Все персонажи этого романа являются вымышленными

и любое совпадение с реально живущими

или когда-либо жившими людьми случайно.

Том II. Смута.

«Россия не могла уклониться от дерзкого вызова своих врагов, она не могла отказаться от лучших заветов своей истории, она не могла перестать быть великой Россией».

С. Сазонов

Глава 1.

Вслед за Михаэлем возле усадьбы Петра Ивановича Сенявина остановился второй экипаж. Это приехал Алексей Валерьевич Серебрянов с юной супругой Ксюшей. Но вопреки ожиданиям семьи, из кареты не выпорхнула их весенняя пташка, а степенно вышла надменная столичная барышня. Не слова не сказав, она подошла к отцу и с наигранной усталостью, опустила свою белокурую голову ему на плечо. Теперь в ней едва угадывалась прежняя княжна, и всё в её виде говорило о безрадостном возвращении в отчий дом.

Петр Иванович постарался не обращать внимания на эти перемены в младшей дочери, и крепко прижав к себе Ксюшу, протянул руку Алексею Валерьевичу. Он был рад разумному решению любимого зятя привезти Ксюшу в Богоявленское. А вечером этого же дня приехал и самый долгожданный гость Петра Ивановича и Ольги Андреевны – сын Андрей. Он едва успел окончить Павловское военное училище в Петербурге и сразу же попал под всеобщую мобилизацию. Но таким был удел каждого офицера – не беречь жизни своей на фронтах во имя свободы отечества. И приняв это, Андрей не роптал.

И вот вся семья собралась дома за общим столом в большом обеденном зале. Что могло быть радостнее для Петра Ивановича, чем эта встреча, когда все самые близкие люди собрались вместе? Но зловещая тишина витала в воздухе не давая насладиться этими счастливыми минутами.

Как Петр Иванович мечтал об этом дне, и, наконец, мечта его сбылась. Вот только повод для встречи оказался самый безрадостный. Петр Иванович, задумчивый и печальный, внимательно наблюдал за каждым сидящим за столом гостем. Находящаяся рядом супруга Ольга Андреевна казалась такой беззаботной, будто и не понимала до конца всю степень трагедии случившейся в Европе. Они прожили вместе двадцать лет, и вот сейчас Петр Иванович впервые признал, что по-настоящему близкими людьми они так и не стали.

По правую руку от князя сидел его любимый, единственный сын, восемнадцатилетний Андрей. Всей своей наружностью походил он на мать, не высокого роста, белокурый, сероглазый с тонкими чертами лица. Но было в нем то, чего уж точно не наблюдалось в Ольге Андреевне – чистая, честная душа. Ни к кому и никогда не был так привязан Петр Иванович, никого и никогда не любил он так сильно, как Андрея. Ведь он плоть от его плоти, воплощение его мысли. А вернётся ли он с этой войны? И не суждено ли стать этой их встрече последней?

Петр Иванович сразу же погнал эти мысли прочь от себя, ведь мысли человека материальны, особенно, если они наполнены страхом. В задумчивости он посмотрел на Егора, сидящего рядом с Андреем. Какой осознанностью и тревогой был наполнен его взгляд.

А вот и шестнадцатилетняя Ксюша сидит близко к любимому брату, как в детстве. Только не по-детски озабочена и грустна, и в глазах её.… Нет, не может быть – злость! Отчего же его младшая дочь, всегда такая добрая, ласковая и отзывчивая, любимица матери, брата и всех знающих её людей, всего за год жизни в столице, так переменилась? Быть может виной всему несчастливое замужество? Нет. Одетая по последней моде, усыпанная дорогими украшениями, даже заколки и гребни её были украшены драгоценными камнями, Ксюша была любима и избалована супругом, и любовь эта, без сомнений, была взаимной. Да и можно ли было Алексея Валерьевича не любить? Он умён, серьёзен, благороден, и пусть он не так молод и красив, как его юная супруга, зато рядом с ним всегда спокойно. На Алексея Валерьевича всегда можно положиться, опереться в трудный час, ведь данное им слово чести крепче камня.

«Какое же это счастье, что Алексей Валерьевич вошел в нашу семью, – подумал про себя Петр Иванович. – И вот война! Эта странная, ненужная, бесполезная война разлучает два любящих, счастливых сердца. А вдруг навсегда? Нет-нет!»

Петр Иванович снова погнал от себя дурные мысли. Он никогда не допустил бы несчастия своих детей, применил бы всё своё влияние, весь свой родовой авторитет, но перед войной он был совершенно бессилен.

