Слава Богу, ещё изредка попадаются такие книги, когда ты с первых строк понимаешь: вот оно, то самое, что, наконец, – тебе, для тебя, о тебе. «Дублинеска» для меня – именно такая книга, причем настолько «такая», что мне хотелось растащить её на цитаты и распихать их по всем карманам, чтобы они всегда были рядом и «в минуту жизни трудную» продолжали держать на плаву. Читать свою жизнь, как критик – книгу, ждать от жизни скрытых посланий, которые нужно расшифровать, верить, что в твоей жизни всегда может объявиться кто-то, кого ты меньше всего ждёшь… - это я, я и ещё раз я.
Фон книги образуют, конечно, многоплановый ментальный поток «Улисса» и семиотические ландшафты Дублина (сразу потянуло перечитать и «Улисса» и «Дублинцев»), что выстраивает неповторимую атмосферу странно-пограничного бытия – ты и здесь, в пространстве-времени города, и одновременно – в пространстве-времени жизни героя, но больше всего – ты в пространстве-времени его эмоций и рефлексий. В отличие от «Улисса», «Дублинеска» читается легко, но эта лёгкость, может быть, связана именно с аллюзиями на Джойса. Если вы знаете, как падает «снег в безветрии нагорном» в Дантовом «Аду», если готовы к встрече с белой лошадью на мосту О’Коннела, если ищете лёгкость (leggerezza Итало Кальвино), «устав от тяжести бытия», если согласны совершать «английские», «французские» или «итальянские» прыжки, то лишних вопросов не возникает, а вместо этого запускается внутренний герменевтический механизм, готовый многократно перемалывать, просеивать, шлифовать и калибровать как замысловатые метафоры, так и спровоцированные сюжетом воспоминания, создавая из них «нового» «Улисса» и «свой» Дублин. Как сказал бы Борхес, здесь можно отыскать свои центры и свою алгебру, свои ключи и свои зеркала. Всё здесь – поводы для размышлений и вчувствований в жизнь, в время, в самого себя. Удивительно комфортная, хотя и написанная, безусловно, для «своего» читателя, эта книга прекрасно иллюстрирует закон заслуженного собеседника! Я всеми силами старалась продлить своё удовольствие и очарование, а не просто проглотить её «хищной гносеологической пастью», и всё время думала, как здорово быть с автором на одной волне, понимать друг друга с полуслова.
Чтобы написать такую книгу, как эта, органично и притягательно смешивающую реальности жизни и мысли, надо, наверное, обладать не только безмерной литературной эрудицией, но и роскошной интуицией, позволяющей автору легко провести читателя по волнам жизни героя и его памяти о ней. Но и чтобы понять её, нужно самому что-то сделать со своей душой, как-то перенастроить её, услышать «другие барабаны» - и вот тогда «из слёз, из темноты, из бедного невежества былого» появляется чувство постепенного обновления жизни, душа приходит в какое-то иное движение. И при этом возникает чудесное ощущение мистического лабиринта, по которому ты бродишь не потому, что ищешь выход, а… ради самого процесса. Ты намеренно продлеваешь своё пребывание в нём не потому, что заблудился, а потому, что ищешь новые пути в себя. И в нём (если, конечно, повезёт) ты встречаешь самого себя в разные периоды жизни, своих ангелов и своих демонов, тех, кого ты любил и покинул, то, что для тебя остаётся ценным и важным на все времена. И… кто найдёт тебя в твоих лабиринтах? Да и хочется ли, чтобы тебя отыскали?
Когда-то давно я прочитала, что о влиянии книги на читателя можно судить так: представьте себе часы, где каждая прочитанная книга либо продвигает стрелку вперед, либо нет. Значительные книжки двигают стрелку на несколько минут, но есть такие – потрясающие! – книги, которые продвигают нас сразу на полчаса в нашем духовном развитии. Это и есть «настоящее, подлинное, на всю жизнь незабываемое счастье». Мне кажется, «Дублинеска» - из таких. И её кажущаяся бессюжетность – не помеха, чтобы легко и просто влиться в чудесный джойсовско-беккетовский-дублинско-барселонский поток. Может быть, в жизни вообще нет ни логики, ни сюжета, их выстраивают для нас хорошие писатели, умеющие создать столь изящный арабеск.
Я иногда думаю, что книги, как люди, ищут «своих», и им вовсе не обязательно нравиться всем подряд, чтобы становиться значимым событием в литературе и в чьей-то жизни. Мы с «Дублинеской» нашли друг друга. А есть ли грань между жизнью и смертью, прошлым и настоящим, здесь и там, истиной и ложью, Мной и Другим, автором и читателем… да не так уж это и важно.