, а у ее девчонки покрывает почти всю спину.– Откуда вам это известно? – поинтересовался водитель.– Костя сказал. Я отчитала сына за его выходку на той вечеринке и потребовала объяснений. Этот дурачок признался, что ему понравилась Лера. Уж не знаю, как он выражал ей свои чувства, но кончилось все весьма плачевно. Началась драка, и девчонке случайно порвали платье, в результате ее ожог увидели все, кто в тот момент стоял поблизости. Но я сейчас не о том. Ты же понимаешь, что это не простое совпадение?– Понимаю, – угрюмо произнес Юрий. – Но кто ж мог знать?– Похоже, с поджогом мы совершили серьезную ошибку, – не сводя глаз с террасы кафе, сказала Виктория. – Просто чудо, что эта семейка не предприняла никаких действий… И, пока ничего не случилось, тебе придется эту ошибку исправить. Понял?– Разумеется. Прикажете начать с мамаши?– Если я права, Вера сейчас для нас никакой угрозы не представляет, в отличие от этих близнецов. А потому действуй по своему усмотрению. Если получится сымитировать какой-нибудь несчастный случай, можешь избавиться от всех троих разом. В противном случае оставь Журавлеву в живых. Но брат с сестрой должны сгинуть навсегда.– Может, устроить им тихую пропажу без вести? – глухо спросил водитель.– С ума сошел? – вскинулась Комиссарова. – Нет, эта история должна получить огласку. Чтобы ни у кого даже никаких вопросов не возникло…– Я подумаю, что можно предпринять, – пообещал Юрий. – Но что, если это пойдет вразрез с планами вашего супруга? – О, ему вовсе не обязательно что-либо знать о происходящем, – холодно усмехнулась Виктория. – Для меня интересы нашей семьи всегда были превыше всего. Николай не знает и половины того, что мне приходилось делать ради нашего общего блага. Так пусть остается в счастливом неведении.