© Елена Дымченко, 2022

ISBN 978-5-0055-5965-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Энджи проснулась от заливистого злобного лая Жужу. Открыв глаза, она увидела застывшего на пороге огромного чёрного пса. Встав между нею и пришлым чужаком, её маленькая собачка, сотрясаясь от ярости, была готова насмерть защищать свою хозяйку.

Девушка с испугом смотрела на нежданного гостя. Зная толк в собаках, определить породу этого представителя псовых она не могла. Мелькнула мысль, что это волк, но эту версию тоже пришлось отмести, возможно, потому, что представители этого вида ассоциировались у неё исключительно с серым окрасом. А этот пёс был откровенно чёрным, без всяких намёков на варианты.

Явной агрессии он не проявлял, но несмотря на внешнее спокойствие весь его облик внушал страх. Энджи кожей чувствовала исходящую от него опасность.

– Пошёл вон! – крикнула она и бросила в пса журнал, который листала перед сном.

Любая собака обязательно отреагировала бы на летящий в неё предмет, если не бегством, то хотя бы прыжком в сторону. Но этот даже уши не прижал к голове. Спокойно посмотрел на упавший рядом журнал и снова уставился на неё.

«Какая странная собака, – подумала Энджи, – у неё железобетонная психика. Мне бы такую».

Жужу, стоя на краю лежанки, всё ещё продолжала истерично лаять. Голос малышки уже утратил привычную звонкость, став хриплым. Чёрный пёс довольно флегматично наблюдал за прыжками маленькой собачки, похожей то ли на кошку, то ли на крысу, и, судя по всему, не воспринимал её ярость всерьёз. Это было и понятно, ведь по размерам он превышал смелую, но миниатюрную Жужу в десяток раз. Наконец, он презрительно фыркнул и исчез в ночи.

– Детка! – окликнула собачку Энджи. – Он ушёл, иди ко мне.

Всё ещё дрожа от злости, та, поскуливая, посеменила к хозяйке. Лизнув девушку в нос, она не залезла как обычно под одеяло, а легла на краю кровати. Жужу явно не доверяла этому псу и разместилась так, чтобы видеть входную дверь, Энджи вздохнула и растянулась на постели. Она попыталась найти более удобное положение для сна, но на такой лежанке это было сделать невозможно.

«Кто бы мне месяц назад сказал, что я буду спать на матрасе набитом сеном, никогда бы не поверила», – ворчливо думала девушка, ворочаясь с бока на бок.

От этого жёсткого ложа всё тело болело, а вчера, переодеваясь, она обнаружила на бедре огромный синяк, и всё из-за этого клочковатого матраса.

«Когда же мы, наконец, отсюда уедем, – томилась Энджи, – я хочу выспаться на нормальной кровати с постельным бельём. В конце концов, я хочу принять душ, а не мыться частями под этим древним рукомойником!»

Она с отвращением посмотрела на висящий около входа железный сосуд для умывания. Когда-то он был, вероятно, синим, но сейчас из-за безобразных ржавых подтёков его цвет не имел названия.

«Это же Средний век какой-то, не думала, что где-то ещё люди живут в таких условиях!»

Энджи кинула взгляд на материнскую постель, но та была пуста. Судя по кромешной тьме за окном, сейчас была глубокая ночь. Только полная луна сумрачно выглядывала из-под нависших туч. Девушку не сильно взволновало отсутствие матери в такое время суток, ведь эти странные ночные отлучки стали здесь обычным делом.

В первый раз, когда проснувшись ночью Энджи увидела рядом пустую койку, она спокойно ждала мать минут пятнадцать. По её расчётам этого времени с лихвой должно хватить на справление любых физиологических потребностей, которые могут ночью поднять человека с постели. Но мать не возвращалась. Энджи вышла на крыльцо, но и во дворе ту не обнаружила.

«Может, они опять секретничают?» – подумала она.

