Меня зовут Доминик Соланг. Я живу на берегу океана и могу пить кофе по утрам, свесив ноги прямо в этот океан.

Наш город находится на краю мира. Здесь дома в беспорядке разбросаны по побережью, как будто тот, кто однажды сотворил вселенную, просто вытряхнул их из своего мешка изобилия, даже не задумываясь о том, как они тут расположатся. У нас есть соседи справа, слева, «подальше» и совсем «далеко», как выражается моя бабушка Аманда.

По утрам солнце всходит прямо из-за океана и властно заглядывает в окна домов, а по вечерам оно скрывается где-то далеко за городом. Бормотание океана не прекращается ни на минуту, он не дремлет ни днем ни ночью, мы привыкли к его постоянному присутствию.

По берегу всегда рассыпано неопределенное количество человеческих тел – на шезлонгах и под зонтиками, занимающихся бегом, прыжками в длину и пляжным волейболом. Мы можем наблюдать за ними прямо с веранды нашего дома.

У меня есть мама, но так получилось, что моим воспитанием занимаются тетя Бетси и бабушка Аманда. Мама – известный в определенных кругах археолог, и поэтому все эти черепки, горшочки и вазочки очередной древней эпохи, а также фотографии каких-то доисторических чудовищ для нее гораздо важнее переживаний, размышлений и достижений собственного ребенка. Так обычно говорит моя бабушка Аманда.

– А чем бы вы с Бетси тогда занимались, если бы у вас на руках не было Доминик? – недоуменно спрашивает мама.

Бабушка Аманда и тетушка Бетси начинают горько вздыхать и притворяться, что их жизнь не удалась.

– Ну-у, – они начинают смотреть по сторонам и выискивать трагедию там, где она и близко не лежала, – не переживай, мы бы нашли чем заняться.

– Ну-ну? И чем же?

– Ты уже забыла, что твоя сестра так и не стала знаменитой актрисой? – приходится лишний раз вспоминать бабушке Аманде.

– Ой, я вас умоляю, это даже уже неинтересно!

Мама уходит в свою комнату, где она молится и поклоняется какому-нибудь очередному неизвестному божеству, бабушка Аманда в этом уверена.

Итак, меня зовут Доминик, и я люблю яркое солнце, горячий песок и гладь океана. Я могу часами смотреть, как набегает волна на волну, или, закрыв глаза, чувствовать дуновение ветра на лице и делать вид, что задремала на берегу.

На самом деле я не могу спать, когда надо обдумать столько прекрасных вещей, столько восхитительной ерунды, которой заполнен каждый мой день, как говорит моя тетя Бетси. Она знает, что я никогда не сплю на берегу.

Я люблю укутанный снегом лес, пушистые сугробы по колено и большие хлопья снега, неслышно падающие на мир. Но снег в наших теплых краях бывает очень редко.

Я люблю огонь в камине, лежать на пушистом ковре и читать все, что под руку попадется. Или же слушать рассказы тети Бетси о жизни и даже – поучительные монологи бабушки Аманды о необходимости праведных поступков.

На прошлой неделе от меня ушел жених. Он прочел мой дневник, не нашел своего имени на его страницах и умно понял, что в моей душе не отведено для него решающего места.

Тетка Бетси сказала, что глупее предлога для расставания она еще не видела. А я долго думала и в конце концов признала, что все давно шло к такому логическому концу.

Нас связывала одна привычка, мы стояли на месте и боялись перевернуть мир. Несмотря на молодой возраст, мы уже напоминали примирившихся с действительностью супругов, которым лень даже приготовить друг другу чашку чая.

Так что сейчас, когда я уже почти перестала думать о разрыве и могу быть уверена, что в мой дневник никто не заглянет, я сегодня же запишу в него две фразы. Вот они:

«Что бы я ни делала и где бы я ни была, мне всегда кажется, что за мной наблюдает голубоглазый принц. Идут годы, у нас с ним разные жизни, нас окружают разные люди, но незримо он всегда рядом со мной».

На этих мыслях меня прерывает дядя Санди.

– Доминик, – говорит он мне, – ты вовсе не спишь, я давно за тобой наблюдаю.

Я чувствую, что он ложится рядом, песок справа от меня приходит в движение.

– Я очень даже крепко сплю, – говорю я, и мы с ним начинаем долго заговорщицки хихикать.

Я люблю дядю Санди. Он – наш сосед справа, друг детства моей мамы и тети Бетси и вообще один из близких людей нашей суматошной семейки.

– Только не разговаривай с ней о Маркусе! – кричит тетя Бетси. – Она еще страдает.

Да, тактичности ей не занимать. Санди удивленно поднимает одну бровь.

– Ты собиралась выйти замуж за человека по имени Маркус? – спрашивает он.

