* * *

© Вейс Е., 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Прологъ

Записки честного сплетника

Новый и совершенно прелестный день раскрывает свои объятия для всех жителей города К., – хотелось бы сказать вашему покорному слуге. Но в таком случае я бы потворствовал чудовищному кощунству в отношении каждого из вас, господа, ведь нынешний день отнюдь не так прелестен, как об этом талдычат в других газетах.

Исчезновение людей для крупных населённых пунктов – событие обыденное. Кто-то ушёл из дома, не сказав родне. Кто-то напился до поросячьего визга и исчез. Таковых случаев – сплошь и рядом. Быть может, оттого этим вопросом до сих пор не занимались всерьёз. Однако проблема как никогда остра, и молчать боле – нет мочи. С прискорбием вынужден сообщить, что в нашем славном городе К. пропадают жители. Внезапно. И не оставляя следов.

Куда растворяются люди? Стоит ли кто-то за этими необъяснимыми исчезновениями? Мрачное дело, но в то же время ясное, как сегодняшнее небо. Не случайность и не совпадение – в этом ваш слуга убеждён твёрдо, и никто не способен меня переубедить.

Как долго это продлится? Будет ли пролит свет? Увы, всего мне знать не дано. Однако я настаиваю и продолжу настаивать, что в пропаже людей кроется что-то зловещее. Берегите себя.

На страже событий,

Ваш Бессонница-Шутник

Глава 1
Тревожные сны города К.

Григорий Алексеевич Одоевский обладал всеми необходимыми для хорошего следователя качествами. Мужчиной он был серьёзным и исполнительным, умел подмечать мелочи, сопоставлять факты, мыслить трезво и в меру отстранённо. И всё ж таки душа у него была не полицейского служителя, не офицерская. Краски и холст, которые отец Григория расценивал как юношескую глупость, не стали манить к себе меньше. И скольких бы преступников он ни переловил, руки всё равно тянулись к кистям. Вот и сейчас, при наблюдении за игрой света и блеском мелких снежинок, принесённых ветром с крыш, подушечки пальцев покалывало от желания запечатлеть сей миг.

– Григорий Алексеевич?

Бархатистый голосок отвлёк мужчину от созерцания. Опустив голову, он тут же уткнулся взглядом в огненные пряди, которые напоминали извилистые ручейки. Моргнув несколько раз, Григорий выдохнул облачко пара и улыбнулся.

– Ваше сиятельство! Рад вновь вас видеть. Кажется, будто мы не встречались целую вечность.

– Что ж, если парочку месяцев можно расценивать как вечность, то, полагаю, так и есть.

Графиня Ельская легонько улыбнулась, и ему хотелось бы поверить, что под порывом искренности, а не обыкновенной любезности, в которой Мария Фёдоровна, следует признать, была весьма искусна.

Вокруг тонкого прямого носика собрались забавные морщинки, когда графиня внезапно чихнула и поспешила прикрыть аккуратный рот ладонью в белой замшевой перчатке.

– Будьте здоровы, ваше сиятельство!

– Благодарю. Это всё из-за снега.

– Снега? – переспросил Григорий, невольно окинув взглядом сугробы, которые дворник, прикреплённый за этой частью города, отчего-то до сих пор не счистил.

– Не могу глядеть на него, когда он так искрится из-за солнца.

– Какой любопытный факт о вас.

Мария Фёдоровна покачала головой и, как ему показалось, несколько смущённо ответила:

– Бросьте, Григорий Алексеевич, уверена, ничего более скучного от женщины вам слышать не приходилось.

– Вы просто не беседовали с теми дамами, что сватали мне своих дочерей.

Смех графини был тихим и чистым, словно утренняя капель. В этот момент она не походила на саму себя, в её смехе не было ни капли притворства и ужимки, лишь подкупающая прямота.

– Направляетесь к дому? – Мария коротко кивнула, и он протянул ей свой локоть.