Стучаться ночью в комнату к «ведьме», как называла про себя хозяйку дома Энджи, у неё не было никакого желания. Поэтому спустившись по ступенькам, она обошла вокруг, чтобы заглянуть в окно старухи и удостовериться, что мать там. Но из-за плотных занавесок не пробивалось ни одного луча света. Значит старуха или спит или куда-то ушла. Но куда тут можно ночью пойти? Глухой лес обступил стеной крошечный домик бабки Прасковьи и на ближайшие несколько километров не было ни одной живой души.

Энджи стало страшно. Мать исчезла, а она осталась одна в этом забытом богом и людьми жутковатом месте. Идти ночью в лес на поиски пропавшей ей показалось плохой затеей и она вернулась в дом.

«Почему мы здесь сидим? – спрашивала она себя, чутко прислушиваясь к звукам за дверью. – Что маму здесь держит? Как можно здесь жить? А эта жуткая старуха… У меня от неё мороз по коже. Если мать к утру не появится, уеду одна. Пусть остаётся, если ей здесь так нравится, а мне надоело».

Через час мать вернулась. На упрёки и взволнованные вопросы дочери она ответила лишь кратким:

«Так надо, осталось недолго».

Сочтя, что инцидент исчерпан, она легла в кровать и повернулась лицом к стене. Ещё долго кипя от возмущения, Энджи окончательно решила, что завтра покинет это место. С неё хватит!

Утром забравшись в машину и повернув ключ зажигания, она с ужасом услышала вместо ровного гула мощного мотора сначала зловещее клокотание, а затем и тишину. Снова и снова прокручивая стартер, девушка пыталась завести мотор, но безуспешно. Новенький, только из салона «ленд крузер» наотрез отказывается куда либо ехать. Это было непонятно и возмутительно.

«Ну, погодите! – кипела она бессильной злостью, проклиная нечистых на руку автодилеров, подсунувших ей бракованную машину. – Вот я до вас доберусь, тогда пожалеете!»

Изрыгая из себя проклятия и угрозы, Энджи на самом деле абсолютно не представляла, как ей из этой глухомани до них добраться на сломанной машине. Следуя скорее стереотипу, чем желанию реально разобраться в причине поломки, она решительно открыла капот и беспомощно уставилась на его содержимое. Минуты бессмысленного созерцания на непонятные трубки и коробки ей хватило, чтобы понять, что всё это безнадёжно.

Будучи страстной автомобилисткой и сменив за свою жизнь не одну машину, Энджи никогда раньше не считала нужным вникать во внутреннее устройство столь обожаемого ею средства передвижения. Она изредка открывала капот лишь для того, чтобы долить омыватель для стёкол. На этом её знание конструкции автомобиля заканчивалось. Никогда она не пыталась в этом хоть немного разобраться. Да и зачем? Если возникали какие-то проблемы, всегда можно обратиться к профессионалам, и они всё сделают как нужно. А что ей делать сейчас? Где найти авторемонт, если на ближайшие пару десятков километров и машин-то ни у кого нет?

Ситуация казалась безвыходной. Идея идти пешком до ближайшей деревни Глухово через лес с чемоданом в руке сама по себе звучала безумно. Но даже если бы она решилась на подобное безрассудство и припёрлась в эту дыру, то дальше-то что? Вызывать такси? Это могло показаться хотя бы смешным, если бы у неё здесь телефон работал. Но её супер-пупер айфон последней модели уже два дня как разряжен, а подзарядить его в этой хибаре негде. В первый же день, чтобы зарядить телефон, она обшарила все закоулки старого дома в поисках заветной розетки, но так её и не нашла. Но даже если бы ей это удалось, и шкала зарядки пополнилась на все сто процентов, то вряд ли бы это позволило использовать смартфон по прямому назначению. Ещё доживая свои последние минуты, он здесь не ловил никакой сети. Чудо связи стоимостью в полсотни тысяч рублей здесь был абсолютно бесполезен и годился разве что для колки орехов.

«Вот попала», – чуть не плакала Энджи.

Вышедшая из дома мать насмешливо спросила:

– Не заводится?

Дочь вздрогнула и чуть ли не с ненавистью ответила:

– Да, не заводится! А что тут смешного?

Та, холодно улыбаясь, пожала плечами:

– Да ничего, ты не волнуйся, когда надо будет – заведётся.