– Что ты, он не любил меня так, как надо.

– А как надо?

– Меня надо любить до комка в горле или, на худой конец, до боли в сердце. Другие отношения мне не нужны.

– А он как тебя любил?

– Меньше. Много меньше своей бейсбольной перчатки.

И мы с дядей Санди вновь заходимся смехом.

– Ты все-таки спросил ее о Маркусе! – сердито говорит тетя Бетси.

– Я должен быть в курсе ее душевных метаний!

– Что бы вы, мужчины, понимали в душевных метаниях! – фыркает тетя Бетси.

– Санди все понимает в женских метаниях, – говорю я.

– Зови его дядя Санди, сколько тебе говорить!

– Я привыкла звать его по имени.

– Ты уже выросла, оставь эти детские штучки!

– Девочки, не ссорьтесь из-за меня!

– Вот еще. Из-за тебя! Мы ссоримся на предмет воспитания.

– Это ты, Бетси, круто завернула. Пойду окунусь после такого заявления.

Я покорно встаю и плетусь следом. Я привыкла ходить следом за дядей Санди. У меня это с детства.

Тетя Бетси недовольно следит за мной. С тех пор как я выросла, они с бабушкой Амандой стали очень подозрительными.

Им кажется, что я все еще ребенок, но теперь имею полное право уходить из-под их контроля. Тетю Бетси и бабушку Аманду это неимоверно напрягает.

Но мне этой весной исполнилось восемнадцать лет. И теперь я просто обязана быть самостоятельной.

Моя тетя Бетси ни о чем не жалеет. Она говорит, что, если бы она обо всем жалела, она была бы сплошной страной потерянных возможностей. А ей есть о чем жалеть, в свое время она окончила известную школу театрального мастерства, где училась вместе с популярными нынче актерами.

Но потом ее любимая сестра Моника родила меня. И тетя Бетси осталась со мной на руках, потому что маме нужно было срочно ехать в очередную экспедицию.

А так как экспедиции моей мамы никогда не заканчивались, то тетя Бетси так и не смогла вернуться к своей основной профессии. А потому она довольствовалась счастьем заниматься мною и своим любимым делом – кулинарией, которым она могла заниматься, не уезжая от меня на край земли.

Вот так и получилось, что меня вырастили тетя Бетси и бабушка Аманда.

У нас большой и уютный дом. Это наше родовое гнездо в полном смысле этого слова.

На первом этаже расположены комнаты тети Бетси и бабушки Аманды. Посередине – огромная гостиная с диванами, обеденным столом и большим телевизором, все как полагается.

Гостиная переходит в кухню, это территория тети Бетси. Нас с бабушкой Амандой там редко встретишь.

А наши с мамой комнаты находятся на втором этаже. Мамина комната снизу доверху заполнена археологическими достопримечательностями, я вожу туда подруг, как в некий исторический музей.

В моей комнате тоже есть все для счастья. Большой стол, кровать, уютные кресла и шкафы, заполненные всякой жизненно необходимой ерундой.

И во всех комнатах – по два окна, одно смотрит на соседний дом, а второе – на океан.

Еще в доме есть две веранды, одна находится на первом этаже, вторая – на втором. Веранды опутаны диким виноградом, на первом этаже мы любим пить чай на закате и смотреть, как величественно темнеют волны океана.

Вокруг дома растут кусты роз бабушки Аманды. Почему они считаются розами бабушки Аманды, я так и не выяснила, потому что занимается ими все та же вездесущая тетя Бетси.

У меня есть мечта – завести большую собаку сенбернара. Но тетя Бетси и бабушка Аманда встали стеной, и я поняла, что проживу свою жизнь без собаки.

Дядя Санди сказал, что тогда в знак солидарности со мной он тоже не будет заводить свою любимую породу какую-то ужасную тибетскую борзую, чтобы мне было не так обидно.

Бабушка Аманда сказала, что тибетскую борзую она бы тоже не перенесла. Хотя при чем тут она – и собака нашего соседа справа?

Но Санди – уже давно практически член семьи. Все наши проблемы он обычно принимает близко к сердцу, и его достижениям мы тоже радуемся вместе с ним.

Тетя Бетси всегда говорит мне, что мечты сбываются. А это значит, что, может быть, у меня еще будет собака.

Но бабушка Аманда всегда при этом добавляет, что, если мечты сбываются, значит, наступает старость. Такая вот у них странная философия.

Бабушка Аманда любит, чтобы в жизни все было запланировано и выполнялось по строго задуманному свыше расписанию.

– В нашем роду принято в восемнадцать лет встречать свою любовь, в девятнадцать – выходить замуж, а в двадцать лет рожать первого ребенка.

