Часть I

Покорно мне воображенье

В изображенье серых глаз.

В моём тверском уединенье

Я горько вспоминаю Вас.

Анна Ахматова

Глава 1

Тверская область начинается в ста с лишним километрах от Москвы. На машине по Новорижскому шоссе или на ночном поезде Москва – Великие Луки с долгой остановкой в городе Волоколамске, где в открытые окна взмыленного поезда врывается ветер, приносящий свежий запах прилегающих лесов и полей. Шумящий мегаполис позади. Впереди свобода деревенской жизни. Путь на машине сравним с полетом в воздушном пространстве. Кажется, дорога по Тверской области проложена по небу, как будто путь к солнцу, даже если лучи его закрыты грозовыми облаками. То и дело на горизонте шоссе устремляется ввысь, к макушкам деревьев, к нагромождённым в небе облакам, оставляя внизу поля с завитушками скатанной в бобины соломы, с пасущимися стадами коров. Изредка дорогу обхватывает в тиски сосновый лес. Словно часто выстроенный забор, редко и скупо пропуская через свои стволы отдельные лучи солнца. Единственное, что омрачает впечатление от пейзажа, – сама трасса. Дорожные ямы в асфальте, вечный ремонт и на скорую руку латание дыр. Попадаются участки, грозящие не только покалечить автомобиль, но и стать посмертной «славой» водителя. Россия «славится» своими дорогами, горько «славится», памятными венками на столбах и покорёженными машинами в канавах на обочинах.

Природа Тверской земли преподносит дары от всего сердца, а земля тут щедрая, обширная, богатая. Богата она охотничьими угодьями, рыбой, ягодой, грибами, чистейшим целебным воздухом сосновых боров. Город Тверь ещё не центр всей области и её даров. Сердце земли находится дальше, в глубинах деревенской жизни, куда чтобы попасть, для начала нужно заблудиться, потерять тропу и нечаянно оказаться на дороге, куда бы ни в жизни специально не свернул.

В четырехстах километрах от Москвы, после пятичасовой езды в автомобиле или восьмичасовой тряски в поезде, обнаруживается место Тверской земли, настолько откровенное в своей простоте и глубине, что привыкшему к городу и центру жителю так сразу и не оценить всей прелести Богом забытых мест. Это сердце природы, которая проложила в данной местности свою артерию, дающую жизнь. Река Западная Двина, протекающая в этих местах, способствовала зарождению небольшого одноимённого поселка, который образовался в давние времена (точно не на нашей памяти). К сороковым годам двадцатого века этот посёлок вырос до масштаба города, и ему был присвоен этот статус со всеми почестями местных и приезжих властей, с надлежащими словами, печатанием в местных газетах, с гулянием и торжеством всех дворов. Но, несмотря на это, к сегодняшнему двадцать первому веку город Западная Двина мало чем изменился. Он так и остался больше похожим на посёлок городского типа. Лишь где-то лет двадцать назад начались каменные многоэтажные строения, не считая тех, которые были заложены ещё в советские времена. По сей день количество деревянных домов намного превышает каменные пятиэтажки. И сейчас, как и много лет назад, во многих дворах кричат петухи и засаживают огороды. Здесь так ярко выражено расслоение на деревенских и уже городских.

На машине город можно проскочить за несколько минут, и если никуда не сворачивать, то за городом продолжается трасса, пролегающая крутым поворотом через саму реку и петляющая узкой лентой через леса. На пути встречаются редкие маленькие посёлки, деревеньки. Ещё около тридцати километров, затем крутой поворот направо на просёлочную дорогу через высокий, крепкий сосновый бор. Дорога эта ведет к небольшой деревеньке, в самую глубь Тверской земли, по ощущениям забытую и брошенную на естественное вымирание.

Деревня в пару километров длиной, раскинувшаяся на двух берегах вдоль маленькой, тонкой речушки. В тридцать домов. Ни школы, ни магазина, ничего, что привязывало бы к цивилизации, кроме двух телефонов: общественного, прибитого к фонарному столбу, и частного – в доме бригадира. Два раза в неделю в деревню приезжает автолавка, привозящая на продажу продукты питания или что-то на заказ. Автолавка представляет собой грузовик, в кузове которого расположен прилавок. Во время стоянки тент откидывается, оттуда и торгуют. Раньше ещё приезжала повозка, торговавшая хлебом, но по истечении времени автолавка заменила и запряжённую лошадку.