– Что значит «когда надо»? – возмущённо спросила Энджи, но вопрос повис в воздухе. Развернувшись, мать ушла в дом.

«Как это всё понимать? – не могла успокоиться девушка, – странная она какая-то».

Глава 2

А мать действительно вела себя странно. Когда после её таинственного исчезновения Энджи увидела её впервые, то, кинувшись в материнские объятия, сразу же почувствовала отстранённость и холодность. Конечно, мать никогда не отличалась эмоциональностью и не была склонна к выражению пылких родственных чувств, но раньше они у неё, по крайней мере, были. Но тогда, обнимая Валентину, Энджи поняла, что с таким же успехом можно прижимать к себе дерево в лесу или скалу. От матери она не почувствовала никакого эмоционального отклика или хотя бы намёка на радость от встречи, а лишь холодность и равнодушие.

Отстранившись, девушка пытливо заглянула той в лицо. Валентина смотрела на неё спокойным, невозмутимым взглядом.

– Мама? – спросила тогда Энджи, почти сомневаясь в том, что эта женщина ей не чужая.

– Здравствуй, – ответила та и, потянувшись, запечатлела на лбу дочери еле ощутимый сухой поцелуй. – Давай присядем, – показала она рукой на скамью.

– Мама, где ты была? Мы тебя везде искали, – не сводя глаз с прекрасного лица, спросила Энджи.

– Я была не совсем здорова.

– Ты больна? – удивлённо спросила дочь, любуясь её безупречной кожей.

– Была, но уже нет, – улыбнувшись уголками рта, ответила та, – сейчас я здоровее, чем когда-либо раньше.

– Ты живёшь здесь? – спросила Энджи, озираясь на запылённые стены старого дома и паутину по углам.

– Нет, я живу у твоей прапрабабушки Прасковьи.

– А разве это не её дом?

– Нет, она уже давно живёт в другом месте.

– А что с тобой случилось? Чем ты была больна?

– Это уже неважно, всё прошло.

– Мы так волновались… – взяла мать за руку Энджи, – отец поднял на ноги всех, МЧС неделю тебя искала, прочесывали лес и вертолёты всё здесь облетели, но безрезультатно.

– Да, я знаю, – ответила Валентина и замолчала, видимо, считая, что эта тема исчерпана.

– Мама, я так рада, что ты жива. Ты так внезапно уехала и пропала. Твой водитель Никита позвонил Игорю и отцу и они все приехали сюда тебя искать, но никаких следов не нашли.

– А как ты нашла меня? – сдержанно спросила мать.

– Я сама не знаю, – пожала плечами Энджи. – Мне же отец рассказал обо всём только после того, как уже вернулся. А потом… я села в машину и приехала сюда. Меня как будто кто-то вёл в этот дом.

Она протянула руки, чтобы обнять вновь обретённую мать, но та лишь бесстрастно улыбнулась одними губами. Взгляд серых, стальных глаз оставался отстранённым. У Энджи невольно опустились руки. Эта безмятежность и холодность уже не на шутку её пугали. Она тяжело вздохнула:

– Мама, я должна тебе рассказать очень нехорошие новости.

– Я знаю про базу и про смерть Игоря, – холодно ответила та.

– Откуда? – удивилась Энджи.

– Я теперь много чего знаю, – даже не улыбнувшись, ответила Валентина.

Дочь изумлённо уставилась на неё, но мать явно не была расположена к объяснениям. Энджи только и решилась спросить:

– И что ты думаешь теперь делать?

Та, помолчав, сузила глаза и сухо ответила:

– Я это так не оставлю.

– А что ты можешь сделать? – насмешливо спросила Энджи, но заглянув в материнские глаза, тут же убрала улыбку с лица.

– Скоро смогу многое… – думая о чём-то своём, отстранённо ответила Валентина.

Хоть девушку и распирало от любопытства, но расспрашивать о подробностях она почему-то не решилась.

– Когда мы поедем домой? – лишь спросила она.

– Чуть позже, – вставая, ответила мать, – а теперь пойдём, я познакомлю тебя с твоей прапрабабушкой Прасковьей.