Бабушке Аманде повезло, в свое время она родила сразу двоих, мою маму и тетю Бетси. Но в остальном в высшем расписании были небольшие сбои.

Как-то: в двадцать один год мама уже развелась. А тетя Бетси – так и не встретила свою любовь, не вышла замуж и никого не родила.

– Моя любовь – это ты и кулинария, – обычно говорит мне тетя Бетси.

– Мне льстит этот сравнительный ряд, – говорю я.

– Когда у тебя будет любимое занятие, которому ты без страха и упрека будешь готова посвятить жизнь, ты меня поймешь, – говорит тетя Бетси.

У дяди Санди есть такое занятие, которому он смело отдавал жизнь, время, чувства и эмоции. Это была его профессия, он был кинорежиссер.

Санди Хоггард – известный режиссер, востребованный обществом, обласканный зрителем и журналистами. В его блистательной биографии не было ни одной прорехи, он был идеален.

У него все герои в фильмах – живые. Ну не знаю, как это получше объяснить, но он даже Хилари Кейл снимает ненакрашенной!

В его фильмах нет загорелых стройных женщин с кукольными личиками и упругими локонами, мужчины не играют бицепсами, трицепсами и всем остальным. Зато шутят так, что кажется – им все в мире по плечу, и за ними хочется идти, куда бы они тебя ни позвали.

А еще все его фильмы о любви, но это не совсем обычные мелодрамы. В его фильмах никогда нельзя понять, с кем останутся главные герои.

Нет, вроде бы весь фильм ты все понимаешь. Но в конце обязательно хлопаешь себя по лбу и говоришь, ой, как это я не заметил, что главная героиня больше жизни любит именно этого героя, а не двух других?

В его фильмах столько загадок и такая разминка для ума, что мало не покажется. И говорю я об этом не как человек заинтересованный или потому что знаю Санди Хоггарда лично.

Я говорю как простой зритель, любящий хорошие истории, от которых потом долгое время нельзя спокойно спать.

Такой вот у нас знаменитый сосед и друг семьи. Но мы любим его не за это, мы знаем, что он действительно особенный и ему можно доверять.

Он и меня когда-то снял в двух своих фильмах. В «Счастье где-то рядом» я появляюсь в виде ангела с крыльями, а в «Ланче на природе» играю девочку, у которой герой спрашивает, по какой дороге идти, а девочка начинает читать ему свои стихи.

Он снял бы меня еще где-нибудь, но бабушка Аманда сказала, что это непомерно завысит мою самооценку. И дяде Санди после долгих споров о том, что завышенная самооценка это не так уж и плохо, пришлось сдаться.

На мое восемнадцатилетие дядя Санди хотел сделать грандиозный подарок. Он обещал увезти меня в горы и научить кататься на лыжах.

Но тетя Бетси и бабушка Аманда бог знает что устроили. Она стали орать, что никуда меня не отпустят, что мы свалимся с вершины, или свалюсь одна я и непременно, а дядя Санди, как мужчина, уцелеет.

Бабушка Аманда даже слегла поболеть и показать лишний раз всем и каждому, как она немощна и стара.

– Никому нет дела до моих болезней, – говорила бабушка Аманда.

– При чем тут твои болезни? – удивленно спрашивали ее мы с дядей Санди.

– Я не переживу, если ты уедешь в горы, – говорила она мне.

– Все люди ездят в горы! – возмущенно говорила я.

– Это чужие люди, они меня не интересуют, у них есть свои бабушки, чтобы за них волноваться, – говорила бабушка Аманда.

– Волноваться это не значит перекрывать полную свободу, – говорил дядя Санди.

– Ну вот, ты мне еще скажи, что я ей полную свободу перекрываю, – совсем расстраивалась бабушка Аманда.

Словом, они с тетей Бетси постарались отравить мне весь праздник.

Тогда Санди подарил мне сухопутные лыжи на колесиках. И мы с ним сделали вид, что успокоились.

Мы вставали рано утром и тренировались, катаясь по дороге позади нашего дома, пока там не было машин, чтобы научиться сносно держаться на этих лыжах на колесиках и не терять времени потом, когда мы окажемся в горах.

Или нас все-таки отпустят туда тетя Бетси и бабушка Аманда. Или мы уедем сами.

Катаясь на лыжах-роллерах по утрам, мы с ним хохочем шепотом, чтобы не разбудить весь квартал. Я никак не скоординируюсь на его учении: толчок – скольжение, а надо еще не забывать отталкиваться палками.

Санди говорит, что у меня нет никакой координации, как между слухом и голосом, и что он со мной теряет время, и как я буду кататься на снегу, если я ни на что не способна на асфальте?

Но я вижу, что ему весело, и мы здорово проводим время. У него по жизни нет никаких родственников, поэтому он очень привязан к нашей семье.

