Пролог

♫♫ гр. «Ария» – ШТИЛЬ

Шаг, ещё шаг, потом ещё… Миллионы шагов позади. Болезненных, медлительных и тягучих. Дорога к вершине. К вершине смерти. И обратно. Пик горы. Самой высокой горы. Вот она – цель! Где-то там… Теперь засыпанная снегом тропа гнала нас прочь от свирепого гребня. Пора возвращаться домой.

Перед глазами – белое небытие. Туман, снег, ледяной дождь – всё смешалось. Невозможно ничего разглядеть, даже собственную руку! Замёрзшие упрямые пальцы с трудом подчиняются жёстким командам. Они не виноваты – кровь медленно затвердевает, жидкость превращается в лёд. Тело умирает. Постепенно, неумолимо, страшно.

Слишком большая высота. Разреженный воздух вытекает из лёгких, не утешая кислородом. Горло саднит от желания пить. Дикое обезвоживание. В голове – плотная дымка. Мозг уже отказался принимать решения. Лишь где-то на задворках сознания ещё тлеет единственная и самая важная мысль: нужно идти вперёд. И тело покоряется спасительной мысли. Не отступать, не сворачивать, ни шагу в сторону – только вверх по верёвке, тающей в молоке бурана.

Кто-то до меня всадил резной гвоздь ледобура и протянул эластичный канат верёвочных перил. Отцепляешь карабин самостраховки и быстро вгрызаешься в шнур по другую сторону проушины ледобура. Если успел это сделать до того, как сдует порывом скоростью от восьмидесяти километров в час, то считай себя везунчиком до следующего звена альпинисткой станции, до следующего «гвоздя».

Кто-то присматривает за тобой, ты присматриваешь за вперидиидущим. Вы в одной связке. Оступишься – и подвергнешь опасности всю команду. Двенадцать сирых, далёких, обездоленных вдов проклянут и оплачут тело тринадцатого поскользнувшегося. Дети канувших в буре родителей не принесут цветы на могилу. Слёзы ручьёв и завывание ветра упокоят души нежданных гостей. Горный хребет станет их братской могилой. На высоте семь тысяч четыреста метров.

Шаг, ещё шаг, потом ещё один.

Альпинистские кошки царапают стену из голого льда, выбрасывая наверх моё измученное тело.

Мы отклонились от привычного маршрута. Нужно обойти перевал. Сейчас там дичатся свирепые ветры. Буран не унимается, следует срочно спускаться в базовый лагерь. Почти не осталось кислорода – последний баллон на исходе.

Снежная крупа атакует глаза. Кожа лица одеревенела. Если суметь вернуться в ближайшие часы, можно отделаться обморожением верхних слоёв тканей тела. Через несколько месяцев ороговевшая кожа исчезнет, ещё через год пройдут синюшные пятна. Двадцать семь лет – вся жизнь впереди. Шрамы заживут, только бы вернуться живым.

Как же так получилось, что несколькими часами ранее, едва не лишившись надежды выбраться из зоны смерти, теперь мы висим здесь над пропастью среди небоскрёбов недружелюбного льда?

В очередной раз покоряешь вершину, но она унижает сильней.

Шевелю пальцами, сжимающими ручку ледоруба, точно руку самого преданного из друзей. Тело восстало против меня. Лёгкие заполняются жидкостью, пальцы на ногах онемели, суставы ноют от перегрузок. Дыхание сбилось, сердце еле подёргивается в груди. Зрачки окончательно заволокло пеленой – то ли туман, то ли слепота. В ушах – вой замогильного хора погибших альпинистов, не сумевших отыскать среди заснеженных каменных откосов собственный гроб.

Видения, фобии, чувство скорой смерти – первые симптомы кислородного голодания. Стоит поторопиться. Если продолжать в том же духе, жди отёк мозга. И да прибудет с этим несчастным вечный покой!

Вершина – для самых стойких телом и духом. Для лучших! Не для всех.

Кто меня, сахарного, заставляет раз за разом подниматься к вершине? Никто не просил, но иначе – нельзя. Вот она, жизнь! На грани смерти!

А, может, к чёрту эти предрассудки?! Зациклился на горе, а что ждёт меня дома? Набитая снаряжением квартира? Скалодром? Мечты о новой горе? Может, пора остановиться? Стать человеком, остепениться. Найти нормальную работу, начать своё дело, разжечь семейный очаг. К чёрту горы!

Э, не-е-ет! Сердце ёкнуло при мысли отказаться от восхождений!

– Сры-ы-ы-ыв!!! – эхом раздалось далеко под ногами.

Ещё одна группа увязалась за нами? Голос кажется далёким, потусторонним.

