«Чем ты старше, тем больше вкладывай в себя», – твердил мой дед незадолго до смерти. Я была юна, глупа, и его слова казались мне белибердой. Лишь годам к пятидесяти пришло понимание: дедушка имел в виду инвестиции в старость. Теперь я знала: берясь за освоение нового навыка, двадцатилетние идут по равнине налегке, веселые и беззаботные; сорокалетние карабкаются в гору, пыхтя и ругая себя за то, что потеряли столько времени впустую; старики вроде меня упираются в отвесную стену и ошеломленно смотрят вверх, не веря своим глазам. Не вскарабкаться, не обойти.В шестьдесят пять я попыталась учить французский. Но иностранные слова разбегались от меня, как муравьи от пожара. Ни одно правило не задерживалось в голове дольше суток. Итогом месячного пыхтения над самоучителем стали две фразы: «Ле рир дилят л’эспри», что значит «Смех расширяет разум», и «Фем боне ву короне»: «Хорошая жена стоит короны». Я представила, как брожу по улочкам Монмартра, вооруженная этими премудростями, и расхохоталась. Ох, это и впрямь было весело! Если верить французам, мое сознание должно было расшириться, как Вселенная!