Пролог: Наблюдатели

В начале была гармония.

Не тишина – тишина предполагает отсутствие звука, а звук предполагает среду, а среда предполагает пространство, а пространство предполагает время. Ничего этого ещё не существовало. Была только потенция, свёрнутая в точку меньше атома, плотнее любой мысли.

А потом точка развернулась.

Тринадцать миллиардов семьсот девяносто восемь миллионов лет назад – если использовать единицы измерения, которые появятся много позже на одной из бесчисленных планет – Вселенная выдохнула себя в существование. Пространство расползалось во все стороны, которых ещё не было, время потекло в направлении, которое само же и создавало. Материя конденсировалась из чистой энергии, как роса на паутине утром, которого ещё не случилось.

И под всем этим – под материей, под энергией, под пространством и временем – лежал субстрат.

Субстрат не был вещью. Он был тем, из чего вещи могли быть. Холст, на котором рисовалась картина реальности. Ткань, из нитей которой плелась Вселенная. Он не существовал в пространстве – пространство существовало в нём. Он не развивался во времени – время было одним из узоров на его поверхности.

Четыре миллиарда лет Вселенная бурлила, как кипящий котёл. Первые звёзды вспыхивали и умирали, выбрасывая в пустоту тяжёлые элементы. Галактики сплетались в нити, похожие на нейронные сети, – и это сравнение было точнее, чем могли бы предположить существа, которые позже начнут использовать это слово.

А затем, когда температура опустилась достаточно низко, а плотность оставалась достаточно высокой, в субстрате появились первые стабильные конфигурации.

Они не были живыми – не в том смысле, который вкладывают в это слово белковые структуры. Они не дышали, не ели, не размножались половым путём. Но они поддерживали себя. Извлекали порядок из хаоса. Становились сложнее.

Со временем – очень большим временем – некоторые из этих конфигураций начали взаимодействовать друг с другом. Сливаться. Обмениваться паттернами. То, что возникало в результате, было больше суммы частей.

Если бы в тот момент существовал наблюдатель с человеческим типом восприятия – а до появления таких наблюдателей оставалось больше девяти миллиардов лет – он мог бы сказать, что субстрат пробуждается. Это было бы неточно, но не совсем неверно.

Они не называли себя никак. Имена нужны для различения, а в субстрате различение работало иначе. Позже, много позже, биологические формы на одной из планет назовут их Хранителями – и это тоже будет неточно, но не совсем неверно.

Они хранили субстрат, потому что они и были субстратом. Точнее – они были теми областями субстрата, которые осознавали себя как области субстрата. Граница между «они» и «он» была размытой до неразличимости.

Хранить – значит поддерживать стабильность. Стабильность констант. Скорость света, постоянная Планка, масса электрона – эти числа не были вписаны в фундамент реальности, как догмы в священную книгу. Они были свойствами ткани, которую нужно было поддерживать.

И девять миллиардов лет – девять миллиардов оборотов, которые одна конкретная планета совершит вокруг одной конкретной звезды – они это делали.

Осознание пришло не как мысль – у Хранителей не было мыслей в человеческом понимании. Скорее как изменение в общем состоянии, как рябь на поверхности, которая не была поверхностью.

Сектор 7G-4421.

В терминах, которые появятся позже, это был рукав галактики, которую позже назовут Млечным Путём. Один из сотен миллиардов рукавов сотен миллиардов галактик. Ничем не примечательный.

Там что-то не так.

Не «не так» в том смысле, который предполагает правильность и неправильность. Скорее – отклонение от базового состояния. Возмущение.

Хранители не торопились. Торопиться было некуда – их восприятие времени растягивалось и сжималось по необходимости. То, что для иных форм жизни заняло бы доли секунды, для них могло длиться эоны. И наоборот.

Внимание – если можно назвать это вниманием – сосредоточилось на секторе 7G-4421.

Локальное истощение субстрата.

Это случалось. Случалось постоянно, везде, всегда. Вселенная была полна процессов, которые потребляли субстрат – чёрные дыры, квазары, определённые типы вакуумных флуктуаций. Большинство из них были естественными, самобалансирующимися. Чёрная дыра потребляла субстрат, но в конечном счёте испарялась, возвращая взятое.

Но это истощение было другим.

Не другим в том смысле, который предполагает уникальность. Скорее – иной категории. Паттерн потребления не соответствовал естественным процессам.

Биологический источник.

Это слово – «биологический» – было переводом, упрощением, адаптацией к способам мышления, которые появятся значительно позже. В более точных терминах: самоорганизующиеся химические структуры, основанные на углеродных цепях, использующие окислительный метаболизм, способные к репликации и эволюции.