Деревня Излучина была названа в честь слияния двух рек на устье. Река Межа, что впадает в Дисну, несёт с собой коричневатую воду торфяных болот. Поэтому она кажется теплей и спокойней. Вливаясь друг в друга, они образуют в центре вихри, кручины, постоянную кипучую жизнь, журчащую водоворотами.

Деревня имела ферму с молочным стадом, на которой была занята большая часть населения. Молоко с фермы доставлялось в город Великие Луки (Излучина кажется последним пунктом края света, но в ста километрах начинается Псковская область). Через всю деревню проходит широкая дорога, берущая начала от шоссе и уводящая в лес. Это единственный проезжий путь на всю округу, все остальные же тропы проложены ногами местных. Да и машин вы здесь мало увидите: несколько раз в день молоковоз, изредка уазик местных властей и к концу лета уборочная техника, комбайны, трактора. В лесу дорога расходится на две стороны. Одна ведёт к дальней заброшенной и вымершей после войны деревне Коровино, вторая – через многочисленные поля к белой воде (так когда-то местные прозвали озеро за кристально чистую и прозрачную воду, в которой даже было видно хребты плавающих рыб). На этом дорога заканчивается. Также на ферме был телятник, где держали молодых бычков и как-то в одно лето завезли лошадей, голов пятнадцать. Но пасти их было некому, поэтому оставили для нужд колхоза кобылу Ждану и коня Орлика.

По левую руку за деревней протекает река Дисна (ещё до впадения в неё Межи), левый приток Западной Двины. На её высоком берегу стоит ещё одна брошенная в военные годы вымершая деревня. Половина жителей которой перебралась в Излучину. Сейчас от той деревни остались лишь полуразвалившиеся дома и заросшие плодовые сады, совсем одичавшие, но продолжающие по сей день приносить богатые плоды. Во время урожая деревенские переходят реку в месте, где положены мостки, которые в некоторые годы по весне от сильного паводка сносило вниз по течению. В такие моменты речку приходилось переплывать на лодке, а если к лету мостки не налаживали, то местные переходили вброд, где это возможно. И набирали полные корзины яблок, слив, которые удачно шли на варенье, компоты, сухофрукты. Такие одичавшие яблоки имеют свой тонкий, неповторимый вкус и аромат.

По правую руку за деревней тянутся культурные поля, за полями лес, а далеко в лесу сохранился бывший военный аэродром, спрятанный ещё в советское время. Сейчас он почти зарос, и только просеки и чистое небо, до которого ещё по своей молодости не успели дорасти макушки сосен, говорят о рабочем прошлом этого места. В хорошую дождливую осень на аэродроме всего за час можно набрать несколько вёдер белых грибов. В такие плодородные годы со всех ближних деревень съезжаются сюда за боровиками. Тогда весь аэродром наполняется шумом шныряющих туда-сюда грибников, недоверчиво провожающих друг друга глазами. Ещё на правой стороне поля, ближе к лесу, на небольшом, аккуратном холме стоит маленькая часовенка. Вокруг неё громоздятся могилки. И тишина тут такая, как в стенах монастыря.

Большую и интересную историю хранит эта деревня и эта земля. Много что повидала эта дорога, ледяные реки, бревенчатые дома, культурные поля и сосновые леса. Много что рассказано местными жителями. Всё было тут жизнью, и всё потихоньку оборачивается в историю.

В конце восьмидесятых – начале девяностых годов продавали много частных домов в деревнях. Старики умирали, дети уезжали обустраиваться в города, а дома пустовали, разрушались и нуждались в новых хозяевах. Одним летом восемьдесят девятого года пешком с остановки на повороте в деревню с автобуса, идущего из Западной Двины, пришли двое охотников. Сами были москвичи, объезжали деревни в поисках хороших изб рядом с охотничьими угодьями. Местные жители были не против пришлых. Евгений Николаевич (один из охотников) – на вид был лет сорока с небольшим – купил дом на въезде в деревню, а Юрий Степанович (того же возраста) купил дом ближе к концу деревни, совсем близко к лесу, за триста рублей по тем временам. Потом они уехали и в следующий раз уже явились в деревню в конце августа на неделю, затем в октябре, в самый разгар охотничьего сезона, и, оставшись совсем довольными, обещались приехать весной, в апреле, когда пойдёт глухариный ток. На следующее лето москвичи прибыли с семьями. Евгений Николаевич с женой и двумя детьми – двое мальчишек. Старший, пятнадцати лет, Олег; младший, пяти лет, Пашка. Юрий Степанович приехал с дочерью: тихое, молчаливое создание с яркими зелёными глазами, уходящими в черноту волосами и вечно обкусанными губами. Родители хотели детей к лесу приучить, чтобы знали, как ягоды собирать, как рыбу удить, какие грибы можно есть, какие под запретом. Да и для здоровья польза. Спустя два дня пребывания на свежем воздухе дети разрумянились, приобрели хороший аппетит и крепкий сон.