Своих родителей Санди почти не помнит. Вначале им занималась какая-то тетушка, которой тоже потом не стало, потом – какой-то опекун, который чуть не лишил его родительского дома.

Но вопреки всему Санди не отбился от рук, а стал приличным человеком. Вместе с моей тетей Бетси он окончил школу искусств и стал режиссером. Вот и вся его история.

На несколько месяцев он обычно уезжает на съемки очередного фильма, а отдых всегда проводит на нашем пляже или у нас на веранде, уплетая пироги тети Бетси. Бабушка Аманда при этом треплет его по волосам и говорит, что вот наконец-то мальчик повзрослел и теперь надо его удачно женить.

Мальчику сорок лет, как моей маме и тете Бетси, и он говорит, что ему рано жениться, у него еще много дел. При этом всегда подразумевается, что моей маме и тете Бетси выходить замуж уже поздно.

Но бабушка Аманда не теряется, она включает телевизор и находит канал, по которому как раз передают то, что надо.

– Смотри, Санди, Кэролайн Мембир развелась.

– Ты думаешь, он не знает? – отвечает вместо Санди тетя Бетси.

– Пусть обратит на нее свое внимание, – не отчаивается бабушка Аманда.

– Он знает ее как облупленную, она у него в двух фильмах снималась, – говорит тетя Бетси.

Мы с дядей Санди давимся от смеха пирогом.

– Чего ты смеешься? – набрасывается на него бабушка Аманда. – А Кэтрин Диас чем тебе не подходит? – не сдается она.

– Она уже влюблена, – терпеливо отвечает дядя Санди.

– В кого это?

– В Николаса Ланга.

– Отбей!

Бабушка Аманда бьет по полу своей палкой, и мы с Санди просто падаем со стульев от хохота.

– Не смешно! – обиженно констатирует бабушка Аманда. – Я в ответе за твою судьбу перед твоими родителями.

Бабушка Аманда поднимает глаза к небу, откуда, как предполагается, строгие родители Санди наблюдают за нашей несерьезной компанией.

В воде мы с Санди секретничаем. Тетка Бетси нас не слышит, а бабушка Аманда в связи со старостью на берег выходит редко. Она наблюдает за нами с веранды, и потом я обычно долго выслушиваю, что я не так и не то делала на пляже.

– Через неделю я везу в горы свою съемочную группу, – говорит дядя Санди.

– Ах! – говорю я.

– Но я не совсем уверен, что мы поступаем правильно.

– Ты обещал!

– Надо постараться получить их согласие.

– Они его не дадут.

– Может, они правы.

– Они просто перестраховываются. Сейчас на лыжах даже младенцы катаются.

– Младенцы еще не катаются, – недоверчиво говорит дядя Санди.

– Катаются-катаются, я по телевизору видела.

Он пристально смотрит на меня и понимает, что я вру. И мы опять хохочем.

Мы плывем с ним брассом наравне, это он меня научил. Через время я устаю и переворачиваюсь на спину. Дядя Санди – тоже.

Тетя Бетси наблюдает за нами с берега, приставив ладонь козырьком ко лбу.

– Вы уже подготовили там все для съемок? – спрашиваю я.

– Да.

– Понастроили декораций?

– Немного.

– Вы все время будете снимать в этом горнолыжном лагере?

– Нет, мы и на студии будем.

– Почему ты едешь именно в наши горы и не хочешь поехать куда-нибудь подальше?

– Подальше – по смете будет гораздо дороже.

Я брызгаю на него водой.

– Ты рассуждаешь, как промышленник.

– Я и есть промышленник, кино – это мой бизнес.

– Кино – это еще и моральный аспект.

– Ну с моралью у меня вроде всегда все в порядке, – говорит Санди, – краснеть перед обществом не приходится.

– Да, – поддакиваю я, – бабушка Аманда видела все твои фильмы по несколько раз и еще ни разу ни в одном эпизоде не отвела глаза от экрана.

– Вот видишь, – улыбается он, – это большой показатель.

– А сколько продлятся съемки? – спрашиваю я.

– Три месяца, но все будет зависеть от погоды. Мне нужно много снега.

– А еще что тебе нужно?

– Большая заснеженная поляна среди сосен, где я мог бы уронить вертолет.

– По-настоящему?

– Да.

– С людьми?

– Нет, там будет специальный кран и комбинированные съемки.

– А почему ты не снимешь все на студии?

– Мне нужен настоящий заснеженный склон, древние сосны, огромные сугробы и яркое солнце, – мечтательно говорит он.

– Вот бы посмотреть.

– На съемки тебя точно не отпустят, у тебя же экзамены.

– О да, я и забыла.

– Какая безответственность!