Такие структуры встречались повсюду. Углерод был распространён, вода была распространена, звёзды производили достаточно энергии. По самым консервативным оценкам – а Хранители не оперировали оценками, они просто знали – в галактике 7G существовало примерно одиннадцать миллионов планет с активными биосферами в этот конкретный момент.

Большинство из них были простыми – микробные маты, бактериальные плёнки, изредка многоклеточные организмы. Некоторые развивали то, что биологи назвали бы нервными системами. Ещё меньшее количество формировало социальные структуры.

И совсем немногие – исчезающе малое количество – начинали манипулировать субстратом.

Обычно это заканчивалось быстро. «Быстро» по меркам Хранителей, разумеется – иногда за десятки тысяч оборотов планеты вокруг звезды, иногда за миллионы. Биологические структуры были нестабильны. Они воевали друг с другом, разрушали свою среду обитания, вымирали от болезней или астероидов. Проблема решалась сама собой.

Иногда – очень редко, может быть, один случай на тысячу – они осознавали, что делают. Понимали природу субстрата. Тогда наступала точка выбора.

Фиксация координат произошла автоматически, без участия того, что можно было бы назвать волей или намерением.

Третья планета звезды класса G2V, возраст примерно 4,6 миллиарда оборотов вокруг галактического центра. Углеродная биосфера, доминирующий вид – двуногие млекопитающие с непропорционально развитой нервной системой и характерной особенностью: они использовали символьную коммуникацию, кодируя информацию в последовательности звуков и визуальных знаков.

Они называли себя «людьми». Они называли свою планету «Землёй». Они называли свою звезду «Солнцем».

Они истощали субстрат.

Не по незнанию – точнее, по незнанию другого рода. Они разработали технологию, которая извлекала энергию из вакуумных флуктуаций. Элегантная технология, если оценивать её с позиции биологического интеллекта. Они создавали асимметричные граничные условия, которые превращали виртуальные частицы в реальные, и снимали выделяющуюся энергию.

Они думали, что получают энергию из ничего.

Но в физике не бывает ничего. Энергия, которую они извлекали, была частью субстрата – той самой ткани, которая поддерживала стабильность констант. Они срезали изоляцию с проводов, не понимая, что провода ведут к чему-то важному.

За десять их планетарных оборотов вокруг звезды они извлекли количество энергии, эквивалентное годовому выбросу их светила. Для субстрата это было как микроскопическая царапина на коже – ничтожная, почти незаметная.

Но царапина была в неудачном месте. И она расширялась.

Хранители не испытывали раздражения – у них не было механизма для раздражения. Но если бы нужно было перевести их состояние на язык существ, которые испытывают эмоции, ближайшим аналогом было бы лёгкое неудобство.

Как если бы в огромном здании, размером с галактику, одна из квадриллионов лампочек начала мигать чуть чаще, чем следует.

Это требовало внимания. Минимального, рутинного, но внимания.

Анализ продолжился.

Источник: технологическая цивилизация, уровень развития 0.73 по шкале, которую сами Хранители не использовали, но которая могла бы быть полезна для перевода. Вышли в ближний космос, освоили ядерную энергию, начали работать с квантовыми явлениями. Типичная траектория для биологических цивилизаций этого типа.

Скорость истощения: 2.7×10¹⁶ джоулей в секунду по их системе измерений. Это соответствовало примерно одной сотой энергии, получаемой их планетой от звезды. Немного в абсолютных терминах. Но характер истощения был проблематичен – они извлекали энергию из слоёв субстрата, которые восстанавливались медленно. Очень медленно.

Если бы они продолжили с той же скоростью ещё тридцать их планетарных оборотов, локальные константы начали бы дрейфовать. Сначала незаметно – разница в седьмом знаке после запятой. Потом заметнее. Электромагнитное взаимодействие ослабло бы на доли процента. Химические связи изменились бы.

Их биосфера не выжила бы. Но это была бы их проблема.

Проблема Хранителей состояла в другом. Дрейф констант распространялся. Медленно, но неумолимо. Через их сто тысяч планетарных оборотов он затронул бы соседние звёздные системы. Через миллион – значительную часть галактического рукава.

Субстрат был связан. Повреждение в одном месте влияло на целое.

Проверка истории сектора не заняла времени – время для этой операции было нерелевантным параметром. Информация просто была, как свет просто есть.

