Нам бы очень хотелось, чтобы дети нас слушались. Более того, это зачастую полезно для их собственного здоровья. К тому же дети в целом, если не нарушена привязанность, готовы следовать за своим родителем, им хочется нравиться своему родителю и получать от него похвалу и поощрения. Это не значит, что ребенок будет по щелчку выполнять все наши команды. В том числе потому, что иногда он просто не способен это сделать в силу своей психофизиологии. Трудно себя регулировать и произвольно переключать или оттормаживать, когда тебе еще нет даже пяти-семи лет от роду. Отшлифовать ребенка можно. Чтобы он был шелковый. Вопрос цены. Цена обычно – подавленные эмоции и воля.
Так вот, триггеры. Даже когда мы осознали, каково нам было самим расти в авторитарной системе воспитания, в которой наша воля подавлялась, а за шаг влево-вправо грозил расстрел, другой модели мы же не видели. И вот перед нами стоит или лежит на полу и дрыгает ногами наш собственный ребенок. И мы, во-первых, технически не знаем, что с этой орущей композицией делать («инструкции» по возрастам можно найти в моей книге «Профессия мама»). Это вызывает родительское бессилие. Во-вторых, в голове красной лампочкой зажигаются установки наподобие «ребенок ДОЛЖЕН слушаться/уважать» (а раз не слушается, значит, я, вероятно, неправильный родитель, мысль эта плохо выносима, а когда мы что-то плохо выносим, в качестве защитного механизма на помощь приходит гнев). А в-третьих, если у нас нет опыта, когда бы взрослый выдерживал сильные детские эмоции и мог бы поставить границы, не разрушая эмоциональную связь с ребенком и заодно самого ребенка, у нас в таком случае, скорее всего, будет стоять внутренний запрет на выражение чувств. И когда наши дети «позволяют» себе то, что мы сами себе не разрешаем и даже не пытаемся найти хорошие для этого формы (очевидно, в 30 лет валяться на полу и кричать будет не самым удачным решением), это подсвечивает нам наши собственные внутренние конфликты. Это тоже выдерживать очень непросто. И на помощь снова-таки зачастую приходит гнев.
Когда мальчик, не видевший своего отца, не имевший возможности «об него» расти и формироваться как мужчина, становится отцом, ему хочется дать своим детям то, чего он был лишен. И порой это кончается тем, что он забывает о себе и своей жизни.
О проекте
О подписке