Хлопья продолжали скапливаться и постепенно таять на их одеждах. Скрип под ногами и негромкое дыхание делали наступившую между ними тишину уютной. Мысли барона блуждали, а взор цеплялся то за одну, то за иную постройку. Он рассматривал дома и переносил их на своё воображаемое полотно, думал о перспективе, которая помогла бы рисунку в его голове стать таким же объёмным и живым, как и оригинал перед глазами.

– Так вы выбрались на прогулку?

Голос спутницы прервал думы Григория, в которых он уже перешёл к теням и акцентам.

– Надо было уладить несколько рабочих дел.

– Приключилось что-то серьёзное? Вам даже пришлось покинуть участок, – обронила она замечание, будто бы невзначай.

Непринуждённость, с которой она задала вопрос, показалась ему подозрительной. Скосив взгляд на женщину, он позволил себе выждать несколько секунд. Ему было приятно общество графини, но с ней всё же следовало держать ухо востро.

«Ничего такого, что должно вас волновать», – хотел сказать он, но в последний миг передумал. Подобный выбор слов звучал излишне резко. К тому же Григорий считал, что срочное дело, которым он занимался последние дни, касалось графини ровно так же, как и других жителей города К.

Трость мужчины дрогнула в руке, ботинок проехался по прячущейся в снегу ледяной корочке, а сам Григорий упал бы, если бы не своевременная и решительная поддержка Марии Фёдоровны. Одно её движение вернуло тело мужчины в вертикальное положение. И заодно словно подбросило горячих углей на кончики его ушей. К счастью, уши, которые могли бы выдать смущение, были полностью скрыты от женского взора под шапкой на меху и чёрной, густой копной волос.

– Слишком безлюдно для нынешнего часа, не находите?

Неожиданное замечание заставило его оглядеться. Одна из самых длинных и оживлённых улиц, на которой при желании можно было отыскать что угодно, от заморских кушаний до редких фолиантов или антиквариата, пребывала в безмолвии. Застылость породила рой нехороших мыслей, которые он гнал от себя, дабы сохранить хладнокровность. И всё же истина была таковой: за короткий срок страх успел глубоко забраться в сердца людей. Картинка перед глазами печалила следователя, но в какой-то мере успокаивала. Ведь чем меньше людей на улице, тем ниже вероятность новой пропажи. Во всяком случае, пока он со всем не разобрался, такое положение вещей было вполне приемлемым.

– Постарайтесь не выходить из дома в тёмное время суток. – Подумав, он добавил: – Да и одна тоже не гуляйте.

Мария Фёдоровна настороженно нахмурилась. Она смотрела на него в ожидании пояснений, но, осознав, что их не предвидится, кивнула. Тем не менее обещаний, что станет придерживаться его предостережений, графиня не дала.

* * *

Сбив налипший к сапогам снежок, Мария бросила последний взгляд в сереющее небо и зашла в дом. Дверь закрылась, и все переживания, которые так или иначе обхватывали её со спины с тех пор, как они с Ильёй вернулись в город, растаяли под жаром нагретой квартиры.

Графиня накинула салоп^[1] на вешалку и, ведомая запахом съестного, направилась в столовую. Аромат выпечки и горячего супа пробудили в ней аппетит, но переступать порог Мария не спешила. Прислонившись к дверному косяку, она с улыбкой наблюдала за ловкими движениями Анюты, занимавшейся сервировкой стола. Вероятно, Мария выдумывала, но за три недели их отсутствия девочка будто бы вытянулась, всё больше становясь похожей на юную барышню.

«Как быстро они взрослеют». – Мария ещё не успела определиться, как именно относиться к этому открытию. Вдруг её шлёпнули по плечу. Она повернула голову и недоумённо посмотрела на виновника.

– Какова красавица! Ни «здрасте», ни «до свидания». И крошки в рот не взяла, зато помчалась к своим чертям в салон!