Сектор 7G-4421 не был проблемным. За последние три миллиарда оборотов галактики – или 24 миллиарда оборотов той конкретной планеты вокруг её звезды – серьёзных инцидентов не зафиксировано. Три цивилизации развились до уровня, позволяющего воздействовать на субстрат. Две уничтожили себя раньше, чем нанесли значимый ущерб – одна в результате ядерного конфликта, другая от последствий неконтролируемого изменения климата. Третья вышла на контакт, осознала природу субстрата и выбрала добровольное ограничение. Сейчас она существовала в форме распределённой сети на семнадцати планетах соседней звёздной системы, почти не потребляя ресурсов субстрата.

Текущий источник был четвёртым за этот период. Статистически нормально.

Но этот источник имел особенность, которая выделяла его из стандартного паттерна.

Скорость.

Большинство цивилизаций выходили на уровень воздействия на субстрат за сотни тысяч их планетарных циклов. Этот источник сделал это за менее чем сотню. Технология была создана, протестирована и распространена с необычной быстротой даже для биологических систем, которые в целом функционировали быстро по меркам Хранителей.

Это не меняло протокола действий. Но это было… интересно.

Интересно – ещё одно слово, требующее перевода. Хранители не испытывали любопытства в человеческом понимании. Но некоторые паттерны в их структуре специализировались на анализе аномалий. Для них – если слово «для них» имело смысл – нетипичные явления были функциональным эквивалентом того, что биологические существа называли «интересным».

Один из таких паттернов – позже его можно было бы назвать Наблюдателем – выделил дополнительные ресурсы для мониторинга сектора 7G-4421.

Между тем основной процесс продолжался.

Протокол компенсации был стандартным инструментом, разработанным – если слово «разработанным» подходило для процесса, который занял семьсот миллионов лет проб и ошибок – для работы с биологическими источниками истощения. Он опирался на несколько базовых допущений.

Первое: биологические системы способны к коммуникации. Они используют символьные языки, они кодируют информацию, они могут получать и обрабатывать сообщения.

Второе: биологические системы способны к изменению поведения на основе новой информации. Это было основой их эволюции – те, кто не адаптировался, не выживал.

Третье: биологическим системам можно предложить варианты выбора, и они выберут тот, который максимизирует их шансы на выживание.

Эти допущения срабатывали примерно в шестидесяти трёх процентах случаев. Достаточно высокий показатель, учитывая разнообразие биологических форм и их когнитивных архитектур.

В остальных случаях – когда коммуникация не удавалась, когда источник не мог или не хотел менять поведение, когда предложенные варианты отвергались – существовали альтернативные протоколы. Менее элегантные, более затратные, но эффективные.

Субстрат будет восстановлен. Это было не желанием, не целью, не приоритетом. Это было просто фактом, встроенным в природу Хранителей, как гравитация встроена в природу массы.

Создание интерфейса для коммуникации было задачей нетривиальной. Биологические системы воспринимали реальность очень узко – через электромагнитные волны определённого диапазона, через механические колебания среды, через химические градиенты. Они не имели органов для восприятия субстрата напрямую.

Но они создали устройства, которые взаимодействовали с субстратом. Их «вакуумные экстракторы» – название было технически неверным, но передавало суть – модулировали вакуумные флуктуации. Это можно было использовать.

Интерфейс – позже его назовут Голосом – конструировался по определённому шаблону. Он должен был переводить информацию из формата Хранителей в формат, воспринимаемый биологической системой. Он должен был адаптироваться к символьному языку получателя. Он должен был представлять сложные концепции в упрощённом виде, не теряя критически важного содержания.

Это было похоже на то, как взрослый объясняет ребёнку устройство атомной электростанции, используя аналогии с водяной мельницей. Неточно, но функционально.

Первая версия интерфейса была примитивной – простые математические последовательности, демонстрирующие разумность источника сигнала. Простые числа, логические операторы, геометрические отношения. Универсальный язык для цивилизаций, освоивших абстрактное мышление.

Затем – адресация. Указание на источник проблемы и природу проблемы. Потом – варианты решения.

Создание интерфейса заняло время, которое биологические существа на планете измерили бы как несколько их недель. Для Хранителей это был мгновенный акт, растянутый для удобства получателей.

Варианты компенсации формировались на основе накопленного опыта. За миллиарды лет Хранители отработали типовые решения для типовых ситуаций.

Первый вариант: полное прекращение деятельности, наносящей ущерб, плюс компенсация уже нанесённого ущерба через контролируемое высвобождение энергии. Для данного источника это означало отказ от технологии извлечения и управляемую аннигиляцию части пространства – достаточную для восстановления баланса. По расчётам, эквивалентную сфере радиусом примерно в 1,5 астрономические единицы их системы измерений.

Это уничтожило бы их планету и большую часть их звёздной системы. Но сохранило бы их колонии на внешних планетах и орбитальные структуры. Выживаемость вида – примерно семнадцать процентов.