Под серебристо-серым парижским небом взметывались ввысь искристые струи, а взлетев, рушились вниз, в нарциссическом восторге спеша насладиться собственным отражением, и в шуме фонтанов, осиянный светом, овеянный тысячелетиями, мерцающим вертикальным стержнем прокалывал небосвод обелиск – символ непреходящей стойкости в окружении самого мимолетного, что есть на свете, – фонтанов, которые, мириадами капель познавая восторг взлета, возносились к небу и, забыв на миг о недуге земного тяготения, жертвами неизбежной метаморфозы отдавались гибельности упадка, напевая древнейшую на земле колыбельную песнь, – неумолчный плеск воды, этот хорал вечного возрождения материи и вечной бренности всякой отдельной жизни.