Мир догадок и тайн… Мир коварства и обмана, в котором как рыбы в воде чувствовали себя не только мужчины, но и женщины. Выведать государственную тайну, оказать влияние на политику целой страны или поведение некоего выдающегося человека, организовать убийство императора или полководца – они справлялись с этими заданиями с той же лихостью, что и их коллеги сильного пола.

Их сила была в их слабости.

Виртуозные притворщицы, они порой и сами не могли отличить свою ложь от своей правды. Именно поэтому в эти игры охотно вступали актрисы: каждая из них мечтала об амплуа главной героини интриги! Бывало, впрочем, что и добропорядочные мужние жены, вдруг ощутив в крови неистовый вирус авантюризма, вступали на тот же путь.

Каждая из них вела свою роль под маской невидимки. Великую роль – или эпизодическую, ведущую – или одну из многих. Кто-то из них вызывает восхищение, кто-то – отвращение.

Странные цели вели их, побуждали рисковать покоем, честью, жизнью – своими и чужими. Странные цели, а порою и непостижимые – тем более теперь, спустя столько лет и даже веков. Хотя… ведь было же когда-то сказано, что цель оправдывает средства. Для них это было именно так.

Познакомившись с нашими российскими дамами плаща и кинжала, можно в том не сомневаться.

* * *

Октябрь 1943-го, Белоруссия, Бобруйск

Над окраинной улочкой зависла «рама». Мальчишка выскочил во двор и наставил в небо рогатку. Мать шикнула на него так, что он без спора шмыгнул в дом.

Улица опустела.

Здесь привыкли жить с ощущением постоянного страха: утром, днем, вечером, ночью. Говорят, люди привыкают ко всему: можно привыкнуть и к постоянному ожиданию смерти. Нет слов, чтобы передать, что испытывали жители Бобруйска, жители Белоруссии во время фашистской оккупации! Каждая семья могла бы назвать «огненную деревню», где были сожжены родственники: каратели убивали всех, кого только могли заподозрить в связи с партизанами.

Но весь кошмар для фашистов состоял в том, что в этом городишке, который являлся крупным железнодорожным узлом, чуть ли не каждый был связан с подпольщиками или партизанами. Победители ходили здесь по лезвию бритвы, кожей чувствуя ненавидящие взгляды со всех сторон, из-за каждого угла. Так и чудилось: стоит за спиной партизан с топором… Оглянешься – вроде и нет никого, ну разве что ползет баба с мальчишкой, или хромает дедок, которому место только в огороде, ворон пугать, или протопочет славненькая фрейлейн в застиранном платьице и стоптанных туфельках…

Молодой солдат, которого поставили с автоматом на углу оцепленной улицы, проводил как раз такую взглядом. Ах, как же хороша Maädchen ^[1], такую бы нарядить в крепдешиновое платье да туфельки с перепоночкой на каблучках, да сделать ей прическу валиком – не стыдно и по Unter den Linden ^[2] пройтись, по улице под липами… Русские девушки красивы, белорусские не хуже. Только не нравятся им солдаты великого рейха, смотрят исподлобья, злобно шипят в ответ на любезности, а если которая согласится пойти с тобой в солдатский клуб выпить пива, а потом позволит притиснуть себя к забору или даже повалить в придорожную траву, наверняка последняя из последних, какая-нибудь hure ^[3], до которой и дотронуться приличному человеку противно…

Молодой солдат проводил взглядом стройненькую Maädchen. Она-то в солдатский кабак не пойдет, и мечтать нечего.

Девушка свернула в проулок, и солдат от нечего делать уставился в небо. «Рама», разведывательный самолет, покачивалась над городом. Описывала круги над улицами. Когда везли сюда, унтер-офицер обмолвился, что в этом убогом районе убогого городишки запеленговали работающую рацию. Вон машина с пеленгатором, вон гестаповцы мечутся из дома в дом, ищут партизан.

Ну что ж, пусть ищут. Их служба такая. А его служба – стоять в оцеплении и на девушек смотреть. Как жаль, что скрылась с глаз та миленькая Мaädchen с хорошенькими ножками. Эх, какой он дурень, что не заговорил с ней. Вдруг бы согласилась провести вечерок вместе?

Да нет, не согласилась бы, конечно. И как бы он заговорил с ней, стоя на посту? До чего же надоела эта война, даже с девушкой не познакомишься!

Солдат оцепления уставился на нее что-то слишком уж внимательно. Лида на всякий случай задрала нос повыше, приняла самый неприступный вид. Сердце колотилось… Ох, мамочка! Неужели все пропало, неужели столько сил затрачено впустую?!

Перешла улицу, свернула, пробежала огородами, потом шмыгнула в проулок – а вот и дом Ивана Яковлевича Шевчука, землемера Бобруйской комендатуры… и руководителя советской разведгруппы, куда входит и она, радистка Лида Базанова. Влетела во двор, пробежала по узенькой тропочке к крыльцу.

Жена Шевчука мыла крыльцо. Лида едва не растянулась на мокрой ступеньке, спросила:

– Где Иван? Дома? – и, не дождавшись ответа, влетела на веранду, где умывался только что вернувшийся с работы хозяин.

Он недовольно оглянулся через плечо, но, увидев, какое лицо у Лиды, так и замер, полусогнувшись:

– Что?