Петр Иванович отвел глаза от зятя и посмотрел перед собой. Во главе противоположного конца стола сидел его друг Михаэль с супругой Мартой. Ах, этот Михаэль. Сколько переживаний, душевных терзаний выпало на его долю, когда он навсегда покидал свою родину, а ведь она у человека одна, и вот новое испытание. Эта война станет уже не первой для опытного полковника Нейгона, но, как же воевать против страны, в которой ты родился, в которой живёт твоя мать, и в которой ты был когда-то счастлив? И как же стрелять в людей, которые думают с тобой на одном языке? А отказаться нельзя. Долг офицера велит защищать страну, которой ты присягнул, которая дала тебе приют, в которой родилась твоя дочь.

А Михаэль сидит с непроницаемым лицом, красивый и благородный, и только глаза выдают невыносимую душевную боль, и одному лишь Богу известно, какая мука терзает его. Не может быть того, чтобы эта война унесла его жизнь. И пусть встречаться Петру Ивановичу с Михаэлем доводилось не часто, ближе друга у него не было. И пусть где-то за океаном говорят, что незаменимых людей нет, но Михаэль для Петра Ивановича был незаменим. И почему кто-то вдруг решил, что может дружбу эту остановить, забрав его жизнь? По какому праву? И что же станет тогда с его семьей? С его прекрасной дочерью, которая тут, рядом, не в силах скрыть свою печаль. И кажется, будто вся грусть отца, так тщательно скрываемая им, отразилась сейчас в её глазах.

– Скажите, Марта, не прогадала ли я, заказав в Петербурге блузку с покроем «голубиная грудка»?

Неожиданный вопрос Веры резко встряхнул всех сидящих за столом и заставил вернуться из задумчивости в реальность. Вера одна взяла на себя смелость разорвать эту гнетущую тишину и отвлечь от дурных мыслей семью и гостей непринужденным разговором.

– Нет, Верочка, вы не прогадали. Помимо того, что этот покрой нынче очень актуален, он позволяет также, прошу прощения у мужчин, немного меньше шнуроваться, – ответила Марта.

И всё-таки разговор дальше не пошёл. И тогда умная, внимательная Вера поняла, что настало время оставить мужчин одних.

– Если позволите, мы с мамой и Ксюшей, хотели бы показать вам наш парк. Он считается жемчужиной всей Воронежской губернии, а вы, в отличие от Михаэля Федоровича, его ещё не видали.

И только, когда женщины покинули дом, уединившись в кабинете Петра Ивановича, мужчины завели долгий, безрадостный разговор.

– Что же, господа, стоить признать, что эта война едва ли стала неожиданной, – сказал Михаэль, усаживаясь в кресло. – Предпосылок для столь трагического исхода слишком много и начало им было положено достаточно давно. Все эти торговые барьеры, гонка вооружений, территориальные притязания не могли пройти бесследно. Последние годы стали для Германии периодом огромного экономического роста и, как результат, её промышленность заняла монополистические позиции по целому ряду направлений – в автомобилестроении, химической промышленности. И для дальнейшего развития Германии были просто необходимы сырьевые ресурсы. Берлин уже давно вёл борьбу за мировое господство, и, как государство, имеющее мощную армию, Германия стремится теперь стать и морской державой.

– Да, но и всё-таки все надеялись на мирный исход, даже невзирая на уже существующие локальные конфликты, – ответил Михаэлю Петр Иванович, садясь напротив друга.

– Вот эти-то Балканские войны и начавшаяся Итало-Турецкая и разожгли огонь в Европе. К тому же Австро-Венгрия, основной союзник Германии, слабеет, а Россия, напротив, с каждым годом только усиливается.

– Да, всё это делает положение Германии уязвимым, – согласился Петр Иванович. – Ведь потеря Австро-Венгрии означает полную изоляцию Германии на международной арене.

– Выходит, господа, война эта нужна только Германии? – с печалью в голосе спросил Андрей, натирая мелом кий. – Но, как же тогда вышло так, что началась война с участием нескольких стран по обе стороны? Всё-таки для этого нужна одна, но очень весомая причина. Быть может, я слишком близорук, но я такой не наблюдаю, и убийство эрцгерцога Фердинанда в Сараево, вижу лишь поводом.

– Поверь мне, мой мальчик, эту единственную причину пытаются найти сейчас все, но поиски эти тщетны, ибо такой причины нет, – ответил Андрею Михаэль. – Война началась не по какой-то одной причине, война началась по всем причинам сразу.

– А какое будет ваше мнение, Алексей Валерьевич? – спросил Андрей играющего с ним Серебрянова.

– Какая теперь, к черту, разница? – бросив кий, нервно ответил тот.

И все присутствующие в кабинете устремили на него внимательный взгляд.

Теперь, когда Алексей Валерьевич научился жить мирной, будничной семейной жизнью и получать от неё удовольствие, мысли о предстоящей жизни военной, походной будили в нём неимоверную злость. Меньше всего сейчас он хотел оставлять молодую супругу и весь тот домашний уют, который она для него создала и, которым он так и не успел насладиться сполна.