Даже не оглянувшись, чтобы проверить, идёт ли за ней дочь, Валентина вышла за дверь. Чуть помешкав, Энджи подхватив в одну руку Жужу, а в другую тяжеленный чемодан, последовала за ней.

Услышав от матери, что Прасковья живёт в «другом месте», Энджи никак не ожидала, что оно окажется глубоко в лесу. Спотыкаясь и перехватывая тяжёлый чемодан из одной руки в другую, она, боясь отстать от идущей впереди матери, продиралась сквозь кусты и проклинала про себя и прапрабабку и мать. Та, видимо, хорошо ориентируясь в кромешной тьме, легко и уверенно шагала вперёд, обходя ямы и поваленные старые деревья. В отличие от неё, Энджи, спотыкаясь и падая, собрала на пути всё возможные рытвины. Чтобы облегчить себе путь, она спустила Жужу с рук. Но та чувствовала себя неуютно в такой глуши и путалась у неё под ногами, создавая дополнительные препятствия.

– Мама, подожди же! – взмолилась, наконец, Энджи, свалившись в очередную яму.

Та, лишь на секунду обернувшись, усмехнулась и, приподняв лохматую ветку старой ели, поднырнула под неё и скрылась из глаз дочери.

– Вот же чёрт! – поспешно поднимаясь, выругалась та. – Не хватало ещё здесь среди ночи заблудиться.

Когда, наконец, они достигли конечного пункта, Энджи была измотана напрочь. Потирая ушибы и ссадины, она очень злилась на мать, которая вынудила её на такой марш-бросок.

«Даже не проверяла, иду ли я ещё за ней или уже сломала шею», – ворчливо думала она.

Знакомство с прапрабабушкой Прасковьей совсем не улучшило её настроение. Сгорбленная почти пополам старуха не проявила никаких родственных чувств при знакомство с праправнучкой, а лишь хмуро кивнула на широкую скамейку у окна:

– Здесь будешь спать!

Ни «здравствуй, тебе, внучка», ни «чем бы угостить ненаглядную кровинушку», а лишь как собаке место указала и всё.

«Ну и семейка мне досталась, – думала Энджи, ворочаясь на клочковатом матрасе, всё же брошенном ей старухой, – никто мне здесь не рад и чего я сюда припёрлась!»

Усталость взяла своё, и несмотря на жёсткое, неудобное ложе Энджи быстро заснула крепким сном до самого утра. Проснулась она, почувствовав язычок Жужу на своей щеке.

– Жужу, ну дай поспать! – отмахнулась она, но услышав совсем рядом скрипучий голос, испуганно вскочила.

– Давай, вставай! – командовала замшелая старуха, – хватит бока пролёживать!

Энджи с ужасом уставилась на свою прапрабабку. При свете дня ты выглядела ещё более непригляднее, чем вчера ночью при свете чахлой лучины – согнутая, худая спина, трясущаяся голова с седыми клочкам волос и лицо, испещрённое такими глубокими морщинами, что это казалось неестественным.

«Ну и ведьма, – подумала Энджи, – сколько же ей лет?»

– Чего пялишься? – злобно прошипела та, – не нравлюсь?

Энджи была хорошо воспитана, поэтому предпочла промолчать и, стараясь не смотреть на Прасковью, поднялась с «кровати» и, взяв джинсы, начала молча натягивать их на себя. Старуха, стоя поодаль, внимательно за ней наблюдала. Находясь под её неотступным взглядом, девушка, чувствуя безотчётный страх, начала нервничать:

«Чего она пялится на меня?»

Наскоро одевшись, Энджи выскочила на улицу и с наслаждением вдохнула в себя чистейший воздух. Солнце, поднявшись над лесом, освещало малейшие закоулки, забираясь даже под раскидистые листья папоротников. Каждый листочек, каждая травинка, наполненная его светом, сияла и радовала глаз сочными оттенками роскошного зелёного цвета. Воздух, казалось, звенел от птичьего хора, где каждый вёл свою партию, но сливаясь, они звучали священным гимном жизни.