Девочка в первую неделю редко выходила на улицу, а если любопытство и перевешивало страх, то только когда рядом папа, буквально на расстоянии вытянутой руки. На вторую неделю страх попятился, уступив место любознательности. Всё ей было интересно, всё впервые, только и успевала крутить головой. Пугалась коров, даже курей, но больше всего – местных жителей, их говора и жёсткого деревенского взгляда.

– Ай, Юрка, девка-то у тебя трусиха, ей-богу. Да можно ж так? – удивлялась всё Балабанова Варвара Михайловна, проходя несколько раз в день мимо дома Юрия Степановича по узкой тропинке к ферме доить и выгонять в поле коров. – Так же и не познакомлюся всё с малой твоей, приводи хоть за молочком, творожком, блинов напеку.

Чтобы подружиться с местными жителями, москвичи в каждый свой приезд привозили гостинцев: конфеты, мармелад, сгущёнку, в конце лета – арбузы, которые поначалу так сильно удивили деревенских. Принимали сердечное участие во всех делах Излучины, помогали чем могли и таким образом заслужили доверие, дружбу. Местный народ почти весь был охоч на словцо, бабы то и дело цеплялись языками у забора, на выгоне коров в поле, просто пробегая мимо по делам. Мужики, как полагается, молчаливее. Но никто не был так крепок на словцо, как Балабанова Варя. На вид лет пятидесяти, низкая, широкая, натруженная и громогласная. Никто из местных не ругался с бабой Варей, все знали – эта женщина может и кулаком стукнуть, и словом ранить. Балабанову нельзя было ни с кем перепутать: походка у неё всегда стремительная, руки в кулаках, лоб низкий, взгляд исподлобья, суровый, часто хмурится бровями и громко смеётся. Муж Варвары Михайловны на удивление не был молчаливым и забитым женой. Василий Иванович работал бригадиром на ферме. С каждым мог колко пошутить, но не обидеть, а жену свою легко на место ставил, если баба разойдётся. Видать, потому и любила его, уважала. Василия вообще любили за чувство юмора, за весёлый нрав и за то, что мужик он был справедливый и честный. Часто даже к нему ходили, чтобы бригадир рассудил, если спор возникал или конфликт между соседями, а бывало – и даже между супругами. Жили Балабановы на два дома дальше от Юрия Степановича. Жили вдвоем. У них был единственный скотный двор, где держали двух коров. Дети Балабановых – два сына – в своё время переехали в Западную Двину. Старший лет шесть назад женился, и в тот же год у Балабановых появился первый внук Серёжа. В это же лето, когда охотники с семьёй пожаловали в деревню, шестилетнего Серёжу привезли погостить к бабушке с дедом. Это был круглолицый мальчик, белокурый, с пухленькими ножками и ручками, до надоедливости улыбчивый и добрый.

Имя Варвара было самым распространённым. Всего было пять Варь. Две из них жили на берегу, где поселились охотники. Варя Балабанова и Иванова Варвара Семёновна, которая была самой близкой соседкой к Юрию Степановичу. У неё-то он и купил дом, в котором раньше жила её мать, скончавшаяся ещё в середине восьмидесятых. Двор Варвары Семёновны был через дорогу от избы охотника. Жила она с мужем – Петром Иннокентьевичем. Обоим на тот момент было по пятьдесят два года. Дети их также жили в Западной. Две дочки – Тамара и Ирка. У обеих сложились семьи, детей родили. Ира – двух девочек: старшая Вера десяти лет и младшая Оля пяти лет. У Тамарки был один ребёночек, и тяжело он ей дался. Зато, на радость всем, мальчишка. Назвали Стасом. Ровесник Оле.

Юрию Степановичу достался двор восемь соток, без бани, с ветхим сараем, грозившимся покоситься в один из дней, и отличная бревенчатая изба с печью. И печь эта была такая огромная, что занимала чуть ли не всю правую сторону избы. В новых домах, построенных колхозом для работников труда, таких печей уже не выкладывали. Убранства внутри дома никакого. Как входишь, сначала сени с одним окном, совершенно пустые и тёмные, дальше сама изба, пространство которой ничем не было перегорожено. По левую сторону стояла огромная старинная кровать с кованым изголовьем.