– Война уже началась и выяснение её причин ничего уже не изменит, – констатировал Алексей Валерьевич. – К тому же их и в самом деле слишком много. А вот к чему приведёт эта война, вопрос куда более занятный. То, что война будет выиграна нами и в ближайшее время, у меня лично, сомнений нет. Но вот мнение общественности…

– Что до мнения общественности, то у меня также нет сомнений. Оно будет на стороне государства, – ответил Петр Иванович. – Достаточно вспомнить русско-японскую войну. Согласитесь, господа, оппозиционные правительству круги, тогда, оказались застигнутыми врасплох. И собравшиеся в феврале 1904 года на совещание в Москве земцы – конституционалисты приняли коллективное решение прекратить любые провозглашения конституционных требований и заявлений в виду начавшейся войны. И решение это мотивировалось патриотическим подъёмом в стране, вызванным войной. Убеждён, что и теперь история повторится.

Петр Иванович, стройный, благородный, с осанкой мраморного изваяния, был так убедителен, что в его уверенные слова трудно было не поверить. И всё-таки Михаэль возразил ему:

– И, тем не менее, та война породила революцию.

– Эта не породит! – с той же непоколебимостью в голосе ответил Петр Иванович. – Всё дело в том, что та война довольно затянулась, да и Англия с США сразу определенно заняли сторону Японии. Франция, хотя и была не довольна действиями Японии, начавшей войну, ибо была заинтересована в России, как в своей союзнице против Германии, всё же подписала, подлое «сердечное соглашение» с Англией. Нынче же и Российская Империя, и Великобритания, и Франция входят в один блок «Антанта», а такой расклад сил говорит о том, что война действительно закончится за несколько месяцев благодаря решительным наступлениям с нашей стороны. И победа, я уверен, лишь укрепит монархию в России. Война закончится блистательным концом!

– Дай Бог, дай Бог, Петр Иванович, – ответил Алексей Валерьевич. – Полагаю, так рассуждает и Государь. Победа в войне действительно усилит его позиции и обеспечит передачу власти цесаревичу Алексею.

– Это архетип режима, осознающего свою слабость, – сказал Михаэль.

– Превентивная война – это самоубийство, совершённое из страха перед смертью, – процитировал Алексей Валерьевич Отто фон Бисмарка.

Но ни Алексей Валерьевич, ни Михаэль, ни кто-либо другой в мире ещё не знали какие невероятные усилия принимал император Николай Александрович, чтобы удержать Европу от этой войны. Он один призывал Вильгельма II вынести сербский вопрос на Гаагскую конференцию, но Вильгельм не ответил на его телеграмму. Он не объявил войну Германии после хамской реакции на укрепление внутренних границ: «Через 12 часов российская мобилизация должна быть отменена», и тогда Германия сама объявила войну России. И даже тогда, после нанесения первых ударов, Николай Александрович ещё верил в разум Вильгельма и отправил ему ещё одну телеграмму. Но Вильгельм снова не ответил.

– А впрочем, от судьбы не уйти и на всё воля Всевышнего, – констатировал Алексей Валерьевич. – Затем разрешите откланяться. Я имею больше желания провести этот вечер с супругой, чем в разговорах о неизбежном, чего, милостивые государи, и вам желаю.

Алексей Валерьевич и Андрей покинули кабинет. Следом за ними ушёл и Егор. Поселив своего друга Игоря Игнатова у Фаруха, он сразу же поспешил домой. Неожиданный приезд Михаэля напугал Егора, он сразу понял – случилось несчастье. Егор был в кабинете Петра Ивановича на протяжении всей беседы, но на него никто так и не обратил должного внимания. Он был ещё слишком молод и неопытен, от того-то, его будто не замечали, совсем не задумываясь, как это равнодушие может ранить пылкого юношу. И потому, раздосадованный на своих близких он, как можно скорее сбежал к Игорю, единственному другу, который всегда рад был принять его и выслушать. Другу, который видел в нём взрослого человека, надежного, ответственного товарища, чуткого и отзывчивого, а вовсе не наивного несмышленыша. И Егор был уверен, Игорь, как никто другой верит в него и никогда не обделит своим вниманием.

От Егора и Игорь узнал о начавшейся войне. Известие это его огорчило, и вовсе не тем, что война повлечёт за собой человеческие жертвы, а тем, что он, как и вся либеральная оппозиция, боялся в этой войне победы. Победа могла бы упрочить положение царского правительства и исключить в обозримом будущем реализацию мечты как думских либералов о формировании своего правительства, так и радикалов о революции.

Ну, а в усадьбе отсутствия Егора никто и не заметил. И никто из семьи Сенявиных не мог тогда знать, что именно в этот день между ними и Егором образуется настоящая пропасть, перепрыгнуть через которую будет уже не возможно.

А Петр Иванович, ничего этого ещё не понимавший и, оставшийся в кабинете с Михаэлем вдвоём, снова завел душевный разговор.

– Когда ты узнал об объявлении войны? – спросил он, не скрывая печали.