На широком, добром лице няни алели краски гнева. Графиня почувствовала себя нашкодившим щенком, и это её развеселило. Уже второй раз за день, невзирая на все тревоги, на вернувшиеся заботы и обязательства, Мария искренне хохотала. Она захлёбывалась в лёгкости, переполняющей грудную клетку, и, будто позабыв об усталости, плавала в заботе людей, которые её любили. Как бы ни переубеждали Марию в обратном её собственные страхи.

– Если скажу, что проведу весь день дома, ты сменишь гнев на милость, няня?

Глаза женщины округлились, она даже приоткрыла рот от удивления, но тут же его захлопнула и кинулась на барышню с объятиями.

– Как же красиво ты смеёшься, Марьюшка. – Надежда Никифоровна крепче прижала воспитанницу к груди и, будто не веря, что Мария настоящая, задумчиво провела ладонью по её волосам. – Что же мы, в самом деле? Бегом обедать.

Няня подтолкнула графиню к столу, а сама скрылась из виду. Совсем скоро объявился Илья. Анюта принялась разливать золотистый бульон, но когда очередь дошла до тарелки племянника, Мария остановила девочку и вызвалась сама. Подобного прежде не происходило, дети попросту не знали, как реагировать на неожиданные порывы графини.

Впрочем, замешательство не продлилось долго. Расчувствовавшийся мальчик рассыпался в благодарностях: няне, приготовившей его любимое блюдо, Анюте, что так бережно несла эту кастрюлю от самой кухни, и, конечно же, Марии, которая сделала суп ещё вкуснее одним только незамысловатым движением руки.

Этот обед словно перестал быть данью природным потребностям или символичным поводом собраться за одним столом. Каждый из домочадцев графини без оглядки на этикет или привычное безмолвие делился рассказами о минувших днях.

Казалось, уют приобрёл материальную форму.

«И почему раньше мы этого не делали? Не общались? Не смеялись?» – Она вслушивалась в тихую, пока ещё робкую радость в голосах родных и понимала, что приложит максимум усилий, чтобы их сближение не заканчивалось только на этом.

* * *

Она то тонула в болотах, то вязла в снегах, отчаянно пытаясь выбраться. Батистовая сорочка пропиталась потом и страданиями, неприятно прилипнув к телу. Даже осознавая, что попала в мир грёз, Мария не видела из него выхода. Быть может, всё оттого, что она не спала – бредила? И этот бред никак не желал отступать.

Провалившись в сугроб по пояс, Мария вдруг замерла. Сбоку от неё что-то было. «Кукла?» – предположила графиня. Пальцы нырнули в холод и нащупали волосы. Не задумываясь, графиня потянула находку вверх, постаравшись освободить её из снежного плена.

Губы едва разомкнулись, изо рта вырвалось скомканное: «Что…» Взгляд скользил по чертам некогда румяного лица. Увиденное разъедало мысли и подталкивало за край безумия.

Голова замёрзшей Анюты стала последней ка плей.

Вздрогнув, Мария пробудилась с немым криком на устах. Понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Ещё столько же – чтобы осознать: она в своей комнате, по которой эхом прокатывались звуки завывающей за окном метели.

Сев в кровати, графиня обхватила себя руками. Глаза заторможенно прошлись по всем углам и только потом приклеились к окну: ветер распахнул его настежь. Вот почему спальня была такой студёной.

«Холод навеял кошмар? – Мысль показалась ей здравой и даже успокоила, пока она не вспомнила синюшную кожу Анюты. – Это тоже всего лишь часть дурного сновидения?»

Мария не верила в вещие сны, но когда-то она не верила и в призраков…

Рассудив, что для начала было бы неплохо устранить источник мороза, графиня опустилась босыми ногами на пол и поморщилась: казалось, деревянные доски были ничуть не теплее заледеневших пешеходных дорожек. Когда она почти вернула всё на свои места, ей почудилось, что кто-то копошился на улице, прямо у ступенек входа в дом. Облокотившись на подоконник, Мария чуть подалась вперёд, силясь разглядеть нарушителя ночного спокойствия, но так ничего и не обнаружила. Звуки больше не повторялись.

