Цитаты из книг автора «Екатерина Островская»

труппа была немецкая, и играли они на своем языке, сурдоперевода не было, потому что почти все зрители понимали его… – М-да, – покачал головой Беседин, – а нам в школе талдычили всегда, что Русь была поголовно неграмотной… А откуда вы это все знаете? – Книжки читал, когда время было.

ни в какие ворота. Гончаров кивнул и продолжил: – Это было в тысяча шестьсот семьдесят втором. В том же самом году родился наш царь Петр Великий, который потом ездил в Голландию, чтобы научиться там строить корабли и курить табак. И в том же году, когда в Голландии съели героев, в Москве при дворе отца Петра был открыт первый в России театр.

Витт, который вместе со своим братом Корнелисом победил французов: открыл шлюзы, и французскую армию затопило полностью. Народ братьев очень уважал и любил, но Вильгельм отправил обоих в тюрьму без суда. Оба де Витта поняли, что это какая-то ошибка, и ждали, когда их выпустят. Охранники ушли и забыли закрыть двери в тюрьме. Но два героя все равно сидели и ждали. А Оранский договорился с голландскими бомжами. Те пришли в тюрьму, убили героев, вытащили на улицу, поджарили на вертеле, а потом съели. В одного даже кошку засунули перед тем, как на вертел насадить. – Это что, правда? – удивился адвокат. – Кошку-то зачем убивать? Это уж совсем

Деньги для этого есть. Во-первых, денежная масса, находящаяся в обращении, едва достигает шестидесяти процентов от валового оборота. Это делает деньги дорогими и труднодоступными, а потому позволяет банкам поднимать стоимость кредитов на высоту, запредельную даже для средневековых ростовщиков. Получается, что вся экономика страны, все люди – участники экономического процесса – существуют лишь для того, чтобы хорошо жилось банкам. Успешное производственное предприятие на своих деньгах имеет пятнадцать-двадцать процентов годовой прибыли. И это хороший показатель. А банк на привлеченных чужих деньгах получает двадцать пять – тридцать и при этом жалуется, что ему мешают работать. Банки, не участвующие в финансировании важных для страны производств, должны быть закрыты, к чертовой матери, или поставлены в такие условия, при которых им будет невыгодно брать у западных спекулянтов под три процента и предлагать эти деньги заемщикам в качестве потребительских кредитов под тридцать – тридцать пять. Но это не самое главное…

Инвестиции биржевых спекулянтов разрушают нашу экономику. Вот, предположим, некий господин завез в Россию сто миллионов долларов и поручает уполномоченному банку купить ему акции российских предприятий. Что банк и делает – покупает акции за рубли. А через день продает их на бирже в Лондоне какой-нибудь конторке с Каймановых островов, но уже за доллары. Курс доллара за эти пару дней вырастает, рубль падает – рублевые активы, естественно, обесцениваются. Доллары возвращаются инвестору с еще большей эффективностью. После этого приобретаются акции другого российского предприятия, заранее заведомо заниженные в цене.

Что нужно что-то менять, но необязательно отказываться от коммунистической идеологии, потому что коммунизм и социализм не являются двумя фазами одной общественной формации. А в СССР, по сути, не социализм, который присутствует определенно в Швеции или в Германии. Профессор говорил, а молодая журналистка благоговейно внимала. «У нас – государственный капитализм, потому что все средства производства принадлежат государству и каждый участник производственного процесса не является собственником или акционером своего предприятия, не может продать свои акции или пополнить пакет, не получает дивидендов по итогам деятельности фирмы, а только зарплату – почасовую или сдельно-премиальную. Социализм как система социальной защищенности трудящихся – вещь очень хорошая, и в СССР многого добились в этом направлении. Теперь надо развивать все это. Но для начала следует…»

направились к площади. Банкир их поджидал, рядом с ним стояли жены его заместителей: Люба и Виолетта. А с площади неслась громкая музыка, и пронзительные женские голоса орали:   …А у нас так не делают, Да окна бить не бегают. Ай, потихоньку, ромалэ, подойдут, Да рамы выставят – и с окнами пойдут. Ай, мэ мато, мато, мато ли мэ. Ай, мэ мато, мато, мато ли мэ…   – Что такое, – удивился компьютерный гений, – цыгане приехали? – Они живут здесь, – отозвался писатель. – Рядом есть целый цыганский поселок. Очень вежливые и приличные люди. Я как-то в очереди стоял за овощами. И вдруг чихнул. Сразу с двух сторон мне: «Будьте здоровы!» Посмотрел, а это цыгане мне здоровья желают, а вся очередь из русских промолчала. Вот такие они… Цыганки здесь не пристают с гаданиями, пьяных цыган не заметно. Только в овощных магазинах очереди от них большие образуются, потому что каждый из них берет два яблока, две груши, два апельсина… Или по три… В зависимости, у кого какая семья. Они подошли к банкирской компании, поздоровались. Обе женщины, приехавшие в машине Панютина, поцеловали Марину, как старые подруги. На площади перед местным Домом культуры стояли шатры: в некоторых что-то продавали, в других были устроены аттракционы – стрельба из пневматических винтовок или бросание ватных мячиков в пустые пивные банки, а в одном стояли детские пластмассовые лошадки, которые покачивались. На одной из лошадок, прижавшись щекой к пластмассовой гриве, спал ребенок лет трех с соской во рту. За прилавком скучала женщина, продающая билеты на это представление. – Не желаете ли в скачках поучаствовать? – обратилась она к Марине. – Меня укачивает, – ответила Лужина и показала на ребенка: – А кто его бросил тут? – Никто его не бросил, – обиделась женщина-билетер, – это мой жокей. Не дома же его одного оставлять. Он, может, целый год о таком счастье

– Погодите, – остановил его издатель Буховцев, – я все равно ничего не понимаю. Какая республика, что за Куйвози? – Сто лет назад, в девятнадцатом году, – стала объяснять Марина, – жители пяти деревень, которые нас как раз окружают, и беженцы из других деревень собрались на народный сход в деревне Куйвози и объявили о создании своей собственной независимой светской парламентской республики Северная Ингрия. Это было сделано в

Со мной еще проще. У меня банковское образование, я хороший специалист, и потому, когда учредители банка «Ингрия» искали руководителя для своей финансовой организации, выбор пал на меня. До сих пор оправдываю надежды серьезных людей. – А почему ваш банк так называется? – спросила Марина. – Просто я любительница истории и немного знаю про эту республику. – Удивительно, – воскликнул банкир, – никто мне такого вопроса прежде не задавал. Просто наш самый большой учредитель родом из здешних мест. Из поселка Куйвози, если точно, он-то и помог Олегу Хепонену приобрести этот участок, на котором стоит наш поселок. Место, как вы сами понимаете…

– Да я не считаю это работой, – ответила Анастасия, – работа – это когда встаешь рано, собираешься, едешь куда-то на метро или маршрутке, а потом почти девять часов делаешь то, что тебя обязывают делать должностные инструкции и распоряжения начальников. Стоять у станков или доменных печей – тяжелый труд, сидение в офисах тоже не всегда доставляет удовольствие, а для меня то, чем я занимаюсь, просто развлечение, за которое еще и платят деньги – куда большие, чем получают те, кто действительно возвращается домой вечером измочаленным и усталым. Представляю, как обидно тем людям сознавать, что есть такие, которые, палец о палец не ударив, благоденствуют на берегах теплых морей, просаживая в казино и клубах за один вечер столько, сколько им не заработать своим тяжким трудом за несколько лет.