Неожиданно в уши брызгает лязгающий звук удара карабина о винт ледобура. Верёвка натягивается тетивой, и гравитация дёргает вниз безвольное тело. Крепкий самостраховочный узел прусика впивается в основной альпинистский трос и удерживает-таки от рокового падения. Плечо больно врезается в холодную вертикаль стены, но, кажется, ткани и кости не пострадали.

Фу, пронесло!

Отовсюду слышатся крики.

В непроницаемом облаке легко забыть, что я не один.

От усталости нередко забываешь, что вообще существуешь, что когда-то спокойно дышал, пил литрами воду и отсыпался в тепле. Здесь, у вершины, образ простой человеческой жизни скорее похож на видение, на призрак, мечту. Лёд поселяется у тебя в голове, а изморозь – в мыслях.

Всё происходит как-то неспешно, словно в космосе или в замедленной съёмке. Или… так это видит затравленный мозг?

О боже! Один из тех, кто шёл следом, сорвался. В тумане невозможно оценить ситуацию. Сколько человек остаётся внизу? И все они ещё живы лишь благодаря усам самостраховки.

Пять человек сверху, значит, семь – в опасности. Сейчас верёвка держится из настырности ледоруба над моей головой. Но что будет, если железо выскочит из промёрзшей стены?

Чёрт! Оставшиеся промежуточные точки крепления не выдержат тринадцать человек! Одна за другой, словно маленькие пуговички в блузке на слишком полной дамской груди, они выстегнутся из кромки льда и обрушат перила. Тринадцать тел рухнут в глубокое дно ущелья и останутся здесь навсегда.

Необходимо укрепить промежуточную точку страховки. Быстро!

Адреналин ударил в виски. Это ненадолго подстегнёт циркуляцию крови и заставит пальцы двигаться шустрее.

Что там происходит? Кто там внизу не может угомониться?

Винт расшатывается вместе с верёвкой – угрожает вылететь из гнезда.

Используя ледоруб в качестве молотка, я на какое-то время снижаю риск разрушения гвоздя ледобура. Рядом ввинчивается такой же шуруп.

Верёвка… карабин… узел… Готово!

Сверху голос одного из команды:

– Что случилось? Ты цел?

В ответ – собственный крик:

– Оборвалось несколько промежуточных станций! Моя – последняя! Я закрепился, но верёвку сильно выкручивает! Похоже, там что-то серьёзное!

– Антон приказал проверить! Сможешь спуститься?

Чёрт возьми! Где найти силы? До нижнего звена метров пятьдесят. И что там сейчас? Нельзя забывать: мы в одной связке! Если не успокоить паникующих, они убьют всех нас.

– У тебя была одна верёвка! Подстрахуешь?

Через десять долгих секунд один конец плетёного шнура оказывается в руках. Мгновенно закрепляюсь на промежуточной страховочной станции, отстёгиваюсь от общей верёвки и обвязываюсь специальным узлом вокруг новой.

Отталкиваясь кошками, постепенно спускаюсь вдоль стенки. Вскоре угадываю очертания шедшего за мной альпиниста. Следующий не знал, что происходит внизу, и за ним – тоже. Опускаюсь всё ниже, метр за метром. Каждое движение предельно аккуратное, иначе можно ненароком толкнуть или поранить человека.

Как ни странно, дымка постепенно рассеивается под ногами. Прорезаются очертания товарища, третьего с конца. Он бледен, как снег, глаза неестественно сверкают. Ему не просто страшно, он на грани истерики. Опасное состояние. Он не должен был терять силы духа.

– Что случилось? – кричу ему в самое ухо.

Усилившийся ветер напомнил коварное нижнее течение реки, стягивающее ноги оковами холода, когда жилы немеют, и сведённые мышцы гирями тянут на дно. Поэтому туман рассеивается – его разгоняет предательский ветер.

Мужчина не отзывается. Смотрит на меня оторопело. Молчит.

Решаю проверить всё сам. Спускаюсь ещё на пару метров. Трос исчезает в остатках тумана. Кончик верёвки колышется по ветру над головой. Внизу никого нет.

Что?! Как так?! Куда исчезли ещё два человека?

Сколько ни вглядывался в далёкое дно ущелья, никаких следов жизни. Останавливаю взгляд на верёвке и всё понимаю. Альпинист, кажется, осознал, куда я смотрю, потому что верёвка закручивается, хаотично раскачивая перепуганного мужчину.

Пытаюсь скорее приблизиться к нему, чтобы спокойно поговорить. Он обрезал трос с людьми за собой, значит, что-то здесь приключилось. Вероятно, была причина, принять… такое… решение. Необходимо как можно быстрее всё выяснить и продолжить подъём.