* * *

«Может ли статься, что предостережения барона Одоевского намного серьёзнее, чем мне показалось?» – Опустив подбородок на кулак, графиня раскачивала ногой и рассматривала непривычно пустынную набережную через окно своего кабинета. Вчера, дабы успокоить нянюшку, она согласилась побыть дома. Однако сегодня какими-то притянутыми за уши доводами её вновь уговорили остаться. В городе явно что-то происходило. Что-то из ряда вон выходящее. Складывалось впечатление, что скрюченные тревоги и зубастые страхи разогнали всех по углам и теперь свободно разгуливали по улочкам вместо людей.

Мария слишком радовалась встрече после долгой разлуки, чтобы это заметить, но в нынешний час ясно видела: нянюшка пребывала в состоянии нервозности, а Анюта выглядела встревоженной.

Говоря, что ей чудится, они юлили. Своим нелогичным поведением обе лишь доказывали истинность её подозрений. Раньше Анюта всегда приносила свежий выпуск газет и частенько выбиралась на прогулки, да и Надежда Никифоровна не реже двух раз за день навещала соседку – пожилую вдову с феноменальной памятью на лица, положения и пикантные истории. Но вот уже почти полдник, а они сидят дома. Либо жизненный уклад матери и дочери резко изменился за время отсутствия графини, либо они намеренно пытались что-то скрыть, пуская пыль в глаза. И чем дольше они молчали, тем сильнее графине хотелось докопаться до сути.

Трудно признавать, но, похоже, несмотря на всю опасность спиритического ремесла, за период спокойствия в гостях у тётушки Мария успела соскучиться по загадкам, расследованиям и даже призракам.

Чтобы хоть как-то разогнать скуку, графиня принялась разбирать скопившуюся почту и стопку с местными журналами да газетами. Среди писем нашлось несколько уведомлений о сборах с торговли и промысла, парочка пошлин местного назначения и как минимум три просьбы о проведении спиритического сеанса. Мария отбросила их в сторону после прочтения. Дела Праздных, а именно так она называла посетителей, обращавшихся к ней исключительно в целях развлечения, её не заинтересовали.

Куда больше графиню привлекли свежие выпуски газет. Сейчас она была подобна скромному наблюдателю, который стоял с краю и смотрел на бурное течение. Однако она надеялась, что заметки на газетных страницах помогут ей влиться в этот поток событий.

«Представители сыскного отдела просят не раздувать из мухи слона и призывают к спокойствию. Из десяти заявлений о случаях пропажи за последнюю неделю четыре были отозваны, а три – оказались неудачной шуткой. По оставшимся случаям ведутся проверки».

С улиц исчезали люди. Если верить сотрудникам полиции, ситуация под контролем и причин для беспокойств нет и быть не может. Однако в заметках со светскими новостями били тревогу: отменён уже третий бал и судьба предстоящего вечера у Машковых до сих пор неясна.

Купцы тоже делились своими историями:

«Закрыли мы лавку, значится. Подёргали за замок. Всё как полагается. Распрощались. До угла дойти не успел, слышу: Лёшка вопит. Ну я побежал на крик-то. Но Лёшки уже не было. Только шапка в снегу лежала».

В руках оставался последний конверт из плотной и, надо отметить, весьма дорогой веленевой бумаги. На нём не было ни подписи, ни марки, ни каких-либо других признаков, указывающих на отправителя. Лишь две буквы на печати: «В.Д.». Однако никто из тех, кто мог бы скрываться под инициалами, на ум не приходил.

«Любопытно», – мелькнула мысль, прежде чем графиня без колебаний сорвала печать.

Бумаги внутри не оказалось, зато было кое-что другое. Вытряхнув содержимое конверта, Мария насупилась. Засушенные чёрные лепестки заняли всё пространство стола. Определить, какому именно цветку они когда-то принадлежали, было проблематично, как и разгадать, что подразумевали под данным сообщением. Ей угрожали? Предостерегали? Или желали напугать?