Вдруг улавливаю недоброе колебание ветра у самого уха. Доля секунды. И… удар.

По одеревеневшему лицу полоснуло тремя лезвиями кошки. Горячее и липкое нечто стекает за воротник. Вся правая половина словно обожжена. Пахнет кровью. Правый глаз слегка зацепило. Едва не ослеп. Всё как в тумане. Левым зрачком подмечаю: тот разгоняется по принципу маятника – вновь попытается сбросить с верёвки.

Отработанная реакция позволяет мне увернуться.

Без сомнения, мужик явно спятил. Нехватка кислорода, нечеловеческая усталость, страх смерти и ускользающее время доконали психику альпиниста, промёрзшего до костей, и вбили клин между сознанием и бессознательным. Мужик дёргается и скулит, силясь убить любого, кто попросту окажется рядом. Будь он в здравом уме, ему ничего не стоило бы перерезать верёвку товарища, но в припадке ужаса перед подступающей к горлу смертью, он не в состоянии вернуть рассудок.

Верёвка скрипит, и в один момент тело вновь кидает вниз на полметра. Закреплённый десять минут назад шуруп ледобура не выдерживает и выскакивает. Остаётся второй и последний. Долго ли он выдержит четырёх ожидающих и одного невменяемого? А ещё я сам… Моя верёвка крепится к той же точке.

Мужик продолжает пинать воздух и рычать, как мелкая загнанная собачонка, не осознавая, что рискует разрушить единственное препятствие, ограждающее их от тотального срыва, и погубить себя в том числе.

Замахиваюсь корпусом ледоруба и вонзаю стальной кончик в лёд. Нужно подняться чуть выше.

В голове – звенящая пустота. Ни единой эмоции. Даже боль ушла куда-то на задний план. Просто делаю, что должен. И всё.

Ползу вверх по стене. Ледоруб обстоятельно врезается в скалу. Кошки не подведут.

Тот, другой, не может дотянуться до противоположной стены. Ему меня не достать.

Метр, второй, третий…

Барахтающийся уже подо мной.

Почему не приходят чувства? Где барабанная дробь в ушах? Всё как-то неправильно.

Отталкиваюсь от стены и хватаюсь за общую верёвку. На весу её не обрубить ледорубом, приходится буквально рвать на волокна десятимиллиметровый кручёный шнур зубчатым лезвием.

Под ногами крутится и визжит живой человек.

Хороший мужик. Последовательный, даже немного строгий, но внешне спокойный, неконфликтный. На вершине сдержанно улыбался, когда другие плясали и плакали от восторга. Антон, лидер группы, опасался брать того на вершину – небольшая одышка немолодого альпиниста запросто могла перейти в массивный отёк лёгких. Но мне отчего-то хотелось, чтобы он пошёл. Не знаю, почему во мне возникло такое желание. Возможно, оттого, что он казался рассудительным и более скромным, чем парочка ребят надо мной. Не люблю, когда много болтают. Знаю: люди разные, и кто-то не умеет вовремя промолчать. Но ничего не могу с собой поделать. Я уважаю тишину.

Вот как смеётся над нами гора: самого молчаливого человека она превращает в испуганного поросёнка. Его вопли оглушают меня.

Нитка за ниткой выскакивают из общего веретена и торчат кучерявыми локонами с головы старой куклы. Когда шнур оборвётся, мне необходимо успеть схватиться за край, иначе сила тяжести потянет меня вслед за потерявшим рассудок. Помню: меня страхуют, и моё тело пролетит всего метра три-четыре, но я закреплён на общей точке, и когда страховочная верёвка меня остановит, сила рывка, скорее всего, выбьет винт ледобура. Все наши усилия окажутся напрасными. Мы упадём.

Нужно успеть ухватиться.

Зрачки расширяются, когда я вижу, как оставшиеся волокна рвутся под тяжестью двух истощённых тел. Цепляюсь за верхний конец. Меня бросает вниз, но заиндевелые пальцы удерживаются за трос.

Чёрт! В неразберихе выпускаю ледоруб. Без него я погиб. В воздухе ловлю его ладонью за клюв. Успеваю! Настоящий везунчик!

И тут глаза натыкаются на нечто, растворяющееся во мраке. Это вроде ещё человек, но я уже знаю, что нет. Он покойник. Крик обрывается. Уши вновь заполняются воем ветра и пустотой. Холодной, безжизненной, одинокой. Смерть – вот она, близко. Неосторожное движение и конец.

Меня начинает трясти. В голове застревает отвратительная идея, что мою верёвку тоже кто-то распиливает. Меня тоже хотят убить. Я убил человека, значит, я заслуживаю ту же участь. Пальцы еле справляются с ношей. По спине бродят сотни тысяч мурашек.